В Питере, стояли морозы.
Как-то днем, ковыряясь под капотом машины, я случайно заметил на снегу нечто, что пропустить не смог. В метре от глухой стены двора-колодца, рядом с которой я паркую свою машину на плотно слежавшемся, чистом снегу чернела проталина: Приглядевшись, я увидел четкие следы нешироких шагов, очевидно женских сапожек, ведущие к этому месту. Проталина представляла собой аккуратный, ровный, как бы вырезанный в снегу под углом в тридцать градусов к вертикали столбик, в основании которого чернел асфальт. Края столбика были окрашены желтым. По обеим сторонам этой "проталины" отчетливо отпечатались уверенно развернутые пятками к стене следы широко расставленных и разведенных чуть в стороны женских (теперь уже не оставалось сомнений) ног. Сразу за лункой, ближе к стене, на снегу в беспорядке были разбросаны широкие светло- желтые пятна- капли. Снег под ними слегка протаял. Я отчетливо представил себе, как этой ночью здесь присела женщина, как она мочилась неудержимо мощной, горячей, парящей на морозе струей облегчения, как автогеном взрезая плотный чистый снег. Она писала долго: вся моча, очевидно, не могла удержаться в едином потоке. Горячие капли неудержимо стекали по вульве на ляжки и попу, образуя нестройные желтоватые капли, которые в таком изобилии я увидел за "проталиной" её облегчения. Женщина мочилась. Промежность женщины журчала, шипела, свистела:, короче, по-женски пела. Поссав, женщина несколько раз энергично присела, привычно стряхнув капли с промокших губ и волос (никаких использованных бумажек, коими дамы промокают, пописав, промежность вокруг не было).
Кто была эта женщина? Молоденькая мокрощелка, отбившаяся от шумной пьяной компании и, повинуясь настойчивому естественному позыву, наивно заголившая манерно выбритую письку около капота моего автомобиля? Или может сорокалетняя женщина, возвращавшаяся из гостей с солидным попутчиком и не рассчитавшая выносливости своего мочевого пузыря? Блондинка или брюнетка? Какую ПИЗДУ увидел слепой и равнодушный снег? Этого мне знать не дано...
Да и какая, в конце концов, разница?
Показаны сообщения с ярлыком смотреть подсмотренный секс на пляже. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком смотреть подсмотренный секс на пляже. Показать все сообщения
четверг, 1 января 2009 г.
Мою подругу трахнули на даче
Эта история произошла со мной 8 марта. Меня зовут Александр, мне 24 года, высокий стройный, симпатичный парень. Год назад познакомился с очень красивой девушкой Катей, студенткой 5ого курса одного из местных вузов. Наши отношения очень быстро развивались, у меня не было никаких сомнений, что мы оба любим друг друга. Собственная квартира где-то уже через пару недель помогла перейти к сексу. Кстати, надо заметить, что мне не пришлось её уламывать, отдалась она при первой попытке. Секс у нас был только классический, но мне хватало. В общем, все это время всё было замечательно.
В начале месяца Катя сказала, что хочет отметить 8 марта в кругу своих университетских друзей, и что один из одногрупников пригласил их на свою дачу. Я был не против, и решил поехать с ними.
Собираясь на вечер, Катя надела короткую розовую юбку. Я бы даже сказал слишком короткую. На моё замечание она ответила: “Ну, чего ты, ревнуешь что-ли? Ты же у меня единственный!”, подмигнув, сказала Катя. Я немного успокоился, и разрешил её ехать в этой юбке. Мы вышли к машине, сели и поехали.
Приехав на дачу, нарисовалась общая компания всех её друзей, 2 девушки: Оля и Юля и 2 парня: Вова и Леша – хозяин самой дачи. Все были парами, и я решил, что ревновать Катю тут не к кому.
Алкоголя на вечер было более чем достаточно, несколько бутылок вина и запечатанный ящик водки. А вот еды было меньше, в основном легкие салатики. С каждой выпитой бутылкой вина обстановка все более и более раскрепощалась, а танцы становились всё более зажигательными. Когда закончилась очередная песня, все единогласно решили выйти покурить. Пока мы стояли у входа и курили, к нам подошли два каких-то парня, стали знакомиться. Леша сказал, что это соседи по даче и всех представил. И спросил, не против ли мы, чтобы они присоединились к вечеринке. Никто не возразил, Дима и Олег присоединились. Следующий тост выпивали уже вместе с ними.
После второй бутылки водки я решил, что мне достаточно, т.к. был достаточно сильно пьян, но соображал еще хорошо. В общем, я всегда хорошо улавливал ту самую грань, когда уже «хватит». Остальные, как я понял, решили напиться до потери сознания. Моя Катя была уже пьяна. Это было видно как по её глазам, так и по поведению. Слишком открыто она лезла ко мне целоваться, и я видел, что остальные с интересом за этим наблюдают, причем как парни, так и девушки.
Отойдя в туалет и вернувшись, я увидел, как 2 пары целуются на диване. Катя смотрела на них, и было видно, что она уже очень сильно пьяна. Я устал и решил пойти лечь, позвав Катю с собой. Та пьяно кивнула головой, покачиваясь, встала из-за стола и пошла со мной. Хозяин показал нам свободную комнату с двухместной кроватью. Мы вполне уместились. Не стали раздеваться и легли прямо в одежде. После пяти минут поцелуев я сказал, что невообразимо устал и хочу спать. Катя сказала: “Ну, как хочешь”, и тоже улеглась. Очень быстро я отрубился.
Проснулся от хлопанья входной дверью. Кати рядом не было. Я подумал, что она вышла в туалет, и решил подождать. Прождав минут 15, я решил поискать её сам. Выйдя в коридор, я увидел свет в одной из дальних дверей и услышал голоса. Аккуратно подойдя к двери, я увидел, что Катя сидела на диване, а напротив сидел новый знакомый - сосед Олег. Катя пьяно улыбалась, на её щеках были румяны. Я уже было хотел войти и забрать её, но что-то меня остановило, и я решил посмотреть, что же будет дальше. Честно сказать, её пьяный вид меня очень возбуждал. И Олега, похоже, тоже. Катя сидела в своей короткой розовой юбке, прикрывая себя руками. Я постоянно оглядывался, не наблюдает ли за мной кто-нибудь. Тут Олег стал делать ей комплименты:
– Ты очень возбуждающая, Катя.
– Правда?
– Да, особенно в этой короткой юбочке, выглядишь просто потрясно!
– А без юбочки, может, будет еще лучше?
Тут она растянула свои черные волосы в стороны, слегка отодвинула одну ногу, от чего юбочка задралась вверх, открыв вид на её трусики. Мало того, что я не мог поверить в такое поведение, но еще я никогда не видел её трусы такими мокрыми. Под ними текло просто ручьём! От происходящего у меня закружилась голова. Мой член был напряжен до предела. Было видно, что Катя не собиралась останавливаться. С глупой улыбкой она раскрыла грудь, демонстрируя себя во всей красе. Тут я не смог сдержаться, засунул руку в штаны и стал дрочить, продолжая наблюдать за происходящим. Олег тоже не стал долго ждать и стал расстегивать свои шорты. Моя Катя ухмыльнулась своим любимым “Мммммм”, приподнялась с дивана, встала на четвереньки и с глупым похотливым лицом показала Олегу свою аппетитную задницу. Потом, закрыв глаза и что-то промычав, Катя отодвинула узкую полоску трусиков, и Олег увидел всё её сокровище, которое было скрыто под ними. Если девушка показывает вам своё влагалище – это определенно означает, что она хочет, чтобы вы её туда трахнули. Я был в шоке. Всё происходящее меня завело до предела. Мне хотелось одновременно войти и дать этому Олегу по морде, но, и в то же время, ужасно захотелось понаблюдать, что будет делать дальше моя невинная Катенька. Мне казалось, что это сон, что сейчас Катя поймет, что делает и уйдёт. Но какой там… Катя встала с дивана, подошла к Олегу, который сидел уже в одних шортах. Встав на колени, она вытащила член и взяла его в руки. Поводив несколько раз рукой, отодвинула плоть, оголив головку и взяла её в рот. Медленно посасывая, иногда пытаясь заглотить член как можно глубже в рот, на моих глазах стала превращаться из невинной девочки в развратную шлюху. Где-то через пару минут Олег видимо не выдержал таких ласк Кати, резко встал, развернул её к себе задом и ввел член в уже давно смазанное влагалище. Катя, покорно раздвинув ноги, стояла на коленках, оперевшись руками на кресло. Тут я вспомнил, как когда-то сам, почти похожим образом, год назад развел её на секс и начал понимать, почему всё было так легко и просто… Катя стала подмахивать задом в сторону Олега. Периодически она засовывала большой палец себе в рот, тихо постанывая от наслаждения. Я невольно начал представлять второй член, вместо её пальца, т.к. сосала она его будто это и был член. Стоны становились всё громче, я стал бояться, что кто-нибудь услышит и придёт на шум. Катя, окончательно войдя в раж, стала подстегивать Олега:
– Давай, сильнее, ну же, трахни меня! Ты ведь уже понял, что я блядь, выеби меня!
Я был в глубоком шоке от происходящего. Что там, я даже не помнил, когда я последний раз от неё матерное слово то слышал… Что уж говорить обо всем остальном!
Олег трахал её несколько минут, после чего по судорожным движениям Кати и громкому стону я понял, что она кончает. Олег тоже застыл внутри, видимо кончая в Таню. Последний стон видимо на этот раз был уже слишком громким, т.к. я услышал какой-то шорох позади, потом шаги у одной из других дверей. Я быстро нырнул в темный угол раздевалки. Из соседней комнаты вышел хозяин дачи - Леша и подошел к двери комнаты, где были Олег и моя Катя. Абсолютно не удивившись происходящему, он сказал Олегу:
– О, ты уже трахнул нашу шлюшку? Как она тебе? Я же говорил клевая!
Я услышал, что Катя что-то простонала, но не разобрал что именно. Зайдя в их комнату, он закрыл за собой дверь. От фразы “нашу шлюшку” я чуть не кончил. Выждав несколько секунд, я опять подошел к двери. На этот раз дверь была закрыта очень плотно, и пришлось смотреть в замочную скважину. Я увидел, что Леша уже был в одних трусах. Олег, сел впереди Кати, которая с пьяной улыбкой заглотила его член, принимаясь слизывать его сперму и остатки своих соков, по-прежнему стоя на четвереньках. Леша тем временем спустил трусы и пристроился сзади Кати. А она его уже ждала… Леша медленно вошел и постепенно набирая темп, стал трахать. Член Олега снова стал оживляться под умелым языком моей девочки. Леша, ускоряя темп, спросил:
– Сегодня можно кончать внутрь?
– Да-а-а, еби-и-те ме-е-ня мальчи-и-ки! Я вся-я-я ва-а-а-ш-а-а!
Тут Леша не выдержал и, закричав, стал вливать своё семя внутрь Кати. Катя забилась в оргазме, выпала из рук Леши и упала рядом с креслом Олега. Этот вид я никогда не забуду, пьяная блядская улыбка Кати со спермой вокруг губ, на подбородке, мокрые и растянутые губы влагалища, из которого вытекала сперма. Я не успел расстегнуть штаны и кончил прямо в них, причем так бурно, что влага стала заметна поверх ткани.
Слегка придя в себя, она подползла к Леше и стала облизывать его член.
– А ты мне нравишься Олег, сказала Катя, хочешь, я дам тебе свой телефон? Можешь звонить мне в любое время, когда тебе захочется меня трахнуть.
– Хорошо, не вопрос!
– А, кстати, Саша, он же вроде твой парень, нет?
– Парень парнем, но я не могу все время с одним, я же шлюха, понимаешь?
– Понимаю, – усмехнулся Олег, – отличная шлюха!
Катя улыбнулась. На её лице всё еще блестела засохшая сперма. Все стали одеваться. Я медленно и тихо вернулся в нашу комнату, лег на кровать и сделал вид, что сплю. Минут через пять я услышал, как распахнулась дверь. В комнату вошла Катя и легла на диван рядом. Притворившись, что она меня разбудила, я открыл глаза и увидел сияющую пьяную улыбку Кати.
– Ой, я тебя, наверное, разбудила?
– Да, похоже. А ты где была?
– В туалет ходила.
– А. Ясно. – Теперь я уже не видел в ней того невинного создания, которым она мне казалась…
В начале месяца Катя сказала, что хочет отметить 8 марта в кругу своих университетских друзей, и что один из одногрупников пригласил их на свою дачу. Я был не против, и решил поехать с ними.
Собираясь на вечер, Катя надела короткую розовую юбку. Я бы даже сказал слишком короткую. На моё замечание она ответила: “Ну, чего ты, ревнуешь что-ли? Ты же у меня единственный!”, подмигнув, сказала Катя. Я немного успокоился, и разрешил её ехать в этой юбке. Мы вышли к машине, сели и поехали.
Приехав на дачу, нарисовалась общая компания всех её друзей, 2 девушки: Оля и Юля и 2 парня: Вова и Леша – хозяин самой дачи. Все были парами, и я решил, что ревновать Катю тут не к кому.
Алкоголя на вечер было более чем достаточно, несколько бутылок вина и запечатанный ящик водки. А вот еды было меньше, в основном легкие салатики. С каждой выпитой бутылкой вина обстановка все более и более раскрепощалась, а танцы становились всё более зажигательными. Когда закончилась очередная песня, все единогласно решили выйти покурить. Пока мы стояли у входа и курили, к нам подошли два каких-то парня, стали знакомиться. Леша сказал, что это соседи по даче и всех представил. И спросил, не против ли мы, чтобы они присоединились к вечеринке. Никто не возразил, Дима и Олег присоединились. Следующий тост выпивали уже вместе с ними.
После второй бутылки водки я решил, что мне достаточно, т.к. был достаточно сильно пьян, но соображал еще хорошо. В общем, я всегда хорошо улавливал ту самую грань, когда уже «хватит». Остальные, как я понял, решили напиться до потери сознания. Моя Катя была уже пьяна. Это было видно как по её глазам, так и по поведению. Слишком открыто она лезла ко мне целоваться, и я видел, что остальные с интересом за этим наблюдают, причем как парни, так и девушки.
Отойдя в туалет и вернувшись, я увидел, как 2 пары целуются на диване. Катя смотрела на них, и было видно, что она уже очень сильно пьяна. Я устал и решил пойти лечь, позвав Катю с собой. Та пьяно кивнула головой, покачиваясь, встала из-за стола и пошла со мной. Хозяин показал нам свободную комнату с двухместной кроватью. Мы вполне уместились. Не стали раздеваться и легли прямо в одежде. После пяти минут поцелуев я сказал, что невообразимо устал и хочу спать. Катя сказала: “Ну, как хочешь”, и тоже улеглась. Очень быстро я отрубился.
Проснулся от хлопанья входной дверью. Кати рядом не было. Я подумал, что она вышла в туалет, и решил подождать. Прождав минут 15, я решил поискать её сам. Выйдя в коридор, я увидел свет в одной из дальних дверей и услышал голоса. Аккуратно подойдя к двери, я увидел, что Катя сидела на диване, а напротив сидел новый знакомый - сосед Олег. Катя пьяно улыбалась, на её щеках были румяны. Я уже было хотел войти и забрать её, но что-то меня остановило, и я решил посмотреть, что же будет дальше. Честно сказать, её пьяный вид меня очень возбуждал. И Олега, похоже, тоже. Катя сидела в своей короткой розовой юбке, прикрывая себя руками. Я постоянно оглядывался, не наблюдает ли за мной кто-нибудь. Тут Олег стал делать ей комплименты:
– Ты очень возбуждающая, Катя.
– Правда?
– Да, особенно в этой короткой юбочке, выглядишь просто потрясно!
– А без юбочки, может, будет еще лучше?
Тут она растянула свои черные волосы в стороны, слегка отодвинула одну ногу, от чего юбочка задралась вверх, открыв вид на её трусики. Мало того, что я не мог поверить в такое поведение, но еще я никогда не видел её трусы такими мокрыми. Под ними текло просто ручьём! От происходящего у меня закружилась голова. Мой член был напряжен до предела. Было видно, что Катя не собиралась останавливаться. С глупой улыбкой она раскрыла грудь, демонстрируя себя во всей красе. Тут я не смог сдержаться, засунул руку в штаны и стал дрочить, продолжая наблюдать за происходящим. Олег тоже не стал долго ждать и стал расстегивать свои шорты. Моя Катя ухмыльнулась своим любимым “Мммммм”, приподнялась с дивана, встала на четвереньки и с глупым похотливым лицом показала Олегу свою аппетитную задницу. Потом, закрыв глаза и что-то промычав, Катя отодвинула узкую полоску трусиков, и Олег увидел всё её сокровище, которое было скрыто под ними. Если девушка показывает вам своё влагалище – это определенно означает, что она хочет, чтобы вы её туда трахнули. Я был в шоке. Всё происходящее меня завело до предела. Мне хотелось одновременно войти и дать этому Олегу по морде, но, и в то же время, ужасно захотелось понаблюдать, что будет делать дальше моя невинная Катенька. Мне казалось, что это сон, что сейчас Катя поймет, что делает и уйдёт. Но какой там… Катя встала с дивана, подошла к Олегу, который сидел уже в одних шортах. Встав на колени, она вытащила член и взяла его в руки. Поводив несколько раз рукой, отодвинула плоть, оголив головку и взяла её в рот. Медленно посасывая, иногда пытаясь заглотить член как можно глубже в рот, на моих глазах стала превращаться из невинной девочки в развратную шлюху. Где-то через пару минут Олег видимо не выдержал таких ласк Кати, резко встал, развернул её к себе задом и ввел член в уже давно смазанное влагалище. Катя, покорно раздвинув ноги, стояла на коленках, оперевшись руками на кресло. Тут я вспомнил, как когда-то сам, почти похожим образом, год назад развел её на секс и начал понимать, почему всё было так легко и просто… Катя стала подмахивать задом в сторону Олега. Периодически она засовывала большой палец себе в рот, тихо постанывая от наслаждения. Я невольно начал представлять второй член, вместо её пальца, т.к. сосала она его будто это и был член. Стоны становились всё громче, я стал бояться, что кто-нибудь услышит и придёт на шум. Катя, окончательно войдя в раж, стала подстегивать Олега:
– Давай, сильнее, ну же, трахни меня! Ты ведь уже понял, что я блядь, выеби меня!
Я был в глубоком шоке от происходящего. Что там, я даже не помнил, когда я последний раз от неё матерное слово то слышал… Что уж говорить обо всем остальном!
Олег трахал её несколько минут, после чего по судорожным движениям Кати и громкому стону я понял, что она кончает. Олег тоже застыл внутри, видимо кончая в Таню. Последний стон видимо на этот раз был уже слишком громким, т.к. я услышал какой-то шорох позади, потом шаги у одной из других дверей. Я быстро нырнул в темный угол раздевалки. Из соседней комнаты вышел хозяин дачи - Леша и подошел к двери комнаты, где были Олег и моя Катя. Абсолютно не удивившись происходящему, он сказал Олегу:
– О, ты уже трахнул нашу шлюшку? Как она тебе? Я же говорил клевая!
Я услышал, что Катя что-то простонала, но не разобрал что именно. Зайдя в их комнату, он закрыл за собой дверь. От фразы “нашу шлюшку” я чуть не кончил. Выждав несколько секунд, я опять подошел к двери. На этот раз дверь была закрыта очень плотно, и пришлось смотреть в замочную скважину. Я увидел, что Леша уже был в одних трусах. Олег, сел впереди Кати, которая с пьяной улыбкой заглотила его член, принимаясь слизывать его сперму и остатки своих соков, по-прежнему стоя на четвереньках. Леша тем временем спустил трусы и пристроился сзади Кати. А она его уже ждала… Леша медленно вошел и постепенно набирая темп, стал трахать. Член Олега снова стал оживляться под умелым языком моей девочки. Леша, ускоряя темп, спросил:
– Сегодня можно кончать внутрь?
– Да-а-а, еби-и-те ме-е-ня мальчи-и-ки! Я вся-я-я ва-а-а-ш-а-а!
Тут Леша не выдержал и, закричав, стал вливать своё семя внутрь Кати. Катя забилась в оргазме, выпала из рук Леши и упала рядом с креслом Олега. Этот вид я никогда не забуду, пьяная блядская улыбка Кати со спермой вокруг губ, на подбородке, мокрые и растянутые губы влагалища, из которого вытекала сперма. Я не успел расстегнуть штаны и кончил прямо в них, причем так бурно, что влага стала заметна поверх ткани.
Слегка придя в себя, она подползла к Леше и стала облизывать его член.
– А ты мне нравишься Олег, сказала Катя, хочешь, я дам тебе свой телефон? Можешь звонить мне в любое время, когда тебе захочется меня трахнуть.
– Хорошо, не вопрос!
– А, кстати, Саша, он же вроде твой парень, нет?
– Парень парнем, но я не могу все время с одним, я же шлюха, понимаешь?
– Понимаю, – усмехнулся Олег, – отличная шлюха!
Катя улыбнулась. На её лице всё еще блестела засохшая сперма. Все стали одеваться. Я медленно и тихо вернулся в нашу комнату, лег на кровать и сделал вид, что сплю. Минут через пять я услышал, как распахнулась дверь. В комнату вошла Катя и легла на диван рядом. Притворившись, что она меня разбудила, я открыл глаза и увидел сияющую пьяную улыбку Кати.
– Ой, я тебя, наверное, разбудила?
– Да, похоже. А ты где была?
– В туалет ходила.
– А. Ясно. – Теперь я уже не видел в ней того невинного создания, которым она мне казалась…
Эльвира Степановна
С раннего детсва, лет эдак с семи - восьми я начал интересоваться женским полом, да нет даже раньше, но раньше этому как-то не придавалось значения. Иногда я видел как переодевалась мать, сестра, но особого любопытства я не испытывал, так кое-какой интерес. А вот со второго третьего класса всеми правдами и неправдами я пытался удовлетворить свое детское (а детское-ли?) любопытство, но нигде, я повторяю нигде, увидеть голых тетек до одного момента о котором ниже, мне не удавалось. Правда попадались засаленные и протертые до дыр фотографии совокупляющихся тел, но это все было не то. У меня был сосед с которым мы закрывались в туалете, показывали друг другу письки, обсуждали подсмотренные обоими моменты переодевания мам, сестер и прочих родствениц, через какое-то время, а он был старше меня, он начал заниматься онанизмом, дергать себя за письку, пока оттуда не потечет белая жидкость, которую все называли малофья, я тоже старался не отставать от него тоже дрочил, но у меня ничего не получалось кроме щекотки и стертой кожи. На какое-то время я оставил это занятие пока мне не исполнилось двенадцать лет. Наш класс собирался в поход на один день по местам боевой славы, мы набрали еды, лимонада и отправились в лес. На месте где мы расположились у небольшого памятника, была большая поляна, за поляной редкий сосновый лес, а с другой стороны большой сарай, и дальше за садом какой-то хутор.
Прошло какое-то время, мы веселились, отдыхали, никаких мыслей мне и в голову не приходило, но наступил момент, мне захотелось в туалет по большому, посрать то-есть, и я что-бы не привлекать внимание потихоньку удалился к деревянному строению на отшибе полянки. Дверь в сарай была не закрыта, внутри было довольно просторно, с одной стороны валялся разный хлам, а почти посередине стояла телега с невысокими бортами. Расстояние между телегой и задней стенкой сарая было около метра, туда я и направился так-что, если кто и зашел за телегой меня не увидел-бы. Я снял штаны и присел под телегу, раскосые борта немного прикрывали мою голову. Итак я сидел, наблюдая сквозь огромные щели сарая за происходящим на улице, щели были настолько большие, что я мог видеть полет бабочки на протяжении минуты. Но вдруг я услышал приближающиеся голоса, да точно, это были девчонки, и вскоре я увидел голубую летнюю курточку Ольги, ее бантики вплетенные в косу. Она с кем-то разговаривала, а сама тем временем, как-то пригнувшись и озираясь по сторонам, направилась как раз к той стенке сарая за которой находился я. В мгновение ока я сообразил, что я сейчас увижу! Я припал к огромной щели, напротив которой стояла Ольга, спортивные штанишки скользнули вниз, и снизу я увидел голенькие тонкие ножки, в белых в горошек трусиках, все происходило доли секунды, трусики скользнули вслед за штанами, я правда, ничего не успел заметить, настолько быстро это было, когда она уже сидела белой попой ко мне, из которой в траву тугой струей лилась желтая жидкость, хуй мой просто готов был лопнуть, я опустился как можно ниже стараясь рассмотреть источник этой струйки, но увидел только дырочку жопы.
Сеанс подходил к концу, по мере ослабевания струи, жопа поднималась и... о боже, показались две складки, на которых росли реденькие, длинные волосики, у меня перехватило дыхание, кто-бы мог подумать, что у этой худенькой девчонки, у которой то и сисек нет - такая пизда. Еще доля секунды и салатовые штанишки, вместе с трусами на месте. Появилась Ленка, крупная рослая девка, сиськи ее иногда обсуждали парни из нашего класса, она подошла расправила травку, очевидно, чтоб не щекотала снизу и резко присела ко мне лицом, успев кок-то хитро спустить трусы и поднять юбку, что я ничего не заметил. Ее трусы со спущенными колготками надежно скрывали то место откуда брызгал небольшой фонтанчик, поливая травку, я уже почти лежал на полу сарая стараясь заглянуть ниже, но ничего не получалось. Девчонки ушли, я остался наедине с собой со стоячей писькой, почему-то меня колотила мелкая дрожь, хотелось продолжения, я уже и забыл зачем сюда пришел, так и сидел со спущенными штанами и с членом в руке. Рука потихоньку начала двигаться туда сюда, как дверь сарая скрипнула... Вот этого точно я ожидать не мог, внутрь вошла наша классная Эльвира Степановна. С под телеги я видел только ее белые кросовки и трико одетое на ее пышную задницу. Ей было лет сорок, носила она тяжелые роговые очки, была строга и немногословна.
То что я увидел дальше, я даже представить себе не мог. Она направилась прямо ко мне, я было хотел дернуться или по крайней мере хотя бы закричать, что здесь занято, но какая-то сила меня удержала, я так и сидел без штанов. Она подошла к телеге, развернулась задом ко мне, резким движением приспустила трико вместе с трусами, так что они скатались в трубочку, присела не на корточки, а как-бы согнулась, так что ее огромная жопа оказалась в тридцати! Сантиметрах от меня. То что находилось у нее между больших белых булок, я рассматривал настолько подробно, насколько было возможно, солнце проникающее сквозь щели помогало мне в этом. Впервые я видел женскую пизду так близко, два валика покрытые темной, кучерявой волосней, как бы вылезали из жопы, волоса были там везде, начинались где-то между ног, и заканчивались выше дырки, откуда какают, и торчали в разные стороны как будто там был маленький взрыв. Через мгновенье произошло что-то подобное, воздух разрезала мощная струя вырвавшаяся прямо из середины темной щели, которая немного раскрылась и оттуда показались какие-то черные складки, которые вибрировали в струе мочи, брызги летели даже на меня, оседали на длинных волосах и самой щелке, это уже нельзя было назвать щелкой, она превратилась в дыру, показались даже розовые внутренности. Я окаменел, не заметив даже, что на то место где недавно ссали девчонки пришли наши пацаны, закурили, повернулись к сараю достали свои орудия, (Борька даже залупил свой банан) и поливали на стенку сарая.
Эльвира тем временем закончив ссать, не одеваясь, с увлечением наблюдала за сосисками сменявшими одна другую. Повернувшись насколько это ей позволяло, она чуть не села своей задницей мне на голову, я даже ощутил запах ее пизды, я как завороженный наблюдал за тем, как она пальцами перебирала свои мокрые от ссак складки, рука моя непроизвольна пошла в пляс, а ее пальцы то окунались в волосатый пирожок, то выныривали оттуда, не помню что было дальше, в глазах моих потемнело, из горла вырвался стон, волна подкатила к моему члену, десяток сильных струй молофьи извергались на ноги моей учительницы, на стену сарая, наверное даже вылетели на улицу. Очнувшись я понял, что натворил, Эльвира Степановна стояла уже одев трико, злобно смотрев на меня. А я все еще сидел на корточках весь в сперме, зажав еще стоячий член в руке и начинал не то что-бы краснеть, я весь побагровел от стыда. Тем временем взяв меня за ухо и потянув вверх, она даже не кричала, шипела: - ты что, Виталик офонарел?! Ты что делал? Онанировал? Я быстро пытался натянуть мокрыми руками свои штаны, но она резко оторвала их от них. И все продолжала:
- Ты онанировал? Да? Ну-ка покажи мне, что ты делал еще раз!
Постепенно мое оцепенение начало проходить, я попытался вырваться но она твердо стояла на месте, закрыв собой выход:
- Что! Может позвать сюда одноклассников и рассказать что ты здесь делал. Что, позвать?
Я стоял потупив взор. А она, ни на секунду не останавливаясь продолжала:
- Ну, покажи, покажи что ты делал. Не стесняйся, а то сейчас...
С этими словами она взяла рукой мою колбаску и не прекращая шипеть на меня, потихоньку мяла ее.
- Ну что! Не хочешь больше? Ну давай-же! Ах ты бесстыжий, я же твоя учительница...
Дальше произошло непредвиденной, мой хуй стал подниматься, а она со словами
- ну, может еще хочешь взглянуть, только спереди?
Оттянула край трико, показался дряблый живот и край белых трусов, от этого вида, член мой окреп полностью в ее жесткой руке, которой она начала двигать туда сюда. Через некоторое время я понял, что происходит по тому как она непрерывно оглядывалась на двери сарая. Второй рукой она до конца скатила штаны ниже задницы. Моему взору открылся вид спереди и сверху, под круглым белым животом торчала целая куча темных, неопределенного цвета волос, я даже не подозревал, что там их может быть так много, чуть ли не как на голове. А тем временем, не прекращая своей тирады, она работала рукой, я опять начал терять сознание, глядя на монатый треугольник моей учительницы, в который уже переместилась и залезла ее рука. Еще один момент и хуй мой испустил белую струю прямо на ее белый живот и волосатую пизду.
Уходя она намекнула, что никому не скажет... на первый раз.
Прошло какое-то время, мы веселились, отдыхали, никаких мыслей мне и в голову не приходило, но наступил момент, мне захотелось в туалет по большому, посрать то-есть, и я что-бы не привлекать внимание потихоньку удалился к деревянному строению на отшибе полянки. Дверь в сарай была не закрыта, внутри было довольно просторно, с одной стороны валялся разный хлам, а почти посередине стояла телега с невысокими бортами. Расстояние между телегой и задней стенкой сарая было около метра, туда я и направился так-что, если кто и зашел за телегой меня не увидел-бы. Я снял штаны и присел под телегу, раскосые борта немного прикрывали мою голову. Итак я сидел, наблюдая сквозь огромные щели сарая за происходящим на улице, щели были настолько большие, что я мог видеть полет бабочки на протяжении минуты. Но вдруг я услышал приближающиеся голоса, да точно, это были девчонки, и вскоре я увидел голубую летнюю курточку Ольги, ее бантики вплетенные в косу. Она с кем-то разговаривала, а сама тем временем, как-то пригнувшись и озираясь по сторонам, направилась как раз к той стенке сарая за которой находился я. В мгновение ока я сообразил, что я сейчас увижу! Я припал к огромной щели, напротив которой стояла Ольга, спортивные штанишки скользнули вниз, и снизу я увидел голенькие тонкие ножки, в белых в горошек трусиках, все происходило доли секунды, трусики скользнули вслед за штанами, я правда, ничего не успел заметить, настолько быстро это было, когда она уже сидела белой попой ко мне, из которой в траву тугой струей лилась желтая жидкость, хуй мой просто готов был лопнуть, я опустился как можно ниже стараясь рассмотреть источник этой струйки, но увидел только дырочку жопы.
Сеанс подходил к концу, по мере ослабевания струи, жопа поднималась и... о боже, показались две складки, на которых росли реденькие, длинные волосики, у меня перехватило дыхание, кто-бы мог подумать, что у этой худенькой девчонки, у которой то и сисек нет - такая пизда. Еще доля секунды и салатовые штанишки, вместе с трусами на месте. Появилась Ленка, крупная рослая девка, сиськи ее иногда обсуждали парни из нашего класса, она подошла расправила травку, очевидно, чтоб не щекотала снизу и резко присела ко мне лицом, успев кок-то хитро спустить трусы и поднять юбку, что я ничего не заметил. Ее трусы со спущенными колготками надежно скрывали то место откуда брызгал небольшой фонтанчик, поливая травку, я уже почти лежал на полу сарая стараясь заглянуть ниже, но ничего не получалось. Девчонки ушли, я остался наедине с собой со стоячей писькой, почему-то меня колотила мелкая дрожь, хотелось продолжения, я уже и забыл зачем сюда пришел, так и сидел со спущенными штанами и с членом в руке. Рука потихоньку начала двигаться туда сюда, как дверь сарая скрипнула... Вот этого точно я ожидать не мог, внутрь вошла наша классная Эльвира Степановна. С под телеги я видел только ее белые кросовки и трико одетое на ее пышную задницу. Ей было лет сорок, носила она тяжелые роговые очки, была строга и немногословна.
То что я увидел дальше, я даже представить себе не мог. Она направилась прямо ко мне, я было хотел дернуться или по крайней мере хотя бы закричать, что здесь занято, но какая-то сила меня удержала, я так и сидел без штанов. Она подошла к телеге, развернулась задом ко мне, резким движением приспустила трико вместе с трусами, так что они скатались в трубочку, присела не на корточки, а как-бы согнулась, так что ее огромная жопа оказалась в тридцати! Сантиметрах от меня. То что находилось у нее между больших белых булок, я рассматривал настолько подробно, насколько было возможно, солнце проникающее сквозь щели помогало мне в этом. Впервые я видел женскую пизду так близко, два валика покрытые темной, кучерявой волосней, как бы вылезали из жопы, волоса были там везде, начинались где-то между ног, и заканчивались выше дырки, откуда какают, и торчали в разные стороны как будто там был маленький взрыв. Через мгновенье произошло что-то подобное, воздух разрезала мощная струя вырвавшаяся прямо из середины темной щели, которая немного раскрылась и оттуда показались какие-то черные складки, которые вибрировали в струе мочи, брызги летели даже на меня, оседали на длинных волосах и самой щелке, это уже нельзя было назвать щелкой, она превратилась в дыру, показались даже розовые внутренности. Я окаменел, не заметив даже, что на то место где недавно ссали девчонки пришли наши пацаны, закурили, повернулись к сараю достали свои орудия, (Борька даже залупил свой банан) и поливали на стенку сарая.
Эльвира тем временем закончив ссать, не одеваясь, с увлечением наблюдала за сосисками сменявшими одна другую. Повернувшись насколько это ей позволяло, она чуть не села своей задницей мне на голову, я даже ощутил запах ее пизды, я как завороженный наблюдал за тем, как она пальцами перебирала свои мокрые от ссак складки, рука моя непроизвольна пошла в пляс, а ее пальцы то окунались в волосатый пирожок, то выныривали оттуда, не помню что было дальше, в глазах моих потемнело, из горла вырвался стон, волна подкатила к моему члену, десяток сильных струй молофьи извергались на ноги моей учительницы, на стену сарая, наверное даже вылетели на улицу. Очнувшись я понял, что натворил, Эльвира Степановна стояла уже одев трико, злобно смотрев на меня. А я все еще сидел на корточках весь в сперме, зажав еще стоячий член в руке и начинал не то что-бы краснеть, я весь побагровел от стыда. Тем временем взяв меня за ухо и потянув вверх, она даже не кричала, шипела: - ты что, Виталик офонарел?! Ты что делал? Онанировал? Я быстро пытался натянуть мокрыми руками свои штаны, но она резко оторвала их от них. И все продолжала:
- Ты онанировал? Да? Ну-ка покажи мне, что ты делал еще раз!
Постепенно мое оцепенение начало проходить, я попытался вырваться но она твердо стояла на месте, закрыв собой выход:
- Что! Может позвать сюда одноклассников и рассказать что ты здесь делал. Что, позвать?
Я стоял потупив взор. А она, ни на секунду не останавливаясь продолжала:
- Ну, покажи, покажи что ты делал. Не стесняйся, а то сейчас...
С этими словами она взяла рукой мою колбаску и не прекращая шипеть на меня, потихоньку мяла ее.
- Ну что! Не хочешь больше? Ну давай-же! Ах ты бесстыжий, я же твоя учительница...
Дальше произошло непредвиденной, мой хуй стал подниматься, а она со словами
- ну, может еще хочешь взглянуть, только спереди?
Оттянула край трико, показался дряблый живот и край белых трусов, от этого вида, член мой окреп полностью в ее жесткой руке, которой она начала двигать туда сюда. Через некоторое время я понял, что происходит по тому как она непрерывно оглядывалась на двери сарая. Второй рукой она до конца скатила штаны ниже задницы. Моему взору открылся вид спереди и сверху, под круглым белым животом торчала целая куча темных, неопределенного цвета волос, я даже не подозревал, что там их может быть так много, чуть ли не как на голове. А тем временем, не прекращая своей тирады, она работала рукой, я опять начал терять сознание, глядя на монатый треугольник моей учительницы, в который уже переместилась и залезла ее рука. Еще один момент и хуй мой испустил белую струю прямо на ее белый живот и волосатую пизду.
Уходя она намекнула, что никому не скажет... на первый раз.
Отпуск
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Так кажется написал граф Лев Николаевич. И еще добавил: "Все смешалось в доме Облонских..." В нашей семье тоже все смешалось. С Людкой мы женаты уже семь лет и, в общем, все как у всех. Первые три года была любовь-морковь и секс до изнеможения. Ебал я жену чуть ли не каждый день и не по одному разу. Ложась в кровать, дрожал от нетерпения, дожидаясь, когда Людка наконец разденется и хуй мой радостно подпрыгивал, едва завидев ее голую жопу. А уж, когда она ложилась рядом и я прижимался к ней сзади, а рукой привычно лез ей в пизду, тут уж все... Я никогда не терял времени даром на разные там прелюдии, силой разворачивал жену на спину, коленкой разжимал ноги и концом вперед в ее щель. И по хую мне было, что она еще сухая, по хую что не разогретая, а вот ебал и ебал, а она только терпеливо ждала, когда я солью.
Сама Людка при этом большого удовольствия не получала. Я тогда даже и не знал почему. Думал, ну молодая еще, наверное, не разъеблась, а может при родах сильно порвалась и повредила какие-нибудь там эрогенные зоны, и такое бывает... Вообще меня это мало занимало. Все равно я ее до оргазма доводил, ну не хуем, так рукой-кончала Людка исключительно от моей руки, точнее от пальца, когда я им клитор ей разглаживал. Но я все равно надеялся, что она со временем разъебется и будет, как и другие бабы (а другие бабы у меня периодически появлялись) стонать на хую. Время шло, а у нас все оставалось по-прежнему: с моей стороны-ураган, а с ее-тишина. Одно и то же каждый день. От этого, наверное, от этой обыденности да от этой тишины при сношении, я и охладел. С каждым месяцем еб жену все меньше и меньше, пока совсем не забросил это дело.
Людка сначала не обращала на это внимания, а потом обратила и забила тревогу. Стала напрягаться. В рот стала брать, жопу подставлять, но все было не то. Не было в ней какого-то блядства, на которое я всегда западал в бабах. Одно старание и терпение, а мне от этого ни холодно, ни горячо, только хуже становилось. Дело медленно, но верно катилось к разводу. В конце концов прошлым летом мы предприняли последнюю попытку наладить свои интимные отношения (в остальном, кстати, у нас как ни странно все было в порядке). Решили мы провести свой отпуск вдвоем на море, в Крыму. Мы ведь там и познакомились. И вот, то-ли видение жене было, то-ли подсказал кто, уговорила она меня туда вернуться и типа, начать все сначала. Я, правда, посопротивлялся немного-от дохлого осла уши это все, думал, а потом согласился.
Есть во мне какая-то консервативность- я и старые вещи то выбрасываю, когда уж совсем им применения не останется. А уж ради семьи-то, жены-да, пожалуйста, согласился бы и не на такое... Так и поехали мы. Поездом до Симферополя, потом на тачке до Коктебеля. Приехали, сняли комнатку, начали отдыхать. Море, солнце, воздух... что еще человеку нужно для счастья и для секса. Ну сами все это знаете. И вроде бы как-то даже и помогло. В первый же день я Людку выебал, выебал прям как раньше в лучшие наши времена, истек так сказать спермой в пизду супруги. Все-таки смена обстановки, во всех умных книжках про это написано... Да и потом Людка как всегда сразу же обгорела на южном солнце и была такая румяненькая, такая жаркая, такая зовущая... В общем выебал я ее впервые наверное за полгода.
Выебал... а потом опять стоп... алес, опять по тормозам, опять капут... Вставать хуй встает, а вот кончить не могу, хоть ты что делай-все чего-то не хватает. Какой-то застой в мозгах... Да еще тут вдруг разные отвлекающие обстоятельства со стороны появились. Ну вы наверное представляете, что такое отдых на курорте. Коктебель этот-большая деревня, кучка домиков на берегу моря. При каждом домике типа "пансионат" на наш еще советский лад-пристроечки, комнатки, сараюшки для отдыхающих, по 3$ с носа в сутки. Мы с Людкой жили в самом конце длинного ряда таких комнатушек. Окна выходили в какой-то овраг, поросший алычой и прочими южными деревьями, а вход был из небольшого дворика. Во дворике находился стол, лавки, плитка, чтоб готовить и умывальник, чтобы подмываться.
За этим вот столом мы вместе с другими господами-товарищами отдыхающими, нашими соседями, завтракали, обедали и ужинали. После ужина обычно квасили, благо было что-дешевое хозяйское вино. Народ как всегда подобрался самый разный, и по уровню и по занятиям, как раньше говорили "со всех концов нашей необъятной Родины", но за вином все знакомились быстро и всем вместе было очень даже весело и хорошо, как в одной большой семье. В соседней с нами комнате обитала чисто мужская компания: жили там три мужика. Одного из них, Анатолия, я сразу же заприметил. Да и не заприметить его было просто невозможно. Это был крепкий дядька, лет тридцати пяти, чернявый, с аккуратно подбритыми по-ебарски усами. Ходил он исключительно с голым торсом, с открытой волосатой грудью и в облегающих фигуру черных велосипедках.
В этих-то велосипедках и было дело... Они не только не скрывали от чужих глаз, а наоборот сильно, очень сильно! подчеркивали все достоинства Анатолия. У него были апетитные, мускулистые ягодицы переходящие в длинные стройные ноги, ну а спереди... Спереди был хорошо виден член Анатолия. Вот это был член!!! не какой-то там вам бугорочек. Вот уж послал бог мужику подарок, так уж послал. Член был просто невообразимых размеров, где-то далеко даже за двадцать см и пропорциональной с этим толщины. И это ведь только в его спокойном "лежачем" состоянии. Велосипедок явно не хватало для размещения такого великого достоинства и поэтому хуй постоянно менял свое месторасположение. То он лежал в левой штанине, чуть ли не высовываясь из нее, то в правой. То Анатолий располагал свое орудие вбок, то вверх.
И все время получалась огромных размеров выпуклость на штанах, прям горб какой-то, в который упирался взгляд каждого, кому встречался Анатолий. Когда я впервые увидел этот горб, я прямо застыл на месте с разинутым от изумления ртом, а Анатолий с победным видом и легкой усмешкой на губах проследовал мимо. Одного взгляда на этого мужика было достаточно, чтобы понять, что это, кто это и зачем это. Ебарь из ебарей, кобель из кобелей, хуйвсунь-одно слово, потому что, ну что же еще можно было делать с таким богатством, как не ебаться, ебаться и ебаться, ебаться налево и направо, что еще кроме этого делать, я лично себе даже не представляю. Ну разве, что может груши околачивать в местных садах. И третьего дня мне лично пришлось в этом во всем убедиться.
После обеда, когда Людка предалась, как и все курортники "сиесте", т.е. послеобеденному сну в самое жаркое время суток, мне приспичило поссать. Туалет располагался в дальнем углу сада и представлял собой строение, знакомой для каждого русского человека архитектуры. Я пробрался по тропинке среди кустов ежевики к этому строеницу, и уже было открыл дверцу, как вдруг услышал откуда-то сбоку из самого угла сада сдавленный всхлип. Я замер и прислушался. Через какое-то мгновенье всхлип повторился, потом еще... Я постоял немного, раздумывая, а потом медленно, крадучась, пошел на звук В углу сада были сложены каменные блоки для строительства дома. Подхожу я осторожненько к этим блокам, заглядываю за них и охуеваю. Там такая ебля идет!!!
Короче этот вот самый Анатолий вовсю бабу дрючит. И бабу эту я сразу узнал, из наших она, из отдыхающих, Инной звать. Такая знаете уже чуть за сорок, совершенно обычная и я бы даже сказал простая, слишком даже простая. И как все простые бабы довольно полная и пухлая, но зато с большими сиськами и большим задом. Была она кажется бухгалтером из какого-то северного городка и приехала отдыхать на море вместе с мужем и двумя детьми, мальчиком и еще мальчиком... "Вся эта ее гвардия небось тоже сейчас спит, спит и не знает... как их маме тут хорошо..."-подумал я. Лежит женщина на каком-то старом, прожженом в нескольких местах матрасике, халатик растегнут, ноги нараспашку, а этот ебарь Толян на ней голый, велосипедки вон в стороне валяются и такая у него труба из под живота торчит, что просто охуеть.
И вот на этой-то трубе он Инну-то и имеет. А она как ненормальная глаза выпучила, все лицо красное, вены на виске вздулись, рот своими трусами себе зажала, зубами в них вцепилась и вот мычит, как корова недоенная: "Ммммм-мммм-мммм!!!...", а когда Анатолий в нее подальше запихивает, тут уж она не сдерживается, такое видимо для нее удовольствие наступает, что она глаза закрывает, голову закидывает, выгибается вся и так всхлипывает, что аж завидно становится. А пизда-то пизда у нее уже такая влажная, такая мокрая... чувствуется давно уже ебутся... Да и вспотели оба, жара же... И вот он ее ух... ух... своим елдаком, а она ммм-ммм... ааах... А он опять ее... ых... ых... А она... аааах!!!... И так еще наверное минуту... И вот тут уж Анатоль ей по самые яйца как задвинет и жопой затряс, мелко-мелко так, как кобель на сучке... кончать видимо стал...
А бедная Инна Николаевна руки раскинула, вся побагровела аж, глаза из орбит вообще вылезли, зубы разжала, рот раскрыла... Я уж думал что Анатоль ее насквозь уже проткнул своим хуищем, щас из ее рта его залупа вылезет, но ничего такого не случилось, а только Инна издала такой нечеловеческий вопль, что весь Коктебель наверное от него содрогнулся... и потом еще один... и еще... Во как женщину оргазм пробил, забыла про все на свете... Да... это конечно надо было видеть... это надо было слышать... классическая ебля была... прямо для учебников по сексу для 10 класса... Умеют же люди так... А еще говорили у нас секса нет! Есть! да еще какой... Я поспешил ретироваться, пока эти люди еще не очухались после сношения, поссал своим взбляднувшим от зрелища членом и уже было направился на выход, как вдруг опять уловил знакомые уже всхлипы.
"Хо! Во дают!"-подумал я.-"Продолжают... Да! это у них, кажется, всерьез и надолго. Никак видать оторваться друг от друга не могут... Ну а мне с другой стороны тоже вроде торопиться некуда"... и я покрался обратно. Все-таки такое зрелище!!! Когда еще подобное увидишь?! Толян продолжал лежать на Инне в том же положениии, что и раньше. Только теперь он ебал ее уже более активно и энергично, всей длиной своего орудия, да еще постоянно меняя направления ударов, и в бок, и прямо, и вверх, и вниз. Бедная Инна всхлипывала уже ежесекундно, вся тряслась как в лихорадке, а остановившиеся глаза немигающе смотрели куда-то вверх и назад. Ее халатик был растегнут до самого верха и длинные растянутые сиськи свешивались тяжелыми каплями куда-то подмышки. Время от времени Толян сильно сжимал и мял их своими ручищами.
И одновременно засаживал ей, засаживал... эх бля, как засаживал... у меня аж слюна из открытого рта закапала, а когда Толян опять кончать стал по-своему, по-кобелиному, часто-часто жопой дрожа, я почувствовал, что и сам потек, впервые потек без всякой дрочки... Я помню где-то читал, что подглядывание это самое возбуждающее в сексе, но не думал, что до такой степени. И так это все заебато было, что я и дальше остался это "кино" смотреть-третью серию. А этот Анатолий, видимо, никогда меньше трех палок и не бросал. Только вот Инна наверное к такому была не привычная. После второй палки она была просто в полном отрубе, ну совершенно никакая. Лежала, расставив ноги и закрыв глаза. Ноги видно она уже свести не могла, свело, да и сил не было, а глаза она все-таки открыла после того, как Анатолий несколько раз сильно хлопнул ладонью по ее щекам.
"Я больше не могу, я больше не могу, я не могу..."-заныла она. "Ну ничего, ничего, бывает... тебя муж видать совсем не ебет..."-произнес он.-"Совсем, совсем не ебет..."-эхом отозвалась Инна.-"Ну зато со мной наебешься... Щас еще разок перепихнемся и отдыхать пойдешь..."-"Я больше не могу, я больше не могу, не могу... он такой большой, такой огромный, такой... я не могу..."-но Толян больше не слушал и не разговаривал. Его труба все так же уверенно торчала из-под живота. Не обращая внимания на причитания женщины, он перевернул ее на живот, потом поднял за жопу и, поставив раком, резко насадил ее на хуй. "Ой-ой-ой-ой..."-громко заохала было Инна, но мужик грубо ткнул ее мордой в матрас и она затихла. Только тихое ее подвывание, да храп Анатоля, да хлюпанье хуя в пизде, нарушало полуденную тишину.
У Инны была широкая жопа дважды рожавшей сорокалетней женщины. Анатолий держался за эту жопу двумя руками и двигал ее взад вперед на своем хуе. В такт движению жопы у Инны раскачивались сиськи. Все было так просто и обыденно, как и задуманно в природе. Ну приехала баба на курорт, ну с мужем, ну с детьми, ну встретила мужика с большим хуем, ну не устояла, ну и получила три палки за полчаса. Это ж жизнь! Это ж природа! и против природы не попрешь... Темп ебли все учащался. Хуй все чаще входил в пизду Инны Николаевны, все сильнее раскачивались ее сиськи. Все чаще... все сильней... И вот Толян, в очередной раз натянув пизду на хуй, не стал ее стягивать обратно,а еще сильнее прижался своим лобком к жопе и замычал, замычал, как бык-осеменитель на корове... протяжно и басовито... и на всю округу... а там внутри его сперма брызгала... брызгала и растекалась по влагалищу женщины...и всасывалась в нее...
Когда сперма сошла, Анатолий со вздохом опустился на матрасик рядом со стоящей раком женщиной. Конь конем, а ведь тоже устал. Инна с усилием распрямила ноги и тоже прилегла на живот. The End. Конец фильма! Пора уебывать-понял я и тихо выполз из этого уютного уголка любви. А ноги-то, ноги... прям как ватные, будто это не Толян, а я сам полешки в пизду подбрасывал... и такая тяжесть в трусах, что ого-го... Отошел я подальше и не выдержав задрочил в кустиках, с остервенением дергая за готовый лопнуть член... эх бля, мне б такой, как у Анатолия... эх, я б таких дел тогда наворочал... я бы с баб не слезал... я бы хуем налево-направо махал... спермой туда-сюда брызгал... и ебал, ебал, ебал... всех бы ебал бы без остановки... и всех переебал бы... все бы у меня на хую сидели... эх, бля! потекло!!! закапало на сухую крымскую землю мое семя... будет теперь хозяйской флоре удобрение...
Освободив переполненные яйца, немного притомившийся, но весь из себя довольный, что не зря провел "тихий час", я поспешил до хаты, а вдруг жена там уже проснулась и ищет вовсю... Но, проходя мимо комнатки, где квартировалось семейство Инны, я снова немного притормозил и задержался. Дверь была открыта и, черт меня что ли за что-то дергал, я осторожно заглянул за занавеску, закрывающую дверной проем. Муж Инны Николаевны и два ее сына мирно похрапывали и посапывали на своих кроватях. "Ну спите, спите, голубки и ты козлик рогатый тоже спи!"-усмехнулся я, почесал череп, и пошел к себе, размышляя о превратностях жизни и судьбы... Была вот ведь баба- честная жена, мать двоих детей, счастливая небось, что ж еще надо-то было, а стала ни с того ни с сего шлюха и блядь подзаборная, давалка для чужих мужиков-ну от чего такое вот происходит?...
Был мужик, как мужик, уважаемый в своем селении и на работе, а теперь его ни за что ни про что и не спрося, козлом рогатым сделали... Чудно все это... чудно и непонятно... Непонятно многое... непонятно, хотя бы то, например, как бы прореагировал муж Инны, если бы я ему все рассказал про его жену... или другое... еще больше непонятно, как бы я сам прореагировал, расскажи кто такое про мою, про Людку то-есть... Вот уж не знаю-не знаю... трудно сказать... от настроения, наверное очень много зависит, от какого-то случайного поворота мысли... а вообще, если уж совсем по-честному, как бы это сказать... очень уж все это меня возбуждает, просто до охуения... все эти мысли про измены, про блудливых жен и дальше... дальше... прямо даже думать боюсь... Ну а теперь скажите мне, кому после таких зрелищ да после дрочки такой, на хуй собственная жена нужна и какая уж там после этого, извините, семейная жизнь.
Да никакой... совсем никакой... и вот как ни приставала ко мне вечером жена, я остался равнодушен... т.е.абсолютно... Не было ни сил, ни в особенности желания... Ну просто не хочется... или нет, хочется... хочется бабу, очень хочется... но не свою, а другую, чужую... Жена пошараебилась как-то где-то с полчаса, потом грустно вздохнула и отвалила... А ведь хотела же... хотела... хотела... тоже ведь, не каменная... тоже, видно... надо ей... Пизду-то ведь никуда не денешь... никуда ее не денешь... не денешь и не зашъешь... Да-ссс...
Прошло где-то дня два. Все случилось и началось еще утром. Я пошел на рынок прикупить фруктов. Людка осталась дома шаманить насчет завтрака возле плиты. Я вышел из дома, поднялся на горку и уже было собирался спускаться с нее вниз, как вдруг будто что-то то ли стукнуло, то ли звякнуло, то ли лязгнуло в моей голове-оглянись! Взял я и оглянулся. А с этой горки-то весь наш домик и весь наш двор виден ну прямо, как на ладони. И вижу я этот наш дворик, вижу жену свою у плиты, а рядом вижу кого бы Вы думали... Анатолия! Это еще думаю, что? Этому-то что все не спится? ведь поди ебся всю ночь напропалую. Потоптался я потоптался на горке, не зная что делать. А эти там внизу, типа, о чем-то разговаривают. Может так ни о чем, а может... Что-то Анатолий больно близко к Людке стоит. Она уж поди тепло от его елды чувствует. И смеется она вроде, да! вроде смеется, как то уж очень не так...
В общем в голове у меня опять что-то щелкнуло и я опрометью бросился вниз, только не к дому и не от дома, а вбок, вдоль забора, туда в овраг, в который выходили окна нашей комнаты и от которого каменной стеной был отгорожен этот самый дворик. Проскакал я, как горный козел по всем этим кучам щебня, по кустам с колючкой, по горам какого-то тряпья на помойке... Проскакал, немного отдышался и только потом тихо подкрался к стенке, за которой был двор, осторожно заглянул в дыру между камнями. А во дворике-то уже никого и не было. У меня как-то странно замутило где-то внизу живота. Я метнулся к нашему окну. Оно было открыто. Я осторожно приблизился к нему и, привстав на цыпочках, заглянул в комнату. О-ОООО! Предчувствия его не обманули! Смотрю, у стола стоит моя Людка, типа, колбасу режет, а сзади к ней уже вовсю прижимается этот-самый Толян.
Прижимается и прижимается, прижимается и прижимается, и одновременно еще и оглаживает мою Людку обоими руками и с боков и спереди. Оглаживает, оглаживает, а у самого, я смотрю, уже так стоит в штанах! такая, блядь, колбасина! и вот он ею все трется и трется, трется и трется, и все о Людкину жопу. Вот, думаю, лучше бы эту его колбасину Людка ножом своим порубала, вот тогда бы было дело. А Анатолий потихоньку растегивает одну пуговичку на Людкином халате, потом другую, лезет туда и обоими руками хватается за Людкину грудь. И начинает лапать. Лапать и лапать... Ну вот чтобы Вы сделали на моем вот месте? Устроили бы хай? Полезли бы в окно и уебали бы этого Толяна так, чтобы он всю оставшуюся жизнь работал на таблетки? И жене бы заодно еще пиздюлей наваляли? Чтобы не забывалась. Да, конечно.
Наверное так поступил бы каждый, каждый настоящий мужик. Только вот не я. Я так не поступил. Я все боролся и боролся с мыслями, все думал и думал, что делать и как, а в результате так и остался стоять на месте. Очень уж меня все это, если по-честному, возбуждало, вот это, то что мою жену другой мужик имеет, очень уж хотелось посмотреть чем все это дело кончится. Вот я и стоял, и смотрел на все это из-за окна, и потихоньку дрочил. А Толян тем временем растегивал на Людке халат все дальше и дальше, и наконец растегнул его совсем. Людка вся дрожала, коленки у нее подгибались. Она стояла, наклонив голову набок и закрыв глаза. Нож выпал из ее рук и с лязгом брякнулся об пол. Вот и примета сбылась- мужик пришел. Только все наоборот. Сначала мужик пришел, мою бабу за сиськи взял, а только потом нож упал.
Мне кажется к тому моменту Людка уже смирилась со всем тем, что должно было после этого произойти. Кажется, ей этого даже уже хотелось. Только вот боялась она еще немного, что я вдруг неожиданно быстро вернусь и застукаю ее с этим вот любовничком. А Толян не терял времени даром. Он еще немного полапал Людку за сиськи, а потом решительно залез всей своей огромной пятерней ей в трусы. "Не надо..." - вяло попыталась сопротивляться Людка, но тут же застонала, когда Толян своим средним и самым толстым пальцем провел ей вдоль щели. "Течешь уже, сучка!"- довольно прошептал Толян. Он вытащил руку, обтер ее о свои штаны, потом взял Людку за плечи обоими руками и резко стащил с нее халат. Потом также резко стащил с нее трусы и опять прижался к ней сзади, к ее голым теперь ляжкам.
Я смотрел на свою голую жену в объятиях этого вурдалака и часто-часто дрочил. Анатолий лапал жену по всему телу: за плечи, за грудь, за живот, за ляжки, за пизду, за ноги... а я стоял и дрочил на все это. А Людка все только шопотом повторяла: "Ну не надо... Не надо... Ну я очень Вас прошу... не надо..." Анатолий развернул ее к себе лицом, высунул свой мясистый и толстый язык, облизал Любкины губы, а потом засосал их в себя. Он сосал и засасывал ее губы, а саму Людку все крепче и все туже прижимал к себе, прижимал ее торчащие сиськи к своей волосатой груди, прижимал за жопу ее пизду к своему хую. И она чувствовала и его язык, и его волосатую грудь и его огромный член и все больше и больше отдавалась ему. Моя Людка уже не принадлежала мне, а принадлежала вот этому Толяну, этому орангутангу, о котором еще несколько дней назад я и слыхом не слыхивал.
Надо сказать Толян все делал достаточно умело, уверенно и грамотно. По Людкиному лицу растекалось такое блаженство, какого я на нем никогда-никогда, за все годы нашей совместной жизни, никогда еще не видел. Хотя и не скажу, что я уж каким-то лохом в этой теме был... Наконец, Анатолий решил показать моей жене свое орудие. Он отступил от нее на шаг и стащил велосипедки. Толстый хуй тяжело вывалился из них, закачался и стал медленно подниматься, все увеличиваясь и увеличивясь в своих размерах. Людка приоткрыла глаза, охнула и снова зашептала: "Ох не надо... не надо... прошу Вас..." Не обращая на ее причитания никакого внимания, Толян просунул свою дубину ей между ногами, посадил на нее Людку и стал потихоньку тереться своим хуем о ее пизду. Почувствовав такой хуй у себя между ногами, моя жена немного опомнилсь, попыталась слезть и отодвинуться от Толяна, но тот крепко прижимал ее к себе, не давал слазить и все терся и терся о Людкину промежность.
А натешившись этим, он поднял Людку за жопу и потащил на кровать. Толстая залупа торчала между Людкиными ногами со стороны жопы и казалась готова была взорваться, настолько она была надутая, настолько натянутая, вся какая-то иссине-красная . "Сейчас он ей вставит! Сейчас он Людке вставит! Сейчас он ее выебет!" - застучало у меня в мозгах. Но я не сдвинулся с места. Анатолий положил мою Людку на кровать, раздвинул ей ноги, сам опустился на нее сверху и стал потихоньку вправлять. "Сейчас, сейчас, сейчас..." Как при замедленной киносъемке, я увидел, как толстая залупа этого Толяна, этого ебаря-убийцы, этого мужлана-мужика уперлась моей жене в пизду. Я увидел, как раздвинулись половые губы, как залупа по смазке съехала ко входу во влагалище, раздвинула его и всунулась туда наполовину. Жена почувствовав, что ее уже ебут, вдруг заплакала навзрыд, как девчонка, которой рвут целку.
Толи ей действительно было больно от такого размера, толи ей было стыдно изменять в первый раз, изменять мне, своему мужу, толи ей просто было приятно ощущать член незнакомого мужчины в себе... Я не знаю... Она плакала, я смотрел, как ебут мою жену, а Анатолий продолжал делать свое дело. Вся его залупа уже вошла в Людкину пизду. Людка заплакала еще громче. Анатолий вошел в нее на треть, она зарыдала, потом наполовину, она стала визжать, наконец Анатолий резко втолкнул в нее весь хуй по самые яйца, Людка захрипела, а я в этот момент кончил. Боже мой, никогда в жизни я так не кончал, как вот в тот день, когда Анатолий при мне выебал мою жену. Я выплеснул из себя столько спермы, сколько обычно выплескиваю раз за пять. Под окном еще долго потом оставалась большая невысыхающая студенистая лужица, как будто кто-то принес с моря и бросил там подыхать большую медузу.
Я даже, кажется, на какое-то время сознание тогда потерял. А когда понемногу пришел в себя, первое что я услышал, это было мерное поскрипывание кровати. Анатолий ебал мою жену, кончал в нее, она кончала, он пыхтел, она стонал, а я смотрел на все это и никак не мог взять в толк, где я, кто я, и что здесь происходит. В ушах стоял какой-то звон, все расплывалось перед глазами. Потом силы потихоньку вернулись, я бросил последний взгляд в окно, ебля моей жены еще продолжалась, а я потихоньку поплелся прочь. Прочь, прочь и прочь... Куда идти я сначала и не знал. Но потом направился к морю. Искупался, полежал там... Постепенно пришел в себя. В какой-то момент мне стало ужасно стыдно за все, что произошло. "Козел1 Теперь ты настоящий козел!" - шептал я про себя. Но потом как-то успокоился. Ну и что собственно такого произошло. Да ничего. Рано или поздно это случается со всеми мужьями и со всеми женами.
Все рано или поздно изменяют. Надо только не циклиться на этом, а постараться получить от этого удовольствие. А я испытал ну просто охуительнейшее удовольствие...
Когда я вернулся домой, жена лежала на кровати, с головой накрытая простыней, ну прям, как покойница. Я спросил ее что она, как она, она промычала в ответ, что приболела и что никуда не пойдет. Я сказал: "Ну и ладно" и тоже прилег и вскоре даже уснул. Так вдвоем мы и проспали до самого вечера. А вечером к нам в дверь постучали. Это к нам в гости снова пожаловал Анатолий...
Сама Людка при этом большого удовольствия не получала. Я тогда даже и не знал почему. Думал, ну молодая еще, наверное, не разъеблась, а может при родах сильно порвалась и повредила какие-нибудь там эрогенные зоны, и такое бывает... Вообще меня это мало занимало. Все равно я ее до оргазма доводил, ну не хуем, так рукой-кончала Людка исключительно от моей руки, точнее от пальца, когда я им клитор ей разглаживал. Но я все равно надеялся, что она со временем разъебется и будет, как и другие бабы (а другие бабы у меня периодически появлялись) стонать на хую. Время шло, а у нас все оставалось по-прежнему: с моей стороны-ураган, а с ее-тишина. Одно и то же каждый день. От этого, наверное, от этой обыденности да от этой тишины при сношении, я и охладел. С каждым месяцем еб жену все меньше и меньше, пока совсем не забросил это дело.
Людка сначала не обращала на это внимания, а потом обратила и забила тревогу. Стала напрягаться. В рот стала брать, жопу подставлять, но все было не то. Не было в ней какого-то блядства, на которое я всегда западал в бабах. Одно старание и терпение, а мне от этого ни холодно, ни горячо, только хуже становилось. Дело медленно, но верно катилось к разводу. В конце концов прошлым летом мы предприняли последнюю попытку наладить свои интимные отношения (в остальном, кстати, у нас как ни странно все было в порядке). Решили мы провести свой отпуск вдвоем на море, в Крыму. Мы ведь там и познакомились. И вот, то-ли видение жене было, то-ли подсказал кто, уговорила она меня туда вернуться и типа, начать все сначала. Я, правда, посопротивлялся немного-от дохлого осла уши это все, думал, а потом согласился.
Есть во мне какая-то консервативность- я и старые вещи то выбрасываю, когда уж совсем им применения не останется. А уж ради семьи-то, жены-да, пожалуйста, согласился бы и не на такое... Так и поехали мы. Поездом до Симферополя, потом на тачке до Коктебеля. Приехали, сняли комнатку, начали отдыхать. Море, солнце, воздух... что еще человеку нужно для счастья и для секса. Ну сами все это знаете. И вроде бы как-то даже и помогло. В первый же день я Людку выебал, выебал прям как раньше в лучшие наши времена, истек так сказать спермой в пизду супруги. Все-таки смена обстановки, во всех умных книжках про это написано... Да и потом Людка как всегда сразу же обгорела на южном солнце и была такая румяненькая, такая жаркая, такая зовущая... В общем выебал я ее впервые наверное за полгода.
Выебал... а потом опять стоп... алес, опять по тормозам, опять капут... Вставать хуй встает, а вот кончить не могу, хоть ты что делай-все чего-то не хватает. Какой-то застой в мозгах... Да еще тут вдруг разные отвлекающие обстоятельства со стороны появились. Ну вы наверное представляете, что такое отдых на курорте. Коктебель этот-большая деревня, кучка домиков на берегу моря. При каждом домике типа "пансионат" на наш еще советский лад-пристроечки, комнатки, сараюшки для отдыхающих, по 3$ с носа в сутки. Мы с Людкой жили в самом конце длинного ряда таких комнатушек. Окна выходили в какой-то овраг, поросший алычой и прочими южными деревьями, а вход был из небольшого дворика. Во дворике находился стол, лавки, плитка, чтоб готовить и умывальник, чтобы подмываться.
За этим вот столом мы вместе с другими господами-товарищами отдыхающими, нашими соседями, завтракали, обедали и ужинали. После ужина обычно квасили, благо было что-дешевое хозяйское вино. Народ как всегда подобрался самый разный, и по уровню и по занятиям, как раньше говорили "со всех концов нашей необъятной Родины", но за вином все знакомились быстро и всем вместе было очень даже весело и хорошо, как в одной большой семье. В соседней с нами комнате обитала чисто мужская компания: жили там три мужика. Одного из них, Анатолия, я сразу же заприметил. Да и не заприметить его было просто невозможно. Это был крепкий дядька, лет тридцати пяти, чернявый, с аккуратно подбритыми по-ебарски усами. Ходил он исключительно с голым торсом, с открытой волосатой грудью и в облегающих фигуру черных велосипедках.
В этих-то велосипедках и было дело... Они не только не скрывали от чужих глаз, а наоборот сильно, очень сильно! подчеркивали все достоинства Анатолия. У него были апетитные, мускулистые ягодицы переходящие в длинные стройные ноги, ну а спереди... Спереди был хорошо виден член Анатолия. Вот это был член!!! не какой-то там вам бугорочек. Вот уж послал бог мужику подарок, так уж послал. Член был просто невообразимых размеров, где-то далеко даже за двадцать см и пропорциональной с этим толщины. И это ведь только в его спокойном "лежачем" состоянии. Велосипедок явно не хватало для размещения такого великого достоинства и поэтому хуй постоянно менял свое месторасположение. То он лежал в левой штанине, чуть ли не высовываясь из нее, то в правой. То Анатолий располагал свое орудие вбок, то вверх.
И все время получалась огромных размеров выпуклость на штанах, прям горб какой-то, в который упирался взгляд каждого, кому встречался Анатолий. Когда я впервые увидел этот горб, я прямо застыл на месте с разинутым от изумления ртом, а Анатолий с победным видом и легкой усмешкой на губах проследовал мимо. Одного взгляда на этого мужика было достаточно, чтобы понять, что это, кто это и зачем это. Ебарь из ебарей, кобель из кобелей, хуйвсунь-одно слово, потому что, ну что же еще можно было делать с таким богатством, как не ебаться, ебаться и ебаться, ебаться налево и направо, что еще кроме этого делать, я лично себе даже не представляю. Ну разве, что может груши околачивать в местных садах. И третьего дня мне лично пришлось в этом во всем убедиться.
После обеда, когда Людка предалась, как и все курортники "сиесте", т.е. послеобеденному сну в самое жаркое время суток, мне приспичило поссать. Туалет располагался в дальнем углу сада и представлял собой строение, знакомой для каждого русского человека архитектуры. Я пробрался по тропинке среди кустов ежевики к этому строеницу, и уже было открыл дверцу, как вдруг услышал откуда-то сбоку из самого угла сада сдавленный всхлип. Я замер и прислушался. Через какое-то мгновенье всхлип повторился, потом еще... Я постоял немного, раздумывая, а потом медленно, крадучась, пошел на звук В углу сада были сложены каменные блоки для строительства дома. Подхожу я осторожненько к этим блокам, заглядываю за них и охуеваю. Там такая ебля идет!!!
Короче этот вот самый Анатолий вовсю бабу дрючит. И бабу эту я сразу узнал, из наших она, из отдыхающих, Инной звать. Такая знаете уже чуть за сорок, совершенно обычная и я бы даже сказал простая, слишком даже простая. И как все простые бабы довольно полная и пухлая, но зато с большими сиськами и большим задом. Была она кажется бухгалтером из какого-то северного городка и приехала отдыхать на море вместе с мужем и двумя детьми, мальчиком и еще мальчиком... "Вся эта ее гвардия небось тоже сейчас спит, спит и не знает... как их маме тут хорошо..."-подумал я. Лежит женщина на каком-то старом, прожженом в нескольких местах матрасике, халатик растегнут, ноги нараспашку, а этот ебарь Толян на ней голый, велосипедки вон в стороне валяются и такая у него труба из под живота торчит, что просто охуеть.
И вот на этой-то трубе он Инну-то и имеет. А она как ненормальная глаза выпучила, все лицо красное, вены на виске вздулись, рот своими трусами себе зажала, зубами в них вцепилась и вот мычит, как корова недоенная: "Ммммм-мммм-мммм!!!...", а когда Анатолий в нее подальше запихивает, тут уж она не сдерживается, такое видимо для нее удовольствие наступает, что она глаза закрывает, голову закидывает, выгибается вся и так всхлипывает, что аж завидно становится. А пизда-то пизда у нее уже такая влажная, такая мокрая... чувствуется давно уже ебутся... Да и вспотели оба, жара же... И вот он ее ух... ух... своим елдаком, а она ммм-ммм... ааах... А он опять ее... ых... ых... А она... аааах!!!... И так еще наверное минуту... И вот тут уж Анатоль ей по самые яйца как задвинет и жопой затряс, мелко-мелко так, как кобель на сучке... кончать видимо стал...
А бедная Инна Николаевна руки раскинула, вся побагровела аж, глаза из орбит вообще вылезли, зубы разжала, рот раскрыла... Я уж думал что Анатоль ее насквозь уже проткнул своим хуищем, щас из ее рта его залупа вылезет, но ничего такого не случилось, а только Инна издала такой нечеловеческий вопль, что весь Коктебель наверное от него содрогнулся... и потом еще один... и еще... Во как женщину оргазм пробил, забыла про все на свете... Да... это конечно надо было видеть... это надо было слышать... классическая ебля была... прямо для учебников по сексу для 10 класса... Умеют же люди так... А еще говорили у нас секса нет! Есть! да еще какой... Я поспешил ретироваться, пока эти люди еще не очухались после сношения, поссал своим взбляднувшим от зрелища членом и уже было направился на выход, как вдруг опять уловил знакомые уже всхлипы.
"Хо! Во дают!"-подумал я.-"Продолжают... Да! это у них, кажется, всерьез и надолго. Никак видать оторваться друг от друга не могут... Ну а мне с другой стороны тоже вроде торопиться некуда"... и я покрался обратно. Все-таки такое зрелище!!! Когда еще подобное увидишь?! Толян продолжал лежать на Инне в том же положениии, что и раньше. Только теперь он ебал ее уже более активно и энергично, всей длиной своего орудия, да еще постоянно меняя направления ударов, и в бок, и прямо, и вверх, и вниз. Бедная Инна всхлипывала уже ежесекундно, вся тряслась как в лихорадке, а остановившиеся глаза немигающе смотрели куда-то вверх и назад. Ее халатик был растегнут до самого верха и длинные растянутые сиськи свешивались тяжелыми каплями куда-то подмышки. Время от времени Толян сильно сжимал и мял их своими ручищами.
И одновременно засаживал ей, засаживал... эх бля, как засаживал... у меня аж слюна из открытого рта закапала, а когда Толян опять кончать стал по-своему, по-кобелиному, часто-часто жопой дрожа, я почувствовал, что и сам потек, впервые потек без всякой дрочки... Я помню где-то читал, что подглядывание это самое возбуждающее в сексе, но не думал, что до такой степени. И так это все заебато было, что я и дальше остался это "кино" смотреть-третью серию. А этот Анатолий, видимо, никогда меньше трех палок и не бросал. Только вот Инна наверное к такому была не привычная. После второй палки она была просто в полном отрубе, ну совершенно никакая. Лежала, расставив ноги и закрыв глаза. Ноги видно она уже свести не могла, свело, да и сил не было, а глаза она все-таки открыла после того, как Анатолий несколько раз сильно хлопнул ладонью по ее щекам.
"Я больше не могу, я больше не могу, я не могу..."-заныла она. "Ну ничего, ничего, бывает... тебя муж видать совсем не ебет..."-произнес он.-"Совсем, совсем не ебет..."-эхом отозвалась Инна.-"Ну зато со мной наебешься... Щас еще разок перепихнемся и отдыхать пойдешь..."-"Я больше не могу, я больше не могу, не могу... он такой большой, такой огромный, такой... я не могу..."-но Толян больше не слушал и не разговаривал. Его труба все так же уверенно торчала из-под живота. Не обращая внимания на причитания женщины, он перевернул ее на живот, потом поднял за жопу и, поставив раком, резко насадил ее на хуй. "Ой-ой-ой-ой..."-громко заохала было Инна, но мужик грубо ткнул ее мордой в матрас и она затихла. Только тихое ее подвывание, да храп Анатоля, да хлюпанье хуя в пизде, нарушало полуденную тишину.
У Инны была широкая жопа дважды рожавшей сорокалетней женщины. Анатолий держался за эту жопу двумя руками и двигал ее взад вперед на своем хуе. В такт движению жопы у Инны раскачивались сиськи. Все было так просто и обыденно, как и задуманно в природе. Ну приехала баба на курорт, ну с мужем, ну с детьми, ну встретила мужика с большим хуем, ну не устояла, ну и получила три палки за полчаса. Это ж жизнь! Это ж природа! и против природы не попрешь... Темп ебли все учащался. Хуй все чаще входил в пизду Инны Николаевны, все сильнее раскачивались ее сиськи. Все чаще... все сильней... И вот Толян, в очередной раз натянув пизду на хуй, не стал ее стягивать обратно,а еще сильнее прижался своим лобком к жопе и замычал, замычал, как бык-осеменитель на корове... протяжно и басовито... и на всю округу... а там внутри его сперма брызгала... брызгала и растекалась по влагалищу женщины...и всасывалась в нее...
Когда сперма сошла, Анатолий со вздохом опустился на матрасик рядом со стоящей раком женщиной. Конь конем, а ведь тоже устал. Инна с усилием распрямила ноги и тоже прилегла на живот. The End. Конец фильма! Пора уебывать-понял я и тихо выполз из этого уютного уголка любви. А ноги-то, ноги... прям как ватные, будто это не Толян, а я сам полешки в пизду подбрасывал... и такая тяжесть в трусах, что ого-го... Отошел я подальше и не выдержав задрочил в кустиках, с остервенением дергая за готовый лопнуть член... эх бля, мне б такой, как у Анатолия... эх, я б таких дел тогда наворочал... я бы с баб не слезал... я бы хуем налево-направо махал... спермой туда-сюда брызгал... и ебал, ебал, ебал... всех бы ебал бы без остановки... и всех переебал бы... все бы у меня на хую сидели... эх, бля! потекло!!! закапало на сухую крымскую землю мое семя... будет теперь хозяйской флоре удобрение...
Освободив переполненные яйца, немного притомившийся, но весь из себя довольный, что не зря провел "тихий час", я поспешил до хаты, а вдруг жена там уже проснулась и ищет вовсю... Но, проходя мимо комнатки, где квартировалось семейство Инны, я снова немного притормозил и задержался. Дверь была открыта и, черт меня что ли за что-то дергал, я осторожно заглянул за занавеску, закрывающую дверной проем. Муж Инны Николаевны и два ее сына мирно похрапывали и посапывали на своих кроватях. "Ну спите, спите, голубки и ты козлик рогатый тоже спи!"-усмехнулся я, почесал череп, и пошел к себе, размышляя о превратностях жизни и судьбы... Была вот ведь баба- честная жена, мать двоих детей, счастливая небось, что ж еще надо-то было, а стала ни с того ни с сего шлюха и блядь подзаборная, давалка для чужих мужиков-ну от чего такое вот происходит?...
Был мужик, как мужик, уважаемый в своем селении и на работе, а теперь его ни за что ни про что и не спрося, козлом рогатым сделали... Чудно все это... чудно и непонятно... Непонятно многое... непонятно, хотя бы то, например, как бы прореагировал муж Инны, если бы я ему все рассказал про его жену... или другое... еще больше непонятно, как бы я сам прореагировал, расскажи кто такое про мою, про Людку то-есть... Вот уж не знаю-не знаю... трудно сказать... от настроения, наверное очень много зависит, от какого-то случайного поворота мысли... а вообще, если уж совсем по-честному, как бы это сказать... очень уж все это меня возбуждает, просто до охуения... все эти мысли про измены, про блудливых жен и дальше... дальше... прямо даже думать боюсь... Ну а теперь скажите мне, кому после таких зрелищ да после дрочки такой, на хуй собственная жена нужна и какая уж там после этого, извините, семейная жизнь.
Да никакой... совсем никакой... и вот как ни приставала ко мне вечером жена, я остался равнодушен... т.е.абсолютно... Не было ни сил, ни в особенности желания... Ну просто не хочется... или нет, хочется... хочется бабу, очень хочется... но не свою, а другую, чужую... Жена пошараебилась как-то где-то с полчаса, потом грустно вздохнула и отвалила... А ведь хотела же... хотела... хотела... тоже ведь, не каменная... тоже, видно... надо ей... Пизду-то ведь никуда не денешь... никуда ее не денешь... не денешь и не зашъешь... Да-ссс...
Прошло где-то дня два. Все случилось и началось еще утром. Я пошел на рынок прикупить фруктов. Людка осталась дома шаманить насчет завтрака возле плиты. Я вышел из дома, поднялся на горку и уже было собирался спускаться с нее вниз, как вдруг будто что-то то ли стукнуло, то ли звякнуло, то ли лязгнуло в моей голове-оглянись! Взял я и оглянулся. А с этой горки-то весь наш домик и весь наш двор виден ну прямо, как на ладони. И вижу я этот наш дворик, вижу жену свою у плиты, а рядом вижу кого бы Вы думали... Анатолия! Это еще думаю, что? Этому-то что все не спится? ведь поди ебся всю ночь напропалую. Потоптался я потоптался на горке, не зная что делать. А эти там внизу, типа, о чем-то разговаривают. Может так ни о чем, а может... Что-то Анатолий больно близко к Людке стоит. Она уж поди тепло от его елды чувствует. И смеется она вроде, да! вроде смеется, как то уж очень не так...
В общем в голове у меня опять что-то щелкнуло и я опрометью бросился вниз, только не к дому и не от дома, а вбок, вдоль забора, туда в овраг, в который выходили окна нашей комнаты и от которого каменной стеной был отгорожен этот самый дворик. Проскакал я, как горный козел по всем этим кучам щебня, по кустам с колючкой, по горам какого-то тряпья на помойке... Проскакал, немного отдышался и только потом тихо подкрался к стенке, за которой был двор, осторожно заглянул в дыру между камнями. А во дворике-то уже никого и не было. У меня как-то странно замутило где-то внизу живота. Я метнулся к нашему окну. Оно было открыто. Я осторожно приблизился к нему и, привстав на цыпочках, заглянул в комнату. О-ОООО! Предчувствия его не обманули! Смотрю, у стола стоит моя Людка, типа, колбасу режет, а сзади к ней уже вовсю прижимается этот-самый Толян.
Прижимается и прижимается, прижимается и прижимается, и одновременно еще и оглаживает мою Людку обоими руками и с боков и спереди. Оглаживает, оглаживает, а у самого, я смотрю, уже так стоит в штанах! такая, блядь, колбасина! и вот он ею все трется и трется, трется и трется, и все о Людкину жопу. Вот, думаю, лучше бы эту его колбасину Людка ножом своим порубала, вот тогда бы было дело. А Анатолий потихоньку растегивает одну пуговичку на Людкином халате, потом другую, лезет туда и обоими руками хватается за Людкину грудь. И начинает лапать. Лапать и лапать... Ну вот чтобы Вы сделали на моем вот месте? Устроили бы хай? Полезли бы в окно и уебали бы этого Толяна так, чтобы он всю оставшуюся жизнь работал на таблетки? И жене бы заодно еще пиздюлей наваляли? Чтобы не забывалась. Да, конечно.
Наверное так поступил бы каждый, каждый настоящий мужик. Только вот не я. Я так не поступил. Я все боролся и боролся с мыслями, все думал и думал, что делать и как, а в результате так и остался стоять на месте. Очень уж меня все это, если по-честному, возбуждало, вот это, то что мою жену другой мужик имеет, очень уж хотелось посмотреть чем все это дело кончится. Вот я и стоял, и смотрел на все это из-за окна, и потихоньку дрочил. А Толян тем временем растегивал на Людке халат все дальше и дальше, и наконец растегнул его совсем. Людка вся дрожала, коленки у нее подгибались. Она стояла, наклонив голову набок и закрыв глаза. Нож выпал из ее рук и с лязгом брякнулся об пол. Вот и примета сбылась- мужик пришел. Только все наоборот. Сначала мужик пришел, мою бабу за сиськи взял, а только потом нож упал.
Мне кажется к тому моменту Людка уже смирилась со всем тем, что должно было после этого произойти. Кажется, ей этого даже уже хотелось. Только вот боялась она еще немного, что я вдруг неожиданно быстро вернусь и застукаю ее с этим вот любовничком. А Толян не терял времени даром. Он еще немного полапал Людку за сиськи, а потом решительно залез всей своей огромной пятерней ей в трусы. "Не надо..." - вяло попыталась сопротивляться Людка, но тут же застонала, когда Толян своим средним и самым толстым пальцем провел ей вдоль щели. "Течешь уже, сучка!"- довольно прошептал Толян. Он вытащил руку, обтер ее о свои штаны, потом взял Людку за плечи обоими руками и резко стащил с нее халат. Потом также резко стащил с нее трусы и опять прижался к ней сзади, к ее голым теперь ляжкам.
Я смотрел на свою голую жену в объятиях этого вурдалака и часто-часто дрочил. Анатолий лапал жену по всему телу: за плечи, за грудь, за живот, за ляжки, за пизду, за ноги... а я стоял и дрочил на все это. А Людка все только шопотом повторяла: "Ну не надо... Не надо... Ну я очень Вас прошу... не надо..." Анатолий развернул ее к себе лицом, высунул свой мясистый и толстый язык, облизал Любкины губы, а потом засосал их в себя. Он сосал и засасывал ее губы, а саму Людку все крепче и все туже прижимал к себе, прижимал ее торчащие сиськи к своей волосатой груди, прижимал за жопу ее пизду к своему хую. И она чувствовала и его язык, и его волосатую грудь и его огромный член и все больше и больше отдавалась ему. Моя Людка уже не принадлежала мне, а принадлежала вот этому Толяну, этому орангутангу, о котором еще несколько дней назад я и слыхом не слыхивал.
Надо сказать Толян все делал достаточно умело, уверенно и грамотно. По Людкиному лицу растекалось такое блаженство, какого я на нем никогда-никогда, за все годы нашей совместной жизни, никогда еще не видел. Хотя и не скажу, что я уж каким-то лохом в этой теме был... Наконец, Анатолий решил показать моей жене свое орудие. Он отступил от нее на шаг и стащил велосипедки. Толстый хуй тяжело вывалился из них, закачался и стал медленно подниматься, все увеличиваясь и увеличивясь в своих размерах. Людка приоткрыла глаза, охнула и снова зашептала: "Ох не надо... не надо... прошу Вас..." Не обращая на ее причитания никакого внимания, Толян просунул свою дубину ей между ногами, посадил на нее Людку и стал потихоньку тереться своим хуем о ее пизду. Почувствовав такой хуй у себя между ногами, моя жена немного опомнилсь, попыталась слезть и отодвинуться от Толяна, но тот крепко прижимал ее к себе, не давал слазить и все терся и терся о Людкину промежность.
А натешившись этим, он поднял Людку за жопу и потащил на кровать. Толстая залупа торчала между Людкиными ногами со стороны жопы и казалась готова была взорваться, настолько она была надутая, настолько натянутая, вся какая-то иссине-красная . "Сейчас он ей вставит! Сейчас он Людке вставит! Сейчас он ее выебет!" - застучало у меня в мозгах. Но я не сдвинулся с места. Анатолий положил мою Людку на кровать, раздвинул ей ноги, сам опустился на нее сверху и стал потихоньку вправлять. "Сейчас, сейчас, сейчас..." Как при замедленной киносъемке, я увидел, как толстая залупа этого Толяна, этого ебаря-убийцы, этого мужлана-мужика уперлась моей жене в пизду. Я увидел, как раздвинулись половые губы, как залупа по смазке съехала ко входу во влагалище, раздвинула его и всунулась туда наполовину. Жена почувствовав, что ее уже ебут, вдруг заплакала навзрыд, как девчонка, которой рвут целку.
Толи ей действительно было больно от такого размера, толи ей было стыдно изменять в первый раз, изменять мне, своему мужу, толи ей просто было приятно ощущать член незнакомого мужчины в себе... Я не знаю... Она плакала, я смотрел, как ебут мою жену, а Анатолий продолжал делать свое дело. Вся его залупа уже вошла в Людкину пизду. Людка заплакала еще громче. Анатолий вошел в нее на треть, она зарыдала, потом наполовину, она стала визжать, наконец Анатолий резко втолкнул в нее весь хуй по самые яйца, Людка захрипела, а я в этот момент кончил. Боже мой, никогда в жизни я так не кончал, как вот в тот день, когда Анатолий при мне выебал мою жену. Я выплеснул из себя столько спермы, сколько обычно выплескиваю раз за пять. Под окном еще долго потом оставалась большая невысыхающая студенистая лужица, как будто кто-то принес с моря и бросил там подыхать большую медузу.
Я даже, кажется, на какое-то время сознание тогда потерял. А когда понемногу пришел в себя, первое что я услышал, это было мерное поскрипывание кровати. Анатолий ебал мою жену, кончал в нее, она кончала, он пыхтел, она стонал, а я смотрел на все это и никак не мог взять в толк, где я, кто я, и что здесь происходит. В ушах стоял какой-то звон, все расплывалось перед глазами. Потом силы потихоньку вернулись, я бросил последний взгляд в окно, ебля моей жены еще продолжалась, а я потихоньку поплелся прочь. Прочь, прочь и прочь... Куда идти я сначала и не знал. Но потом направился к морю. Искупался, полежал там... Постепенно пришел в себя. В какой-то момент мне стало ужасно стыдно за все, что произошло. "Козел1 Теперь ты настоящий козел!" - шептал я про себя. Но потом как-то успокоился. Ну и что собственно такого произошло. Да ничего. Рано или поздно это случается со всеми мужьями и со всеми женами.
Все рано или поздно изменяют. Надо только не циклиться на этом, а постараться получить от этого удовольствие. А я испытал ну просто охуительнейшее удовольствие...
Когда я вернулся домой, жена лежала на кровати, с головой накрытая простыней, ну прям, как покойница. Я спросил ее что она, как она, она промычала в ответ, что приболела и что никуда не пойдет. Я сказал: "Ну и ладно" и тоже прилег и вскоре даже уснул. Так вдвоем мы и проспали до самого вечера. А вечером к нам в дверь постучали. Это к нам в гости снова пожаловал Анатолий...
Как моя любимая жена стала конченной блядью
День первый
Всё началось 2 года назад, когда я решил жениться, на девчонки с соседнего двора, ей было 20, а мне 27, я начел задумываться о будущем поколении и присматривать себе жену. Инна была самой лучшей кондитатурой, она не курила и не пила, до поздно не задерживалась, была слегка стеснительна и очень красива, при её росте 170 см у неё была красивая фигура, налитые упругие груди 2-го размера с сосками, всегда торчащими вперёд, упругой и дразнящей попкой, длинными и стройными ногами, её белокурые волосы спадали ниже плеч, зеленоватые глаза, припухшие губки и заманчивая улыбка довели меня до загса.
Оказалось, что она ещё ни с кем не была и призналась, что удовлетворялась только в душе с помощью своих изящных пальчиков.
После свадьбы мы поехали в турпоездку на турецкие берега в медовый месяц. Проводив нас в аэропорт и посадив на наш самолет, наши родители разъехались по домам. После взлёта мне очень захотелось спать, что я и собрался сделать, сказав обетом свое любимой. Инна была возбуждена всем происходящим она впервые летела, на самолете и темболее в другую страну. Она попросила меня разрешить ей переодеца и вообще носить более открытую одежду пока мы будем в Турции, так как её родители были очень строги с ней дома. Конечно я разрешил и улегся поудобние, Инна взяла сумку с верхний полки и удалилась в дамскую комнату.
Я задремал и очнулся когда за бортом уже стемнело, рядом повернувшись камне спиной посапывала моя любимая. Я обратил внимание на её лёгкое платьице из которого вот вот выпрыгнут её груди, она мало того что не одела бюсгалтер так ещё и расстегнула верхние 3 пуговицы сделав этим почти открытые груди. Её длина платья бала так мола что при малейшим прогибе или наклоне можно рассмотреть всё что находится между её прекрасных ножек, чем я на этот момент и занимался. Я осторожно отодвинул полоску её трусиков танго и обнаружил гладко выбритый лобок плавно переходящий в мягкие небольшие губки, я смочил слюной свой палец и провел по ним оставляя влажный след, Инна во сне издала слабый стон подалась попкой на меня её упругие ягодицы слегка раздвинулись и моему взору представили на показ плотненькие губки и розовый плотна сжатый девственный анус. Я осмелел и смочив слюной уже 2 пальца окуратно развёл половые губки в стороны из маленького ещё не разработанного отверстия показалась капелька влаги. Маленькая проказница подумал я и нежно в вел вовнутрь 3-й палец, там уже было горячо и влажно, я зделал пару движений внутри и почувствовал что по моей руке уже стекает её влага, весне Инне снилось что-то эротичное я же добавлял огонь наяву. Она приоткрыла ротик и задышала ритмичней её груди налились соком, соски окаменели, я знал что ей осталось немного и у неё наступит оргазм, я окуратно ввёл все 3 пальца во влагалище и стал делать круговые движения, её грудь затряслась я почувствовал как мышцы матки начали сокращаться и потоки выделяемой влаги потекли по моей руке впитываясь в кресло оставляя большое мокрое пятно, свободной рукой я прикрыл её ротик чтобы она своим стоном не разбудила соседей, я продолжал свои движения просовывая пальцы всё глубже и глубже, её отверстие начало растягиваться, Инну начало трясти в конвульсиях, оргазм бил один за другим сливаясь воедино, наконец я вытащил палицы и Инна дёрнувшись пару раз затихла провалившись в глубокий сон.
Я отодвинулся и уселся в кресло по удобнее в этот момент камне подошла стюардесса и нагнулась чтобы что то предложить но застыла с улыбкой на лице внимательно рассматривая спящею Инну, она лежала полубоком, приоткрытый ротик, обнажённая груд, задратая к верху попка с раздвинутыми ягодицами, красные и слегка опухшие раздроченные губки, ещё не совсем закрывшееся отверстие влагалище из которого ещё сочились струйки выделений стекающих на итак уже мокрые бёдра и капающие на пропитанное кресло на котором уже итак было большое пятно. Стюардесса перевела взгляд на меня и сказала что принесёт салфетки и крем.
Вернулась она быстро от неё шёл приятный аромат духов, я заметил что 3пуговици на её блузки расстегнуты чего не было до этого, когда она нагнулась одна грудь оголилась но она сделала вид что незаметила этого и предложила помочь мне убраться, я не возражал любуясь её грудью и вдыхая аромат исходящий от неё. Она перегнулась через меня и окуратно начала протирать бёдра и влагалище Инны, её грудь всё время задевала и терлась об меня, потом она нанесла на свой пальчик толстый слой крема и начала смазывать им влагалище и анус Инны.
Я итак был возбуждён до предела а тут эта крошка сама так и лезет в руки, я окуратно взял снизу дрознящюю грудь и прошептал на ушко что напротив смазать ей самой её дырочки, она отстранилась от Инны и прошептала что очень любит когда её не смазывают а вылизывают до блеска и если я согласен то можно пройти в задний отсек. Я поправил платьице на Инне и отправился вслед за стюардессой в хвостовой отсек. Тут была небольшая кабинка для рабочего персонала, стюардесса расстегнула блузку откуда тут же вывалились её румяные но ещё плотные груди 3-го размера с большими сосками, я задрал её юбку почти до пупка, на ней были лишь чулки с пояском я вопросительно посмотрел на неё, начто она улыбнувшись сказала что нелюбит нижнее бельё так как оно стесняет движения. Она повернулась камне спиной и прогнулась оперившись о столик, я развёл её ножки как можно шире и опустился на колени, её половые губки были слегка растянуты и выпирали вперёд я провёл по ним языком смочив их слюной и окуратно ввёл язык вовнутрь, её отверстие было больше чем у Инны раза в 3 поэтому я утонул лицом в её промежности и тут же почувствовал как мой рот наполняется горячий влагой, её выделения так и лились на меня, я не успевал глотать и лизать её.
Мои пальцы массировали её клитор гладили побритый лобок, я ласкал её влагалище и поднимался до чистого ануса пока моя любовница не начала кончать. Я не мог больше терпеть моя плоть разрывалась под штанами, я растигнул молнию и привстав с ходу вошёл в открытое истекающие лоно. Мой член утонул в горячих выделениях и после нескольких глубоких движений я начел кончать, я успел выдернуть член и плотно упереть в анус как моя сперма начала мощными толчками выходить наружу. Моё возбуждение было так велико что даже послу этого мой член ещё стоял как оловянный солдатик и я недолго думая погрузил его обратно во влагалище. Стюардесса ещё дергалась в конвульсиях оргазма а я снова загонял ей по самые яйца, постепенно я начел отходить от первого оргазма и понимать что влагалище которое я долбил было очень велико и сильно растянуто поэтому мой член с чавканьем и хлюпаньем попросту гонял там жидкость туда сюда иногда задевая стенки, я вынул своё орудие и осторожно начел погружать его в задний проход который был намного уже переднего, но тоже разработанным, моя сперма послужила обильной смазкой и поэтому я быстро начел входить на полную катушку, её попка хорошо смазалась из нутри и мой член скользил в ней как по маслу. Мои пальчики находились в промежности стюардессы и двигались там с сумасшедшей скоростью, она находилась на грани обморока её глаза закатились, рот приоткрылся из уголка прокусанной губы текла тонкая нить крови, её мышцы влагалища судорожно сжимались выкидывая новые порции смазки.
Я всё глубже и глубже вводил свою ладонь в её промежность пока она полностью не погрузилась во внутрь, после чего я сжал ладонь в кулак и начел драть её рукой как огромным членом одновременно вгоняя свой член в её жопу. От таких ощущения я быстро прошёл к финишу и начел заполнять её задний проход своим семеним. Немного придя в себя я отошёл в сторону стараясь привести себя в порядок, она лежала грудью на столике с широко расставленными ногами, из её открытого ануса вытекала моя сперма и стекала в низ к огромной дыре влагалища где перемешиваясь с её выделениями стекали по бёдрам на чулки и капали на пол образовав уже большую лужу.
Я вернулся на своё место как раз когда самолет приготовился к посадки и пасажиры начали пристёгивать ремни безопасности. Инна ещё не отошло от сна и как-то нехотя выполняла все действия я её хорошо понимал он ещё была в сладкой истоме и не хотела из неё выходить, я решил пока нечего ей не говорить и оставить всё происходящие в тайне. После приземления мы прошли контроль и вышли с аэропорта на большую стоянку таксистов, к нам подошли сразу 3-е водителей и предложили свои услуги не знаю почему но Инна выбрала самого молодого водителя он хорошо говорил на русском, чуть выше меня и крепкого телосложения. Водитель быстро уложил наш багаж и тронулся с места, я сидел впереди а Инна решила сидеть сзади одна сказав что так ей удобнее смотреть вокруг. Мы ехали не спеша, наш таксист рассказывал о достопримечательностях и давал советы где и когда лучше отдохнуть, ехать пришлось долго и я смотрел в окно на вывески и прохожих слушая нашего водителя пока не захотел закурить, я глянул на водителя чтоб спросить можно курить в машине и увидел что он таращится в зеркало заднего вида, я перевёл взгляд назад и увидел Инну сидевшую прямо посредине кресла и мирно сопящую в две дырочки, её платье собралось почти до бёдер ножки были разведены в стороны и давали сногсшибательный вид, её гладкий чистенький лобок, трусики танго скрутились в тоненькую верёвочку и засчёт креме углубились глубоко в промежность разведя половые губки в сторону. Увидев мой перехваченный взгляд молодой турок подмигнул мне и с улыбкой сказал, что не каждый день увидеш такую красотку. Я решил не трогать Инну и дать водителю полюбоваться прелестями моей жены, так как мы уже подъезжали к гостинице. Выйдя из такси, мы получили наш багаж и визитку таксиста, он сказал, что можно звонить в любое время весело подмигнул мне и сив в машину уехал.
В гостинице наш номер был забронирован и после заполнения документов нас вызвалась проводить до номера молоденькая горничная. В лифте пока мы поднимались она с улыбкой объяснила правила гостиной и проводив нас до номера вручила ключи, пока Инна открывала двери она нежно правила по моей спине вниз да ягодиц подмигнула и сказав до встречи удалилась. В номере раскидав наши вещи по полкам и шкафам мы без сил рухнули на кровать и провалились в глубокий сон.
Всё началось 2 года назад, когда я решил жениться, на девчонки с соседнего двора, ей было 20, а мне 27, я начел задумываться о будущем поколении и присматривать себе жену. Инна была самой лучшей кондитатурой, она не курила и не пила, до поздно не задерживалась, была слегка стеснительна и очень красива, при её росте 170 см у неё была красивая фигура, налитые упругие груди 2-го размера с сосками, всегда торчащими вперёд, упругой и дразнящей попкой, длинными и стройными ногами, её белокурые волосы спадали ниже плеч, зеленоватые глаза, припухшие губки и заманчивая улыбка довели меня до загса.
Оказалось, что она ещё ни с кем не была и призналась, что удовлетворялась только в душе с помощью своих изящных пальчиков.
После свадьбы мы поехали в турпоездку на турецкие берега в медовый месяц. Проводив нас в аэропорт и посадив на наш самолет, наши родители разъехались по домам. После взлёта мне очень захотелось спать, что я и собрался сделать, сказав обетом свое любимой. Инна была возбуждена всем происходящим она впервые летела, на самолете и темболее в другую страну. Она попросила меня разрешить ей переодеца и вообще носить более открытую одежду пока мы будем в Турции, так как её родители были очень строги с ней дома. Конечно я разрешил и улегся поудобние, Инна взяла сумку с верхний полки и удалилась в дамскую комнату.
Я задремал и очнулся когда за бортом уже стемнело, рядом повернувшись камне спиной посапывала моя любимая. Я обратил внимание на её лёгкое платьице из которого вот вот выпрыгнут её груди, она мало того что не одела бюсгалтер так ещё и расстегнула верхние 3 пуговицы сделав этим почти открытые груди. Её длина платья бала так мола что при малейшим прогибе или наклоне можно рассмотреть всё что находится между её прекрасных ножек, чем я на этот момент и занимался. Я осторожно отодвинул полоску её трусиков танго и обнаружил гладко выбритый лобок плавно переходящий в мягкие небольшие губки, я смочил слюной свой палец и провел по ним оставляя влажный след, Инна во сне издала слабый стон подалась попкой на меня её упругие ягодицы слегка раздвинулись и моему взору представили на показ плотненькие губки и розовый плотна сжатый девственный анус. Я осмелел и смочив слюной уже 2 пальца окуратно развёл половые губки в стороны из маленького ещё не разработанного отверстия показалась капелька влаги. Маленькая проказница подумал я и нежно в вел вовнутрь 3-й палец, там уже было горячо и влажно, я зделал пару движений внутри и почувствовал что по моей руке уже стекает её влага, весне Инне снилось что-то эротичное я же добавлял огонь наяву. Она приоткрыла ротик и задышала ритмичней её груди налились соком, соски окаменели, я знал что ей осталось немного и у неё наступит оргазм, я окуратно ввёл все 3 пальца во влагалище и стал делать круговые движения, её грудь затряслась я почувствовал как мышцы матки начали сокращаться и потоки выделяемой влаги потекли по моей руке впитываясь в кресло оставляя большое мокрое пятно, свободной рукой я прикрыл её ротик чтобы она своим стоном не разбудила соседей, я продолжал свои движения просовывая пальцы всё глубже и глубже, её отверстие начало растягиваться, Инну начало трясти в конвульсиях, оргазм бил один за другим сливаясь воедино, наконец я вытащил палицы и Инна дёрнувшись пару раз затихла провалившись в глубокий сон.
Я отодвинулся и уселся в кресло по удобнее в этот момент камне подошла стюардесса и нагнулась чтобы что то предложить но застыла с улыбкой на лице внимательно рассматривая спящею Инну, она лежала полубоком, приоткрытый ротик, обнажённая груд, задратая к верху попка с раздвинутыми ягодицами, красные и слегка опухшие раздроченные губки, ещё не совсем закрывшееся отверстие влагалище из которого ещё сочились струйки выделений стекающих на итак уже мокрые бёдра и капающие на пропитанное кресло на котором уже итак было большое пятно. Стюардесса перевела взгляд на меня и сказала что принесёт салфетки и крем.
Вернулась она быстро от неё шёл приятный аромат духов, я заметил что 3пуговици на её блузки расстегнуты чего не было до этого, когда она нагнулась одна грудь оголилась но она сделала вид что незаметила этого и предложила помочь мне убраться, я не возражал любуясь её грудью и вдыхая аромат исходящий от неё. Она перегнулась через меня и окуратно начала протирать бёдра и влагалище Инны, её грудь всё время задевала и терлась об меня, потом она нанесла на свой пальчик толстый слой крема и начала смазывать им влагалище и анус Инны.
Я итак был возбуждён до предела а тут эта крошка сама так и лезет в руки, я окуратно взял снизу дрознящюю грудь и прошептал на ушко что напротив смазать ей самой её дырочки, она отстранилась от Инны и прошептала что очень любит когда её не смазывают а вылизывают до блеска и если я согласен то можно пройти в задний отсек. Я поправил платьице на Инне и отправился вслед за стюардессой в хвостовой отсек. Тут была небольшая кабинка для рабочего персонала, стюардесса расстегнула блузку откуда тут же вывалились её румяные но ещё плотные груди 3-го размера с большими сосками, я задрал её юбку почти до пупка, на ней были лишь чулки с пояском я вопросительно посмотрел на неё, начто она улыбнувшись сказала что нелюбит нижнее бельё так как оно стесняет движения. Она повернулась камне спиной и прогнулась оперившись о столик, я развёл её ножки как можно шире и опустился на колени, её половые губки были слегка растянуты и выпирали вперёд я провёл по ним языком смочив их слюной и окуратно ввёл язык вовнутрь, её отверстие было больше чем у Инны раза в 3 поэтому я утонул лицом в её промежности и тут же почувствовал как мой рот наполняется горячий влагой, её выделения так и лились на меня, я не успевал глотать и лизать её.
Мои пальцы массировали её клитор гладили побритый лобок, я ласкал её влагалище и поднимался до чистого ануса пока моя любовница не начала кончать. Я не мог больше терпеть моя плоть разрывалась под штанами, я растигнул молнию и привстав с ходу вошёл в открытое истекающие лоно. Мой член утонул в горячих выделениях и после нескольких глубоких движений я начел кончать, я успел выдернуть член и плотно упереть в анус как моя сперма начала мощными толчками выходить наружу. Моё возбуждение было так велико что даже послу этого мой член ещё стоял как оловянный солдатик и я недолго думая погрузил его обратно во влагалище. Стюардесса ещё дергалась в конвульсиях оргазма а я снова загонял ей по самые яйца, постепенно я начел отходить от первого оргазма и понимать что влагалище которое я долбил было очень велико и сильно растянуто поэтому мой член с чавканьем и хлюпаньем попросту гонял там жидкость туда сюда иногда задевая стенки, я вынул своё орудие и осторожно начел погружать его в задний проход который был намного уже переднего, но тоже разработанным, моя сперма послужила обильной смазкой и поэтому я быстро начел входить на полную катушку, её попка хорошо смазалась из нутри и мой член скользил в ней как по маслу. Мои пальчики находились в промежности стюардессы и двигались там с сумасшедшей скоростью, она находилась на грани обморока её глаза закатились, рот приоткрылся из уголка прокусанной губы текла тонкая нить крови, её мышцы влагалища судорожно сжимались выкидывая новые порции смазки.
Я всё глубже и глубже вводил свою ладонь в её промежность пока она полностью не погрузилась во внутрь, после чего я сжал ладонь в кулак и начел драть её рукой как огромным членом одновременно вгоняя свой член в её жопу. От таких ощущения я быстро прошёл к финишу и начел заполнять её задний проход своим семеним. Немного придя в себя я отошёл в сторону стараясь привести себя в порядок, она лежала грудью на столике с широко расставленными ногами, из её открытого ануса вытекала моя сперма и стекала в низ к огромной дыре влагалища где перемешиваясь с её выделениями стекали по бёдрам на чулки и капали на пол образовав уже большую лужу.
Я вернулся на своё место как раз когда самолет приготовился к посадки и пасажиры начали пристёгивать ремни безопасности. Инна ещё не отошло от сна и как-то нехотя выполняла все действия я её хорошо понимал он ещё была в сладкой истоме и не хотела из неё выходить, я решил пока нечего ей не говорить и оставить всё происходящие в тайне. После приземления мы прошли контроль и вышли с аэропорта на большую стоянку таксистов, к нам подошли сразу 3-е водителей и предложили свои услуги не знаю почему но Инна выбрала самого молодого водителя он хорошо говорил на русском, чуть выше меня и крепкого телосложения. Водитель быстро уложил наш багаж и тронулся с места, я сидел впереди а Инна решила сидеть сзади одна сказав что так ей удобнее смотреть вокруг. Мы ехали не спеша, наш таксист рассказывал о достопримечательностях и давал советы где и когда лучше отдохнуть, ехать пришлось долго и я смотрел в окно на вывески и прохожих слушая нашего водителя пока не захотел закурить, я глянул на водителя чтоб спросить можно курить в машине и увидел что он таращится в зеркало заднего вида, я перевёл взгляд назад и увидел Инну сидевшую прямо посредине кресла и мирно сопящую в две дырочки, её платье собралось почти до бёдер ножки были разведены в стороны и давали сногсшибательный вид, её гладкий чистенький лобок, трусики танго скрутились в тоненькую верёвочку и засчёт креме углубились глубоко в промежность разведя половые губки в сторону. Увидев мой перехваченный взгляд молодой турок подмигнул мне и с улыбкой сказал, что не каждый день увидеш такую красотку. Я решил не трогать Инну и дать водителю полюбоваться прелестями моей жены, так как мы уже подъезжали к гостинице. Выйдя из такси, мы получили наш багаж и визитку таксиста, он сказал, что можно звонить в любое время весело подмигнул мне и сив в машину уехал.
В гостинице наш номер был забронирован и после заполнения документов нас вызвалась проводить до номера молоденькая горничная. В лифте пока мы поднимались она с улыбкой объяснила правила гостиной и проводив нас до номера вручила ключи, пока Инна открывала двери она нежно правила по моей спине вниз да ягодиц подмигнула и сказав до встречи удалилась. В номере раскидав наши вещи по полкам и шкафам мы без сил рухнули на кровать и провалились в глубокий сон.
Балет. Часть 2
...Солнце проникло сквозь веки и растеклось по жилам, отзываясь в каждой клетке мозга ошеломительным ощущением неотвратимой бури наслаждения. Особое пристрастие солнечное бесстыдство проявило к члену. Мужская ось Бархата до краев заполнилась солнечной энергией жизни, и желание выплеснуть ее стало просто нестерпимым.
Неизбежное уже совершенно созрело, когда суровый толчок, мотнувший из стороны в сторону грудную клетку, заставил его разлепить медовые соты собственных век. На самом краю последнего момента он выхватил из сверкающей изумрудности дня склоненное над ним маской бесконечного любопытства лицо в обрамлении медного отсвета пышных волос. И тут же солнечная жгучесть, отпечатанная в члене, обрела реальные очертания глухого объема ладони Арианы. И тут же все ушло, рассыпалось, как глупое и досадное наваждение. Эрекция пропала, оставив на пальцах Арианы жалкую каплю нежной влаги. Не вымолвив ни слова, Бархат торопливо застегнул брюки и только потом оглянулся, страшась встретиться с насмешками возможных зрителей. Но вокруг не было никого, кто мог бы по достоинству оценить всю глубину его стыда. "Они ушли в город", - голос Арианы звучал глухо и гортанно, - "до ближайшего магазина". Выглядела она жалко: растрепанная, едва дышащая, с серыми дорожками, оставленными на висках капельками пота; ничего не осталось от чопорной сдержанной дамы, образца воспитанности и морали. "Они ушли, а ты, значит, решила воспользоваться ситуацией. Умно!", - слова укора рвались с губ, но Бархат сдержался. В конце концов, кто, кроме него может понять, что творится в этой не слишком обворожительной головке? Как распирают ее сердце дьявольские желания? Ее вожделение вдруг острой иглой пронзила его сознание, уколов в самый центр того закоулка, где хранились неприкосновенные запасы жалости. Он побрел через поляну, задумчиво срывая разноцветные головки цветов и разгоняя разнообразную насекомную братию.
Шелест трав, сплетенный с совершенными соло птичьих трелей, успокоил его окончательно, и когда на краю поляны он оглянулся к Ариане, не сменившей позы ни на миллиметр, но словно таявшей от отчаяния и зноя, он просто сделал едва уловимый жест, будто зная, что ей этого будет достаточно.
- Ничего не понимаю, - самому себе прошептал Бархат, окончательно смирившись с тщетностью всех своих усилий, и лег на траву рядом с Арианой, оставив руку в глубинах ее взмокшего содрогающегося лона.
Прошло не менее получаса с того момента, когда, забравшись в самые дебри пышного кустарника, они занялись тем, чего хотелось Ариане, и что Бархат решился ей подарить из чистосердечного милосердия. Он делал все правильно - так ему, по крайней мере, казалось. И поначалу исследовательское рвение, подогретое важностью и благородством миссии, помогло ему. Не спеша, как вдумчивый доктор, он совершенно раздел трепещущую Ариану ("И когда она успела так набраться? Что ж ее трясет так то?") и терпеливо, шаг за шагом, как предписывалось проводить предварительные ласки (плохо пропечатанные копии сексуальных руководств к тому времени были уже прочитаны им и всей мужской половиной прогрессивного студенчества от корки до корки), стал осваивать податливое тело Арианы. Как упорный бродяга, как будущий отец соц-реализма, путешествовавший по родной стране от села к селу, от города к городу, он скользил по Ариане от мочки уха к бьющейся жилке на шее, от впадинки у горла к покатому плечу, от запястья к локтевому сгибу, от ямочки пупка и просторов живота к крошечному соску (груди тринадцатилетней девочки рядом с пышной развитостью всего остального провоцировали на сарказм; на Бархата же накатил приступ умиления, поднявший еще выше бушевавшие в нем волны жалости). В какой-то момент он поймал себя на том, что не различает, чем, собственно, он касается Арианы - пальцами ли, языком ли, и только тогда понял, что его прикосновения и даже легкие прикосновения губами к едва покрытому пушистой порослью лобку, заставлявшие содрогаться ее тело, как земную поверхность чрезвычайно близкий удар грома, не отзываются в нем самом ни единым дуновением желания. Он и в самом деле был доктором ее желания, братом милосердия, ни в коем случае не испытывающим ответной агрессии страсти, которой все его естество сопротивлялось как выворачивающему внутренности святотатству.
С удивлением и испугом он бросал иногда взгляды вниз, к своему паху, каждый раз отмечая там полный штиль и безразличие к происходящему. Между делом ему вспомнился Понтий Пилат: член устранился от происходящего и без сомнения умыл бы руки, если бы они у него были. Ничто не будоражило, ничто не трогало Бархата. Не возбуждало даже самое смелое из его продвижений, даже к вагине Арианы (сама мысль о том, что к ней никто до сих пор из плотских побуждений кроме, может быть, самой Арианы, не прикасался к этим девственно нежным орхидееподобным лепесткам, заключала в себе запал возбуждения, который, однако, даже не тлел в безвоздушном - на сей момент - пространстве Бархатового либидо). Незадачливые пальчики Арианы невзначай выдоили из Бархата всю природную тягу к женской плоти.
После очередного, уже более решительного проникновения языком между дрожащих половых губ девушки, задохнувшийся от усердия Бархат как-то сразу смирился с тщетностью своих усилий, откинулся на траву и прошептал самому себе:
- Ничего не понимаю...
Движение воздуха заставило его поднять глаза. Из-за паутины листвы на него глядели шальные глаза приятеля. Точнее, Бархату вначале показалось, что приятель смотрит на него, на самом деле он пожирал взглядом обнаженное тело Арианы, чье кажущееся бесчувствие полностью камуфлировало кипящую под белокожими просторами похоть.
Приятель взволнованно, но хитро подмигнул Бархату, и тот, сразу решившись, подмигнул ему в ответ. Выбора не было. Оставлять Ариану на произвол ее страстей ему не могли позволить все те же жалость и сострадание. Он осторожно извлек руку из измученных и совершенно мокрых глубин промежности Арианы и отодвинулся. Она не пошевелилась. Лишь вишенки сосков чуть качнулись.
Приятель передал ему початую бутыль дешевого вина, ловко и бесшумно извлек свое мужское орудие, гордый вид которого свидетельствовал о его абсолютной готовности к самым фантастическим подвигам, навис на какие-то доли мгновения над распростертой изнывающей Арианой. Пару раз бронебойная головка его члена скользнула по промежности Арианы, сразу же приветливо распахнувшейся к нему во всей розовости, и, не раздумывая более, медленными толчками проник в самую глубь влагалища.
Зачарованный Бархат стоял прямо над ними, пот заливал ему глаза, но он не мог оторваться от этого зрелища. Иногда он прикладывался к огромной, как фашистская граната, бутыли, отхлебывал кислого вина и снова жадно смотрел. Смотрел не потому, что ему нравилось. Наоборот, то, что приятель делал с Арианой, совершено обезумившей (то ли после затяжной пытки Бархата, то ли от боли и осознания дефлорации, то ли от естественной присущей ей похоти), все более поражало своей примитивной безыскусностью, животным стремлением к полному экстазу, угловатой механикой движений, не имевших никакой связи с великой и божественной грацией истинного балета.
Когда уже совершенно ошалевший от мощного выброса адреналина в кровь, но так и не начавший трезветь приятель, решительными движениями повернул впавшую в какое-то гипнотическое состояние Ариану к себе спиной, поставил ее на четвереньки и прижался к ее необъятным ягодицам, Бархат отвернулся: перед глазами всё дрожало и содрогалось, невыносимая боль сочилась из под век, заливала щеки кипятком, невесть каким образом долетевшей из детства, обиды и сводила скулы отчаяньем бессилия.
Он пошел в глубь леса, некоторое время еще сопровождаемый охами приятеля и всхлипами Арианы, но вскоре уже ничто, кроме шелеста растений и трелей птиц не тревожило его оцепеневшего сознания...
Прошла неделя, которую Бархат провел лёжа на диване. Потом прошел месяц. Он изредка выбираясь в лес, к озеру, где не купался, а лишь расстегнув рубаху, сидел, превращаясь в олицетворение тупой зубной боли, не замечая пляжной распаренной кутерьмы. На звонки он не отвечал и никого к себе не пускал. К биноклю не прикасался совершенно.
Потом пошли дожди, затянувшиеся на весь август, и он окончательно залег на диване с книгой в руках, не в силах, впрочем, разобрать ни единой строки, ни единой буквы.
Теперь Бархат ничего не понимал. Теперь он не знал, что делать. Ежик в тумане, слепой музыкант во мраке ночи, он не знал и не понимал, стоит ли шевелить рукой, двигаться вправо или влево, а если и двигаться, то с какой целью.
Однажды, когда, он как всегда один сидел дома, забыв в очередной раз запереть входную дверь, в прихожей раздалось шуршание, шевеление, но Бархат даже не приподнялся на своем диване. Он точно знал, кто пришел, поэтому ничуть не волновался.
Когда он все-таки поднял глаза, то увидел их - смущенных и притворно серьезных, старательно запихивающих неугомонных котят счастья обратно в корзинку сердца. На улице моросило, но не от этого рыжая копна волос Арианы, не излучала солнечного электричества , - она просто исчезла; на ее месте воцарилась аккуратная прически взрослой женщины, от которой веяло теплом домашнего уюта, непривычным покоем и умиротворенностью.
- Ты здесь? - спросили они одновременно, переглянулись, смущенно хихикнули и не зная с чего начать.
Бархат нехотя помог им:
- Я, кажется, опять не запер дверь. Простите меня, - он вздохнул. - Я - идиот. Мне простительно.
Ариана прошлась по комнате, хозяйским жестом раздернула шторы - отчего не стало светлее - и растворилась в кухонном пространстве. От прежней Арианы в ней оставались лишь очертания изрядно похудевших бедер. "Откуда в ней эта легкость", - подумал Бархат, непроизвольно наблюдая за балетными передвижениями троюродной сестры. - "Куда девалась извечная монументальность и слонопатамость? Неужели, это любовь! И чего Мишка в ней нашел? Пигмалион чертов".
- Представляешь, Саша, что Мишка твой говорит, - Ариана из них троих - единственная пребывала в своей тарелке. Она даже пыталась шутить, что раньше за ней водилось нечасто.
- Нет, не представляю, - Бархат едва разжимал губы.
- Он говорит, ха-ха-ха, ты не поверишь - надо же такое придумать, - от смеха она даже поперхнулась куском торта. - Будто бы к нам приезжал "Аквариум", давал квартирный концерт и будто бы он сам лично там присутствовал! Представляешь.
Бархат внимательно оглядел субтильную фигуру товарища, покатые плечи, оттопыренные уши. Отхлебнул чайку и молвил рассудительно:
- Если бы он побывал на том концерте, он с нами бы уже не сидел.
Приятель встрепенулся, готовясь дать отпор клевете, но отчего-то сразу же сник, - видимо, Ариана под столом наступила ему на ногу. "Давно ли кто-то преподавал мне курс "Что такое женщина и как с ней бороться"? Что же теперь с тобой стало, друг мой?".
Когда Ариана ушла на балкон любоваться звездами и курить, стул приятеля шустро, словно сам собой, перескочил поближе к Бархату и, горячее дыхание, пропитанное миазмами одержимости, так ударило ему в щеку, что он невольно отодвинулся и глянул на Мишку удивленно.
- Сам не понимаю, что со мной. Никогда такого не было. Ты ж меня знаешь, сколько я ихней сестры перепробовал. Но чтобы такое родство душ…
Косой взгляд Бархата никак не повлиял на порыв, который давно рвался из груди приятеля и только теперь нашел выход. Наверное, никто из их общих знакомых не понял бы его. Только Бархат. Но Бархату было все равно.
- Мне с ней настолько легко и просто. Я забыл с ней, что такое притворяться, набивать себе цену. Мне вообще настолько осточертело понтаваться. Черт бы побрал эту мужскую привычку - вечно корчить из себя принцев датских. Главное, ведь не казаться, а быть. Быть самим собой. Правда?
- Конечно, - Бархат согласился с легкостью и попытался отогнать от себя воспоминание о голой заднице приятеля и, обхвативших его худые бедра, пятках Арианы. Усилием воли он накрыл досадную картинку изумрудным пологом окружающей зелени.
- Но ты не думай, что я у тебя ее отбиваю или, как говорится, из стойла увожу. Если что, ты только свисни, я сразу же уйду.
- Третий должен уйти, - Бархат сокрушенно покачал головой.
Преданность и сострадание бросили на лицо друга осенний отсвет:
- Она мен все рассказала… То, что между нами… то есть между вами было.
(Бархат дал на мгновение волю собственным бровям, как болоньевый человечек с аллеи; где он теперь, кто ему целует брови?).
Приятель с чем-то мысленно собрался и зашептал еще более взволнованно:
- Ну, не получилось у тебя с ней, с кем не бывает… в первый раз. Неприятно, конечно. Но ведь еще не все потеряно. Сколько еще секса впереди… Ну, если ты очень хочешь, то ведь можно и втроем попробовать. Может быть, получится. Должно получиться.
Ответ закрутился в воздухе сизым сигаретным дымком: "А тебе не кажется, что всё это дрянь, дрянь, дрянь… ужасная!"
Бархат вдруг резко встал.
Решительность и легкость движений Арианы странным образом передалась ему. Рука сама нащупала за книгами футляр бинокля и вынула его расчетливым злым движением.
Он не видел ошарашенных глаз приятеля, не заметил испуганного взгляда Арианы, метнувшейся от балконной двери, словно опасаясь, что будет сметена решительным напором безумной одержимости. Прохлада, текущая с расчистившегося к ночи неба, мягко ударил в лицо и грудь, тщетно силясь остудить и то, и другое. Но тело все же стало еще гибче, еще податливее, а ноги просто подогнулись. Но отступать уже было некуда. Он поднял бинокль на уровень глаз, вдохнул прохладу поглубже и прильнул к окулярам.
В двух мутных по краям кружочках, постепенно сливающихся в один, плясали мириады мошек и жуков, отлитых из чистейшего Типперарского серебра. Сначала они просто мельтешили, но потом выстроились в стройный хоровод и закружились в одном направлении. Все быстрее и быстрее, пока не превратились в невыносимо ослепительную колючую реку, дикую и страшную. И он понял, что эта река зовет его, что без него - Бархата - этой реке, бесконечно стремящейся к бесконечности серебряного моря, не будет хватать одной очень важной капли, без которой ни реке, ни морю завтра уже не блестеть, не бурлить. И прыгнул в нее, в эту реку, чтобы унестись к серебряному морю, растворить в нем тщету бытия и стать одним из его смарагдов.
("И что с ним такое? Не так уж он много и выпил. И психика у него всегда такая уравновешенная!").
Бархат тяжело, как старик, поднялся на ноги.
Если бы он знал куда направить свой порыв, то смог бы выплеснуть его, как опостылевший яд спермы, давно и горячо бродивший в организме, не находя выхода. Но бесполезный и бессмысленный кипяток либидо заливал собой любые ростки связных мыслей и рельефных желаний.
Он обернулся к другу. Тот в позе автопортретного Карла Брюллова, готовящегося к встрече с горячей лавой Везувия, ждал то ли взрыва благочестивого негодования, то ли примитивного приступа ревности. Его гримаса настолько рассмешила Бархата, что Ариана, выходившая в этот момент с балкона, вздрогнула от дикого взрыва его хохота и умоляюще сложила руки на груди. Ее жест - искренний и до невероятного гармоничный, жест, достойный Джоконды, - как печальный витраж, состоящий из разноцветного веселящегося стекла, сплошь пронизывали счастливо-горькие мгновения, которые он, сам не зная того, не ведая своей безмерной щедрости, подарил ей, походя и невзначай. Она не смела просить его о прощении или хотя бы о понимании. Ни о чем подобном она и не могла помышлять. Ариана умоляла его об одном: не покидать ее в ново обретенном мира счастья, любви и покоя. Только сказать она об этом не умела и не могла - чувства перехватывали горло и превращали слова в немые ледышки.
Что-то подпрыгнуло внутри Бархата, перевернулось, словно на батуте, и, найдя равновесие, остановилось навсегда.
- А ты, что об этом думаешь? - спросил он прямо, глядя на дальнюю родственницу с отеческой улыбкой.
- Я… я не знаю… Я, как ты… как вы… Лишь бы тебе было хорошо…
- Тогда вот что: всё равно я так просто не смогу раскрепоститься. Сгоняю-ка я за водкой - еще десять минут до закрытия гастронома. А вы пока готовьтесь!
Ариана сидела рядом, у дивана и скучающе глядела по сторонам. Бархат наблюдал за ней из-под опущенных ресниц.
- Не думай, что я не вижу, что ты проснулся, симулянт, - сказала Ариана, не поворачивая головы. - И что ты себе позволяешь такое. Любишь, чтоб с тобой нянчились? Ни с того, ни с сего, свалился посреди балкона, головой ударился о порог, бинокль - вдребезги. А он денег невесть каких стоит. Да? Зачем ты вообще его брал в руки, если руки уже ничего не держали? Родители-то когда вернутся с дачи? К вечеру?
Вместо ответа Бархат почему-то потянулся к ее круглой коленке и попытался продвинуть ладонь вверх по гладкой ляжке. Ариану как ветром сдуло. Но требовать объяснений она не стала, а просто сказала, переставляя хрустальную вазочку с одной полки серванта на другую:
- Дурак.
- Сам знаю.
- Как самочувствие?
- Я чувствую себя, как новенький скрипящий протез.
- Вот и славно. А Мишка кричал: "Давай вызовем "Скорую"! Давай то, давай сё…" Перепугался страшно. Он в тебе души не чает.
- Сам знаю.
- Вот и хорошо. Я тогда за газетами схожу, а то в твоей конуре даже телевизор отказывается работать. Ну, и в молочный зайду по пути. А потом что-нибудь с завтраком соображу. Согласен?
- Согласен.
Он не встал, - ленивая привычка не запирать дверь уже успела приобрести в его характере устойчивость египетских пирамид. Он лежал, прислушиваясь к равнодушному стуку своего сердца, и не спеша, раскладывал пасьянс из кадров и цитат прошедшей ночи, точнее той ее части, пока алкоголь не подмял под себя окончательно жалко трепыхающуюся способность к запоминанию. Ни чем не кончилась попытка воспроизвести по памяти ощущения постоянно разрастающегося, раздувающегося, как воздушный шар, оргазма, ощущения, которые наполняли ночь, - это он понимал интуитивно. Но, видимо, ночью, в тот самый миг, когда до предела раздувшийся шар оргазма все-таки лопнул - ошеломительно и ужасно (так, что на внутренней поверхности век в алом зареве почему-то возникло видение Брюллова-Мишки, застывшего в вечном ожидании огня Везувия), и ослепительное сияние невыносимого наслаждения начисто стерло из памяти все другие ощущения, может быть, и более изысканные, более тонкие, но, конечно, совершенно не сравнимые по силе с последним, рядом с которым поблекло всё, весь мир, и даже сам Бархат вместе с его непонятной зубной болью души.
Сейчас, ему, расслабленно скользящему под плоскостью нежной бритвы сверкающего утра, казалась забавной мысль, на которой он поймал себя вчера, оставшись один в пустой кухне (влюбленная парочка, не выдержав напора возбуждения, ринулась в гостиную и в пучину секса, предложив ему догонять их как можно скорее). Плеснув себе каплю водки, он попытался услышать в себе хотя бы слабые удары колокола ревности. Ему казалось, что ревность с ее мазохизмом и прочими плетьми помогла бы его желанию, прихода которого он боялся и никак не мог дождаться. Но ревности не было места в его сердце, медленно, но верно заполнявшегося водкой и ночным мраком.
Он преодолевал каждое мгновение, как путник преодолевает многочасовые переходы по пыльной безлюдности неприветливой дороги. Он угрюмо сдергивал трусики с Арианы, подойдя к ней сзади, сдергивал раз за разом, с удивлением обнаруживая в себе решительную грубую силу, так резко контрастирующую с акробатической отточенностью легких и ласковых движений приятеля. Тот обволакивал и драпировал наготу девушки руками, поцелуями, собой. Он же раздевал Ариану, как равнодушный хозяин раздевает наложницу. Он бесцеремонно задирал ей платье, пользуясь ее скованностью цепкими объятиями другого мужчины. Он преодолевал каждый участок ее тела, казавшегося совсем недавно абсолютно для него бесполым, лишенным всякого соблазна. Преодолевал, как преодолевал каждое мгновение, решительно, упорно и угрюмо, сначала удивляясь тому, что в нем не рождается недовольство ко всему происходящему (а он ждал, с нетерпением ждал именно чего-то такого). Но штиль царил над всей поверхностью души, даже рябь волнения не смущала ее спокойствия. Он мог невозмутимо наблюдать за все разрастающимся пожаром любовных ласк, который бесстыдно разгорался перед ним. Язычки пожара, слегка слепили и чуть-чуть веселили его до того момента, пока он не понял, что один из язычков с осторожной непринужденностью касается головки его члена. Язычок пожара превратился в язычок Арианы, и его кинуло в жар. Он попытался остановить, воспротивиться - непроизвольно - тому, что шевельнулось на самой вершине его невозмутимости, но глыба желания, качнувшись пару раз, оттолкнулась, оторвалась и понеслась в тартарары, ломая подпорки разума и рассудительности.
Между мгновеньями, преодолевать которые он вскоре просто перестал, - они сами преодолевали его, поскольку время вдруг стало для него чем-то потусторонним, - он видел два совершенных по форме мужских фаллоса, в целеустремленной параллельности направленных в сторону абсолютно голой Арианы, лежащей под ними в позе утомленной весталки. Фаллосы как будто бы невзначай соревновались друг с другом в своих размерах, а весталка как будто бы наслаждалась своей неограниченной властью и над тем, что поменьше, и над тем, что побольше: теперь они уровнялись в правах, теперь уже не существовало между ними никакого особого различая, - теперь они принадлежали ей, её великолепному, способному на бесконечную любовную ласку, влагалищу.
Мгновения то множились, распадаясь на пригоршни очень похожих осколков, то собирались в одно, застывшее без участия Мефистофеля, - огромное, как снежный ком. Одно такое мгновение случилось - должно было случиться - в самом начале, но в утреннем сиянии оно царило над головокружением и каруселью всех мгновений ночи. Всех без исключения.
Они даже не начали раздеваться, когда он вошел в комнату, они проницали в друг друга поцелуем, судя по всему длившемся не первый десяток минут. Угрюмый, он подошел сзади к Ариане и решительно стянул с нее трусики. Она сразу как-то обмякла и стала податливой, словно воск. Точно также угрюмо он задрал ее платье, пытаясь соблазниться ее формами, матовыми пятнами расплывавшимися в полумраке опьянения. С вниманием исследователя он наблюдал, как Мишка легко и вдохновенно вошел в Ариану, как он просто и естественно впал транс сверхчувственного ритма и как Ариана превращалась в иное, совсем незнакомое ему существо. Словно рассыпался в прах панцирь, сковавший её много лет подряд, словно сползала ненавистная лягушачья кожа. Невероятность картины преображения человека под воздействием примитивного инстинкта - в тот момент, когда он понял, что всё происходит на самом деле, что это не сон и не галлюцинации, что он собственной персоной присутствует при акте самой простейшей формы любви, без всяких атрибутов, антуража, ненужных украшений, и от вида этой любви его не тошнит, не колотит от обиды за человечество, что он не слышит в себе болезненно сладких ударов гонга ревности, и именно поэтому великий ветер свободы проникает в душу, как на степные просторы, неся с собой долгожданную свежесть и облегчение, что, наконец, нет во всём этом ничего от изысков Лесной Колдуньи и Орфея, нет ни капли физиологического импрессионизма, манерной похоти и эротической акробатики, - невероятность совершенно новой картины проникла в него жгучим, совершенно невыразимым жаром возбуждения. И тогда он сам приблизил огонь, скопившийся в головке члена, к спасительной прохладе губ Арианы. Или всё-таки Ариана сделала первые движения навстречу?..
- Ну вот, сейчас я приготовлю салат, колбасу пожарю. Любишь колбаску жаренную? Знаю, любишь. Сейчас, сейчас, - в голосе Арианы Бархат с удивлением обнаружил сразу ставшие главенствующими покровительствующие интонации нежной, почти материнской заботы; что происходит? Но удивление не успело разрастись до конца, Ариана, спохватившись, сказала: "Ах, да! Совсем забыла… Тебя у подъезда какой-то гражданин спрашивал. Не знаю ли я, мол, парня, который в 24-ой квартире живет. Я врать не стала, сказала "знаю"… В общем, он тебя ждёт, на детской площадке, где качели. Такой приятный мужчина, импозантный, я бы сказала". Она говорила что-то ещё, но Бархат не слушал. Он торопился. Он натягивал впохых одежду, путаясь в штанинах и рукавах, потому что боялся, что Орфей уйдет. Сейчас он сидел абсолютно голый на детской качельке, тихонько и мелодично поскрипывающей, и его гибкое изящное тело, словно пар после бани, источало жаркие клубы необыкновенной, свойственной только адонисам и орфеям, мощи. Видом его почти божественной наготы делиться ни с кем не хотелось. Поэтому Бархат торопился. Нет, никакой радости от встречи со своим недавним идолом он не ждал. Его подгоняла какая-то неведомая сила, связанная в один пучок из плетей любопытства, остатков рабской преданности и иглы застарелого ужаса перед вероятным раскрытием его инкогнито (теперь, воплотившись в реальность, ужас стал другим, но никуда не улетучился; так игла, только что блестевшая на солнце, исчезает из поля зрения и оказывается под твоей кожей). Сегодняшним утром, до предела заполненным пустотой счастья, и любопытство, и преданность, и ужас тяготили его. С ними необходимо было покончить. И как можно скорее.
На улицу он выскочил, почти шатаясь от напряжения, так и не застегнув до конца все пуговицы на рубашке. На качелях, в самом углу площадке, в двух шагах от песочницы с копошащимися в ней карапузами, Бархат увидел одетую во всё чёрное фигуру: несмотря на жару, Орфей был в плаще.
- Обещали дождь, - как бы оправдываясь, вместо приветствия, произнес он и широко и открыто улыбнулся. Представился:
- Олег.
Бархат пожал крепкую сухую ладонь и опять удивился тому, с какой лёгкостью он прикасается к тому, кто совсем недавно казался нереальным, созданьем, сотканным из радужных фонтанов снов.
Молчание длилось вплоть до того момента, когда далёкое щебетание детей на площадке не начало перерастать в угрожающий ропот. Кому из двоих нужно было начать разговор, и они начали его вместе. Как два танцора начинающие торжественный полонез.
- Мне сообщили, что вы хотели бы меня видеть, - удивляясь своему церемонному тону, пробормотал Бархат.
- Ты не пугайся, парень, у меня к тебе никаких претензий. Даже наоборот, - словно смущаясь, выдавил из себя Олег.
Боясь сбиться с королевского ритма в ? , Олег, не глядя на собеседника, заговорил о чём-то таком, чего Бархат никак не ожидал от него услышать, и поэтому не сразу проникся смыслом всё нарастающего вороха слов, который поначалу просто щекотал, потом начал навалиться нешуточной горой, под которой, как под стогом сена, Бархат начал терять себя самого. Олег говорил о себе и Жанне. ("Кто такая Жанна?" - мучительно вертелся в голове один вопрос. Это имя не имело никакого отношения к Лесной Колдунье. Бархат никак не мог заставить себя воспроизвести в памяти её - Лесной Колдуньи - образ одновременно с именем "Жанна": вместо грациозных изгибов обнаженной спины и бёдер возникал хищный облик Орлеанской Девы, с головы до ног закованной в сталь). Ещё тяжелее стало Бархату улавливать суть, когда он взглянул на Олега, как-то незаметно для себя самого перешедшего с полонеза на контраданс, а потом и на котильон. Оказывается, Олег волновался. При чём его волнение росло, и Бархат ощущал на себе полную силу его остроты. В какой-то момент, произнеся загадочную фразу "Дождь, который у меня внутри, никак не хочет прекращаться" с такой горечью в голосе, которая, видимо, даже ему самому показалась чрезмерной, Олег осёкся и покосился на Бархата. Финал тарантеллы. От полонеза не осталось ровным счётом ни чего.
На Бархата вдруг нахлынуло неизвестно откуда появившееся чувство превосходства над этим гораздо более взрослым, чем сам, человеком. Взглянув на себя со стороны, он обнаружил, что давно и уверенно танцует ни что иное, как строгий и мужественный танец испанских крестьян: болеро звучало в его душе, нагнетающими необъяснимый восторг, аккордами.
- Значит, она ушла от тебя? - Бархат незаметно для себя перескочил - в одном из "па" - с подобострастного "вы" на покровительственное "ты".
Олег печально глядел прямо перед собой невидящими глазами.
- Она сказала, что я ей надоел, - выдавил он себя признание. - Хотя дело, конечно, не в этом…. Не совсем в этом.
Он с шумом, как ныряльщик, вдохнул в себя воздух и обречёно сказал:
- Дело в тебе.
Что-то сменилось в окружающем их пейзаже двора и детской площадки. Извечно несколько помятый и запыленный, он неожиданно предстал перед Бархатом во всей красе сияющего летнего дня, в обрамлении свежей зелени, не покорившейся асфальту, травы и задорного звона детских голосов. Двор распрямлялся вместе с Бархатом. И только сгорбленная фигура Олега выпадала из общей композиции.
…Бархат шёл к себе домой, как драгоценные камни перебирая в памяти все слова, услышанные им - теперь они сияли прозрачным ясным светом. "С тобой всё было по-другому. С тобой был праздник. От тебя, от твоего взгляда исходило какое-то электричество, поселявшее в ней, да и во мне, нестерпимый, но такой желанный жар любви, которая, если честно давным давно кончилось. Я это понимал, но отказаться от неё, от Жанны, было выше моих сил. Без неё - я словно пустая бутылка, ненужный, никчёмный. Без неё… да и без тебя…"
Лесная Колдунья исчезла. Навсегда. Она отсекла - холодно и небрежно - свой таинственный мир от незатейливого существования Бархата и - теперь уже - Орфея. Она оставила им только фантастические картины своей беспечной лёгкой, как ветер и дыхание, страсти.
Бархат никогда больше не встречался с Олегом. Зачем? В нём ничего не осталось от прежнего великолепия. Иногда тусклая фигура, всегда одетая в тёмный плащ, бредущая на горизонте восприятия, почему-то всегда под дождём или просто под свинцовыми тучами, вызывала в нём приступ сострадания, смешанного с чувством превосходства высшего существа, почти хозяина. Такую жалость обычно испытываешь к брошенным собакам, уже не надеющимся на то, что они когда-то обретут любовь, понимание и покой. И тогда, стоя у забрызганного холодными каплями стекла и провожая взглядом сгорбившуюся фигуру, Бархат думал о том, что природа порой допускает промахи и сводит в кратковременный, но совершенно безжизненный союз свободолюбивую рысь и очаровательного пса, даже не подозревающего из каких глубин вселенной явилось к нему счастье, призрачно мерцающее из тьмы веков отблесками просветлённой оптики.
Неизбежное уже совершенно созрело, когда суровый толчок, мотнувший из стороны в сторону грудную клетку, заставил его разлепить медовые соты собственных век. На самом краю последнего момента он выхватил из сверкающей изумрудности дня склоненное над ним маской бесконечного любопытства лицо в обрамлении медного отсвета пышных волос. И тут же солнечная жгучесть, отпечатанная в члене, обрела реальные очертания глухого объема ладони Арианы. И тут же все ушло, рассыпалось, как глупое и досадное наваждение. Эрекция пропала, оставив на пальцах Арианы жалкую каплю нежной влаги. Не вымолвив ни слова, Бархат торопливо застегнул брюки и только потом оглянулся, страшась встретиться с насмешками возможных зрителей. Но вокруг не было никого, кто мог бы по достоинству оценить всю глубину его стыда. "Они ушли в город", - голос Арианы звучал глухо и гортанно, - "до ближайшего магазина". Выглядела она жалко: растрепанная, едва дышащая, с серыми дорожками, оставленными на висках капельками пота; ничего не осталось от чопорной сдержанной дамы, образца воспитанности и морали. "Они ушли, а ты, значит, решила воспользоваться ситуацией. Умно!", - слова укора рвались с губ, но Бархат сдержался. В конце концов, кто, кроме него может понять, что творится в этой не слишком обворожительной головке? Как распирают ее сердце дьявольские желания? Ее вожделение вдруг острой иглой пронзила его сознание, уколов в самый центр того закоулка, где хранились неприкосновенные запасы жалости. Он побрел через поляну, задумчиво срывая разноцветные головки цветов и разгоняя разнообразную насекомную братию.
Шелест трав, сплетенный с совершенными соло птичьих трелей, успокоил его окончательно, и когда на краю поляны он оглянулся к Ариане, не сменившей позы ни на миллиметр, но словно таявшей от отчаяния и зноя, он просто сделал едва уловимый жест, будто зная, что ей этого будет достаточно.
- Ничего не понимаю, - самому себе прошептал Бархат, окончательно смирившись с тщетностью всех своих усилий, и лег на траву рядом с Арианой, оставив руку в глубинах ее взмокшего содрогающегося лона.
Прошло не менее получаса с того момента, когда, забравшись в самые дебри пышного кустарника, они занялись тем, чего хотелось Ариане, и что Бархат решился ей подарить из чистосердечного милосердия. Он делал все правильно - так ему, по крайней мере, казалось. И поначалу исследовательское рвение, подогретое важностью и благородством миссии, помогло ему. Не спеша, как вдумчивый доктор, он совершенно раздел трепещущую Ариану ("И когда она успела так набраться? Что ж ее трясет так то?") и терпеливо, шаг за шагом, как предписывалось проводить предварительные ласки (плохо пропечатанные копии сексуальных руководств к тому времени были уже прочитаны им и всей мужской половиной прогрессивного студенчества от корки до корки), стал осваивать податливое тело Арианы. Как упорный бродяга, как будущий отец соц-реализма, путешествовавший по родной стране от села к селу, от города к городу, он скользил по Ариане от мочки уха к бьющейся жилке на шее, от впадинки у горла к покатому плечу, от запястья к локтевому сгибу, от ямочки пупка и просторов живота к крошечному соску (груди тринадцатилетней девочки рядом с пышной развитостью всего остального провоцировали на сарказм; на Бархата же накатил приступ умиления, поднявший еще выше бушевавшие в нем волны жалости). В какой-то момент он поймал себя на том, что не различает, чем, собственно, он касается Арианы - пальцами ли, языком ли, и только тогда понял, что его прикосновения и даже легкие прикосновения губами к едва покрытому пушистой порослью лобку, заставлявшие содрогаться ее тело, как земную поверхность чрезвычайно близкий удар грома, не отзываются в нем самом ни единым дуновением желания. Он и в самом деле был доктором ее желания, братом милосердия, ни в коем случае не испытывающим ответной агрессии страсти, которой все его естество сопротивлялось как выворачивающему внутренности святотатству.
С удивлением и испугом он бросал иногда взгляды вниз, к своему паху, каждый раз отмечая там полный штиль и безразличие к происходящему. Между делом ему вспомнился Понтий Пилат: член устранился от происходящего и без сомнения умыл бы руки, если бы они у него были. Ничто не будоражило, ничто не трогало Бархата. Не возбуждало даже самое смелое из его продвижений, даже к вагине Арианы (сама мысль о том, что к ней никто до сих пор из плотских побуждений кроме, может быть, самой Арианы, не прикасался к этим девственно нежным орхидееподобным лепесткам, заключала в себе запал возбуждения, который, однако, даже не тлел в безвоздушном - на сей момент - пространстве Бархатового либидо). Незадачливые пальчики Арианы невзначай выдоили из Бархата всю природную тягу к женской плоти.
После очередного, уже более решительного проникновения языком между дрожащих половых губ девушки, задохнувшийся от усердия Бархат как-то сразу смирился с тщетностью своих усилий, откинулся на траву и прошептал самому себе:
- Ничего не понимаю...
Движение воздуха заставило его поднять глаза. Из-за паутины листвы на него глядели шальные глаза приятеля. Точнее, Бархату вначале показалось, что приятель смотрит на него, на самом деле он пожирал взглядом обнаженное тело Арианы, чье кажущееся бесчувствие полностью камуфлировало кипящую под белокожими просторами похоть.
Приятель взволнованно, но хитро подмигнул Бархату, и тот, сразу решившись, подмигнул ему в ответ. Выбора не было. Оставлять Ариану на произвол ее страстей ему не могли позволить все те же жалость и сострадание. Он осторожно извлек руку из измученных и совершенно мокрых глубин промежности Арианы и отодвинулся. Она не пошевелилась. Лишь вишенки сосков чуть качнулись.
Приятель передал ему початую бутыль дешевого вина, ловко и бесшумно извлек свое мужское орудие, гордый вид которого свидетельствовал о его абсолютной готовности к самым фантастическим подвигам, навис на какие-то доли мгновения над распростертой изнывающей Арианой. Пару раз бронебойная головка его члена скользнула по промежности Арианы, сразу же приветливо распахнувшейся к нему во всей розовости, и, не раздумывая более, медленными толчками проник в самую глубь влагалища.
Зачарованный Бархат стоял прямо над ними, пот заливал ему глаза, но он не мог оторваться от этого зрелища. Иногда он прикладывался к огромной, как фашистская граната, бутыли, отхлебывал кислого вина и снова жадно смотрел. Смотрел не потому, что ему нравилось. Наоборот, то, что приятель делал с Арианой, совершено обезумившей (то ли после затяжной пытки Бархата, то ли от боли и осознания дефлорации, то ли от естественной присущей ей похоти), все более поражало своей примитивной безыскусностью, животным стремлением к полному экстазу, угловатой механикой движений, не имевших никакой связи с великой и божественной грацией истинного балета.
Когда уже совершенно ошалевший от мощного выброса адреналина в кровь, но так и не начавший трезветь приятель, решительными движениями повернул впавшую в какое-то гипнотическое состояние Ариану к себе спиной, поставил ее на четвереньки и прижался к ее необъятным ягодицам, Бархат отвернулся: перед глазами всё дрожало и содрогалось, невыносимая боль сочилась из под век, заливала щеки кипятком, невесть каким образом долетевшей из детства, обиды и сводила скулы отчаяньем бессилия.
Он пошел в глубь леса, некоторое время еще сопровождаемый охами приятеля и всхлипами Арианы, но вскоре уже ничто, кроме шелеста растений и трелей птиц не тревожило его оцепеневшего сознания...
Прошла неделя, которую Бархат провел лёжа на диване. Потом прошел месяц. Он изредка выбираясь в лес, к озеру, где не купался, а лишь расстегнув рубаху, сидел, превращаясь в олицетворение тупой зубной боли, не замечая пляжной распаренной кутерьмы. На звонки он не отвечал и никого к себе не пускал. К биноклю не прикасался совершенно.
Потом пошли дожди, затянувшиеся на весь август, и он окончательно залег на диване с книгой в руках, не в силах, впрочем, разобрать ни единой строки, ни единой буквы.
Теперь Бархат ничего не понимал. Теперь он не знал, что делать. Ежик в тумане, слепой музыкант во мраке ночи, он не знал и не понимал, стоит ли шевелить рукой, двигаться вправо или влево, а если и двигаться, то с какой целью.
Однажды, когда, он как всегда один сидел дома, забыв в очередной раз запереть входную дверь, в прихожей раздалось шуршание, шевеление, но Бархат даже не приподнялся на своем диване. Он точно знал, кто пришел, поэтому ничуть не волновался.
Когда он все-таки поднял глаза, то увидел их - смущенных и притворно серьезных, старательно запихивающих неугомонных котят счастья обратно в корзинку сердца. На улице моросило, но не от этого рыжая копна волос Арианы, не излучала солнечного электричества , - она просто исчезла; на ее месте воцарилась аккуратная прически взрослой женщины, от которой веяло теплом домашнего уюта, непривычным покоем и умиротворенностью.
- Ты здесь? - спросили они одновременно, переглянулись, смущенно хихикнули и не зная с чего начать.
Бархат нехотя помог им:
- Я, кажется, опять не запер дверь. Простите меня, - он вздохнул. - Я - идиот. Мне простительно.
Ариана прошлась по комнате, хозяйским жестом раздернула шторы - отчего не стало светлее - и растворилась в кухонном пространстве. От прежней Арианы в ней оставались лишь очертания изрядно похудевших бедер. "Откуда в ней эта легкость", - подумал Бархат, непроизвольно наблюдая за балетными передвижениями троюродной сестры. - "Куда девалась извечная монументальность и слонопатамость? Неужели, это любовь! И чего Мишка в ней нашел? Пигмалион чертов".
- Представляешь, Саша, что Мишка твой говорит, - Ариана из них троих - единственная пребывала в своей тарелке. Она даже пыталась шутить, что раньше за ней водилось нечасто.
- Нет, не представляю, - Бархат едва разжимал губы.
- Он говорит, ха-ха-ха, ты не поверишь - надо же такое придумать, - от смеха она даже поперхнулась куском торта. - Будто бы к нам приезжал "Аквариум", давал квартирный концерт и будто бы он сам лично там присутствовал! Представляешь.
Бархат внимательно оглядел субтильную фигуру товарища, покатые плечи, оттопыренные уши. Отхлебнул чайку и молвил рассудительно:
- Если бы он побывал на том концерте, он с нами бы уже не сидел.
Приятель встрепенулся, готовясь дать отпор клевете, но отчего-то сразу же сник, - видимо, Ариана под столом наступила ему на ногу. "Давно ли кто-то преподавал мне курс "Что такое женщина и как с ней бороться"? Что же теперь с тобой стало, друг мой?".
Когда Ариана ушла на балкон любоваться звездами и курить, стул приятеля шустро, словно сам собой, перескочил поближе к Бархату и, горячее дыхание, пропитанное миазмами одержимости, так ударило ему в щеку, что он невольно отодвинулся и глянул на Мишку удивленно.
- Сам не понимаю, что со мной. Никогда такого не было. Ты ж меня знаешь, сколько я ихней сестры перепробовал. Но чтобы такое родство душ…
Косой взгляд Бархата никак не повлиял на порыв, который давно рвался из груди приятеля и только теперь нашел выход. Наверное, никто из их общих знакомых не понял бы его. Только Бархат. Но Бархату было все равно.
- Мне с ней настолько легко и просто. Я забыл с ней, что такое притворяться, набивать себе цену. Мне вообще настолько осточертело понтаваться. Черт бы побрал эту мужскую привычку - вечно корчить из себя принцев датских. Главное, ведь не казаться, а быть. Быть самим собой. Правда?
- Конечно, - Бархат согласился с легкостью и попытался отогнать от себя воспоминание о голой заднице приятеля и, обхвативших его худые бедра, пятках Арианы. Усилием воли он накрыл досадную картинку изумрудным пологом окружающей зелени.
- Но ты не думай, что я у тебя ее отбиваю или, как говорится, из стойла увожу. Если что, ты только свисни, я сразу же уйду.
- Третий должен уйти, - Бархат сокрушенно покачал головой.
Преданность и сострадание бросили на лицо друга осенний отсвет:
- Она мен все рассказала… То, что между нами… то есть между вами было.
(Бархат дал на мгновение волю собственным бровям, как болоньевый человечек с аллеи; где он теперь, кто ему целует брови?).
Приятель с чем-то мысленно собрался и зашептал еще более взволнованно:
- Ну, не получилось у тебя с ней, с кем не бывает… в первый раз. Неприятно, конечно. Но ведь еще не все потеряно. Сколько еще секса впереди… Ну, если ты очень хочешь, то ведь можно и втроем попробовать. Может быть, получится. Должно получиться.
Ответ закрутился в воздухе сизым сигаретным дымком: "А тебе не кажется, что всё это дрянь, дрянь, дрянь… ужасная!"
Бархат вдруг резко встал.
Решительность и легкость движений Арианы странным образом передалась ему. Рука сама нащупала за книгами футляр бинокля и вынула его расчетливым злым движением.
Он не видел ошарашенных глаз приятеля, не заметил испуганного взгляда Арианы, метнувшейся от балконной двери, словно опасаясь, что будет сметена решительным напором безумной одержимости. Прохлада, текущая с расчистившегося к ночи неба, мягко ударил в лицо и грудь, тщетно силясь остудить и то, и другое. Но тело все же стало еще гибче, еще податливее, а ноги просто подогнулись. Но отступать уже было некуда. Он поднял бинокль на уровень глаз, вдохнул прохладу поглубже и прильнул к окулярам.
В двух мутных по краям кружочках, постепенно сливающихся в один, плясали мириады мошек и жуков, отлитых из чистейшего Типперарского серебра. Сначала они просто мельтешили, но потом выстроились в стройный хоровод и закружились в одном направлении. Все быстрее и быстрее, пока не превратились в невыносимо ослепительную колючую реку, дикую и страшную. И он понял, что эта река зовет его, что без него - Бархата - этой реке, бесконечно стремящейся к бесконечности серебряного моря, не будет хватать одной очень важной капли, без которой ни реке, ни морю завтра уже не блестеть, не бурлить. И прыгнул в нее, в эту реку, чтобы унестись к серебряному морю, растворить в нем тщету бытия и стать одним из его смарагдов.
("И что с ним такое? Не так уж он много и выпил. И психика у него всегда такая уравновешенная!").
Бархат тяжело, как старик, поднялся на ноги.
Если бы он знал куда направить свой порыв, то смог бы выплеснуть его, как опостылевший яд спермы, давно и горячо бродивший в организме, не находя выхода. Но бесполезный и бессмысленный кипяток либидо заливал собой любые ростки связных мыслей и рельефных желаний.
Он обернулся к другу. Тот в позе автопортретного Карла Брюллова, готовящегося к встрече с горячей лавой Везувия, ждал то ли взрыва благочестивого негодования, то ли примитивного приступа ревности. Его гримаса настолько рассмешила Бархата, что Ариана, выходившая в этот момент с балкона, вздрогнула от дикого взрыва его хохота и умоляюще сложила руки на груди. Ее жест - искренний и до невероятного гармоничный, жест, достойный Джоконды, - как печальный витраж, состоящий из разноцветного веселящегося стекла, сплошь пронизывали счастливо-горькие мгновения, которые он, сам не зная того, не ведая своей безмерной щедрости, подарил ей, походя и невзначай. Она не смела просить его о прощении или хотя бы о понимании. Ни о чем подобном она и не могла помышлять. Ариана умоляла его об одном: не покидать ее в ново обретенном мира счастья, любви и покоя. Только сказать она об этом не умела и не могла - чувства перехватывали горло и превращали слова в немые ледышки.
Что-то подпрыгнуло внутри Бархата, перевернулось, словно на батуте, и, найдя равновесие, остановилось навсегда.
- А ты, что об этом думаешь? - спросил он прямо, глядя на дальнюю родственницу с отеческой улыбкой.
- Я… я не знаю… Я, как ты… как вы… Лишь бы тебе было хорошо…
- Тогда вот что: всё равно я так просто не смогу раскрепоститься. Сгоняю-ка я за водкой - еще десять минут до закрытия гастронома. А вы пока готовьтесь!
Ариана сидела рядом, у дивана и скучающе глядела по сторонам. Бархат наблюдал за ней из-под опущенных ресниц.
- Не думай, что я не вижу, что ты проснулся, симулянт, - сказала Ариана, не поворачивая головы. - И что ты себе позволяешь такое. Любишь, чтоб с тобой нянчились? Ни с того, ни с сего, свалился посреди балкона, головой ударился о порог, бинокль - вдребезги. А он денег невесть каких стоит. Да? Зачем ты вообще его брал в руки, если руки уже ничего не держали? Родители-то когда вернутся с дачи? К вечеру?
Вместо ответа Бархат почему-то потянулся к ее круглой коленке и попытался продвинуть ладонь вверх по гладкой ляжке. Ариану как ветром сдуло. Но требовать объяснений она не стала, а просто сказала, переставляя хрустальную вазочку с одной полки серванта на другую:
- Дурак.
- Сам знаю.
- Как самочувствие?
- Я чувствую себя, как новенький скрипящий протез.
- Вот и славно. А Мишка кричал: "Давай вызовем "Скорую"! Давай то, давай сё…" Перепугался страшно. Он в тебе души не чает.
- Сам знаю.
- Вот и хорошо. Я тогда за газетами схожу, а то в твоей конуре даже телевизор отказывается работать. Ну, и в молочный зайду по пути. А потом что-нибудь с завтраком соображу. Согласен?
- Согласен.
Он не встал, - ленивая привычка не запирать дверь уже успела приобрести в его характере устойчивость египетских пирамид. Он лежал, прислушиваясь к равнодушному стуку своего сердца, и не спеша, раскладывал пасьянс из кадров и цитат прошедшей ночи, точнее той ее части, пока алкоголь не подмял под себя окончательно жалко трепыхающуюся способность к запоминанию. Ни чем не кончилась попытка воспроизвести по памяти ощущения постоянно разрастающегося, раздувающегося, как воздушный шар, оргазма, ощущения, которые наполняли ночь, - это он понимал интуитивно. Но, видимо, ночью, в тот самый миг, когда до предела раздувшийся шар оргазма все-таки лопнул - ошеломительно и ужасно (так, что на внутренней поверхности век в алом зареве почему-то возникло видение Брюллова-Мишки, застывшего в вечном ожидании огня Везувия), и ослепительное сияние невыносимого наслаждения начисто стерло из памяти все другие ощущения, может быть, и более изысканные, более тонкие, но, конечно, совершенно не сравнимые по силе с последним, рядом с которым поблекло всё, весь мир, и даже сам Бархат вместе с его непонятной зубной болью души.
Сейчас, ему, расслабленно скользящему под плоскостью нежной бритвы сверкающего утра, казалась забавной мысль, на которой он поймал себя вчера, оставшись один в пустой кухне (влюбленная парочка, не выдержав напора возбуждения, ринулась в гостиную и в пучину секса, предложив ему догонять их как можно скорее). Плеснув себе каплю водки, он попытался услышать в себе хотя бы слабые удары колокола ревности. Ему казалось, что ревность с ее мазохизмом и прочими плетьми помогла бы его желанию, прихода которого он боялся и никак не мог дождаться. Но ревности не было места в его сердце, медленно, но верно заполнявшегося водкой и ночным мраком.
Он преодолевал каждое мгновение, как путник преодолевает многочасовые переходы по пыльной безлюдности неприветливой дороги. Он угрюмо сдергивал трусики с Арианы, подойдя к ней сзади, сдергивал раз за разом, с удивлением обнаруживая в себе решительную грубую силу, так резко контрастирующую с акробатической отточенностью легких и ласковых движений приятеля. Тот обволакивал и драпировал наготу девушки руками, поцелуями, собой. Он же раздевал Ариану, как равнодушный хозяин раздевает наложницу. Он бесцеремонно задирал ей платье, пользуясь ее скованностью цепкими объятиями другого мужчины. Он преодолевал каждый участок ее тела, казавшегося совсем недавно абсолютно для него бесполым, лишенным всякого соблазна. Преодолевал, как преодолевал каждое мгновение, решительно, упорно и угрюмо, сначала удивляясь тому, что в нем не рождается недовольство ко всему происходящему (а он ждал, с нетерпением ждал именно чего-то такого). Но штиль царил над всей поверхностью души, даже рябь волнения не смущала ее спокойствия. Он мог невозмутимо наблюдать за все разрастающимся пожаром любовных ласк, который бесстыдно разгорался перед ним. Язычки пожара, слегка слепили и чуть-чуть веселили его до того момента, пока он не понял, что один из язычков с осторожной непринужденностью касается головки его члена. Язычок пожара превратился в язычок Арианы, и его кинуло в жар. Он попытался остановить, воспротивиться - непроизвольно - тому, что шевельнулось на самой вершине его невозмутимости, но глыба желания, качнувшись пару раз, оттолкнулась, оторвалась и понеслась в тартарары, ломая подпорки разума и рассудительности.
Между мгновеньями, преодолевать которые он вскоре просто перестал, - они сами преодолевали его, поскольку время вдруг стало для него чем-то потусторонним, - он видел два совершенных по форме мужских фаллоса, в целеустремленной параллельности направленных в сторону абсолютно голой Арианы, лежащей под ними в позе утомленной весталки. Фаллосы как будто бы невзначай соревновались друг с другом в своих размерах, а весталка как будто бы наслаждалась своей неограниченной властью и над тем, что поменьше, и над тем, что побольше: теперь они уровнялись в правах, теперь уже не существовало между ними никакого особого различая, - теперь они принадлежали ей, её великолепному, способному на бесконечную любовную ласку, влагалищу.
Мгновения то множились, распадаясь на пригоршни очень похожих осколков, то собирались в одно, застывшее без участия Мефистофеля, - огромное, как снежный ком. Одно такое мгновение случилось - должно было случиться - в самом начале, но в утреннем сиянии оно царило над головокружением и каруселью всех мгновений ночи. Всех без исключения.
Они даже не начали раздеваться, когда он вошел в комнату, они проницали в друг друга поцелуем, судя по всему длившемся не первый десяток минут. Угрюмый, он подошел сзади к Ариане и решительно стянул с нее трусики. Она сразу как-то обмякла и стала податливой, словно воск. Точно также угрюмо он задрал ее платье, пытаясь соблазниться ее формами, матовыми пятнами расплывавшимися в полумраке опьянения. С вниманием исследователя он наблюдал, как Мишка легко и вдохновенно вошел в Ариану, как он просто и естественно впал транс сверхчувственного ритма и как Ариана превращалась в иное, совсем незнакомое ему существо. Словно рассыпался в прах панцирь, сковавший её много лет подряд, словно сползала ненавистная лягушачья кожа. Невероятность картины преображения человека под воздействием примитивного инстинкта - в тот момент, когда он понял, что всё происходит на самом деле, что это не сон и не галлюцинации, что он собственной персоной присутствует при акте самой простейшей формы любви, без всяких атрибутов, антуража, ненужных украшений, и от вида этой любви его не тошнит, не колотит от обиды за человечество, что он не слышит в себе болезненно сладких ударов гонга ревности, и именно поэтому великий ветер свободы проникает в душу, как на степные просторы, неся с собой долгожданную свежесть и облегчение, что, наконец, нет во всём этом ничего от изысков Лесной Колдуньи и Орфея, нет ни капли физиологического импрессионизма, манерной похоти и эротической акробатики, - невероятность совершенно новой картины проникла в него жгучим, совершенно невыразимым жаром возбуждения. И тогда он сам приблизил огонь, скопившийся в головке члена, к спасительной прохладе губ Арианы. Или всё-таки Ариана сделала первые движения навстречу?..
- Ну вот, сейчас я приготовлю салат, колбасу пожарю. Любишь колбаску жаренную? Знаю, любишь. Сейчас, сейчас, - в голосе Арианы Бархат с удивлением обнаружил сразу ставшие главенствующими покровительствующие интонации нежной, почти материнской заботы; что происходит? Но удивление не успело разрастись до конца, Ариана, спохватившись, сказала: "Ах, да! Совсем забыла… Тебя у подъезда какой-то гражданин спрашивал. Не знаю ли я, мол, парня, который в 24-ой квартире живет. Я врать не стала, сказала "знаю"… В общем, он тебя ждёт, на детской площадке, где качели. Такой приятный мужчина, импозантный, я бы сказала". Она говорила что-то ещё, но Бархат не слушал. Он торопился. Он натягивал впохых одежду, путаясь в штанинах и рукавах, потому что боялся, что Орфей уйдет. Сейчас он сидел абсолютно голый на детской качельке, тихонько и мелодично поскрипывающей, и его гибкое изящное тело, словно пар после бани, источало жаркие клубы необыкновенной, свойственной только адонисам и орфеям, мощи. Видом его почти божественной наготы делиться ни с кем не хотелось. Поэтому Бархат торопился. Нет, никакой радости от встречи со своим недавним идолом он не ждал. Его подгоняла какая-то неведомая сила, связанная в один пучок из плетей любопытства, остатков рабской преданности и иглы застарелого ужаса перед вероятным раскрытием его инкогнито (теперь, воплотившись в реальность, ужас стал другим, но никуда не улетучился; так игла, только что блестевшая на солнце, исчезает из поля зрения и оказывается под твоей кожей). Сегодняшним утром, до предела заполненным пустотой счастья, и любопытство, и преданность, и ужас тяготили его. С ними необходимо было покончить. И как можно скорее.
На улицу он выскочил, почти шатаясь от напряжения, так и не застегнув до конца все пуговицы на рубашке. На качелях, в самом углу площадке, в двух шагах от песочницы с копошащимися в ней карапузами, Бархат увидел одетую во всё чёрное фигуру: несмотря на жару, Орфей был в плаще.
- Обещали дождь, - как бы оправдываясь, вместо приветствия, произнес он и широко и открыто улыбнулся. Представился:
- Олег.
Бархат пожал крепкую сухую ладонь и опять удивился тому, с какой лёгкостью он прикасается к тому, кто совсем недавно казался нереальным, созданьем, сотканным из радужных фонтанов снов.
Молчание длилось вплоть до того момента, когда далёкое щебетание детей на площадке не начало перерастать в угрожающий ропот. Кому из двоих нужно было начать разговор, и они начали его вместе. Как два танцора начинающие торжественный полонез.
- Мне сообщили, что вы хотели бы меня видеть, - удивляясь своему церемонному тону, пробормотал Бархат.
- Ты не пугайся, парень, у меня к тебе никаких претензий. Даже наоборот, - словно смущаясь, выдавил из себя Олег.
Боясь сбиться с королевского ритма в ? , Олег, не глядя на собеседника, заговорил о чём-то таком, чего Бархат никак не ожидал от него услышать, и поэтому не сразу проникся смыслом всё нарастающего вороха слов, который поначалу просто щекотал, потом начал навалиться нешуточной горой, под которой, как под стогом сена, Бархат начал терять себя самого. Олег говорил о себе и Жанне. ("Кто такая Жанна?" - мучительно вертелся в голове один вопрос. Это имя не имело никакого отношения к Лесной Колдунье. Бархат никак не мог заставить себя воспроизвести в памяти её - Лесной Колдуньи - образ одновременно с именем "Жанна": вместо грациозных изгибов обнаженной спины и бёдер возникал хищный облик Орлеанской Девы, с головы до ног закованной в сталь). Ещё тяжелее стало Бархату улавливать суть, когда он взглянул на Олега, как-то незаметно для себя самого перешедшего с полонеза на контраданс, а потом и на котильон. Оказывается, Олег волновался. При чём его волнение росло, и Бархат ощущал на себе полную силу его остроты. В какой-то момент, произнеся загадочную фразу "Дождь, который у меня внутри, никак не хочет прекращаться" с такой горечью в голосе, которая, видимо, даже ему самому показалась чрезмерной, Олег осёкся и покосился на Бархата. Финал тарантеллы. От полонеза не осталось ровным счётом ни чего.
На Бархата вдруг нахлынуло неизвестно откуда появившееся чувство превосходства над этим гораздо более взрослым, чем сам, человеком. Взглянув на себя со стороны, он обнаружил, что давно и уверенно танцует ни что иное, как строгий и мужественный танец испанских крестьян: болеро звучало в его душе, нагнетающими необъяснимый восторг, аккордами.
- Значит, она ушла от тебя? - Бархат незаметно для себя перескочил - в одном из "па" - с подобострастного "вы" на покровительственное "ты".
Олег печально глядел прямо перед собой невидящими глазами.
- Она сказала, что я ей надоел, - выдавил он себя признание. - Хотя дело, конечно, не в этом…. Не совсем в этом.
Он с шумом, как ныряльщик, вдохнул в себя воздух и обречёно сказал:
- Дело в тебе.
Что-то сменилось в окружающем их пейзаже двора и детской площадки. Извечно несколько помятый и запыленный, он неожиданно предстал перед Бархатом во всей красе сияющего летнего дня, в обрамлении свежей зелени, не покорившейся асфальту, травы и задорного звона детских голосов. Двор распрямлялся вместе с Бархатом. И только сгорбленная фигура Олега выпадала из общей композиции.
…Бархат шёл к себе домой, как драгоценные камни перебирая в памяти все слова, услышанные им - теперь они сияли прозрачным ясным светом. "С тобой всё было по-другому. С тобой был праздник. От тебя, от твоего взгляда исходило какое-то электричество, поселявшее в ней, да и во мне, нестерпимый, но такой желанный жар любви, которая, если честно давным давно кончилось. Я это понимал, но отказаться от неё, от Жанны, было выше моих сил. Без неё - я словно пустая бутылка, ненужный, никчёмный. Без неё… да и без тебя…"
Лесная Колдунья исчезла. Навсегда. Она отсекла - холодно и небрежно - свой таинственный мир от незатейливого существования Бархата и - теперь уже - Орфея. Она оставила им только фантастические картины своей беспечной лёгкой, как ветер и дыхание, страсти.
Бархат никогда больше не встречался с Олегом. Зачем? В нём ничего не осталось от прежнего великолепия. Иногда тусклая фигура, всегда одетая в тёмный плащ, бредущая на горизонте восприятия, почему-то всегда под дождём или просто под свинцовыми тучами, вызывала в нём приступ сострадания, смешанного с чувством превосходства высшего существа, почти хозяина. Такую жалость обычно испытываешь к брошенным собакам, уже не надеющимся на то, что они когда-то обретут любовь, понимание и покой. И тогда, стоя у забрызганного холодными каплями стекла и провожая взглядом сгорбившуюся фигуру, Бархат думал о том, что природа порой допускает промахи и сводит в кратковременный, но совершенно безжизненный союз свободолюбивую рысь и очаровательного пса, даже не подозревающего из каких глубин вселенной явилось к нему счастье, призрачно мерцающее из тьмы веков отблесками просветлённой оптики.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)