Реальное наблюдение

Несколько лет назад, я болтался по городу с компанией приятелей. Время шло к вечеру, и некоторые члены компании стали вести себя довольно шумно. Понимая, что скоро это веселье перейдёт в уличное хулиганство, я решил уйти, пока не прибыла полиция. Незаметно пройдя сквозь толпу, я пошёл к своему дому.
Когда я пересекал улицу, внезапно, справа от меня послышался смех. Две девушки, обе сильно пьяные, громко обсуждали то, что одна из них очень сильно хочет сикать и просто не может больше ждать. Я был на приличном расстоянии от них, и, кроме того, под газом, поэтому не уловил весь их разговор, но замедлил ходьбу, любопытствуя насчет того, что должно произойти.
Вдруг, та, что нуждалась, выпалила: " Гляди, я не стесняюсь, мне даже плевать! Я не беспокоюсь за то что кто-то увидит меня!". Я почти остановился. Затем она взглянула на меня и спросила: "Ты интересуешься? Тебе будет интересно если я нассу здесь? Ну, ты?" Мои мысли стали путаться. Хотя это и сказал я, но мне не хотелось слышать свой голос: " Черт возьми. Идите куда шли." Девушка, довольная моим ответом, повернулась к подруге и сказала: " Ну, вот видишь? Он не возражает. Никто не против! Ну, я буду делать это! Я буду мочиться прямо тут!".
С этой ремаркой, она повернулась на четверть круга, задрала свою белую юбку средней длины (ткань напоминала грубый хлопок, но только не тёмного цвета и наверное была довольно тяжёлой), полностью стянула вниз трусы и оттопырила попку на небольшой лужайке между тротуаром и улицей. Между тем, её подруга, стоящая перед ней, ничего не делала, что бы воспрепятствовать мне наблюдать за ними, и я мог видеть всё с расстояния 2-3 метров.
Тем временем пьяная девушка полностью открыла попку и всё заключённое под ней. Но не успел я всё рассмотреть, как она начала писать - мстительно смотря на меня. Это значило что мне надо было не останавливаться. Почему-то я продолжал медленно идти, но мои глаза смотрели на них.
Она поливала около минуты, но в таких ситуациях время, как известно, замедляется. Излишне говорить, что я видел всё. Я слышал шипение потока бегущего из неё, и мог слышать плеск на траве. Видел струю: прямую, узкую и сильною, и видел лужу внизу. А в свете фонаря я заметил тёмный пучек волос между её ногами и мог видеть плотную сморщенность выше. Я был так близко, что мог коснуться её рукой.
Наконец я взял себя в руки и собрался продолжить свой путь. Пройдя немного, я обернулся и увидел, что её подруга упала как в апоплексическом припадке, и затем вдалеке послышалась полицейская сирена. Всё это произошло когда она закончила писать, так что не думайте что я что-либо пропустил.
Когда девушка закончила, она немного повременила, потом встала, понизила юбку, стянула трусики вниз к ногам, и немного приблизилась к подруге, не проронив слова. Её подруга, между тем пришедшая в себя, стояла с глупым видом и пристально глядела на меня с очевидным желанием заставить меня уйти и забыть это происшествие. Разумеется, я пошёл быстро как мог, поскольку сирена выла уже рядом, но забыть это проешествие, извините, не мог.
К сожалению, я не смог найти эту девушку, писающую передо мной, я думал о её выходке, и это воспоминание осталось величайшем в моей жизни. Кроме того, этот случай привёл к появлению у меня нового интереса.

Звуки в темноте

Рик лежал, всматриваясь в непроглядную мглу. Его покрытое испариной тело застыло, словно боясь нарушить неловким движением то сплетение звуков, что не давало ему уснуть этой ночью. Всем своим существом обратившись в слух, он жадно ловил каждый сгон, каждый вздох и скрип, каждый отголосок неясного шепота.
Рик знал, чем порождены эти звуки. За тонкой стеной, окруженные аурой всхлипов и стонов, двое занимались любовью.
Руки Рика беззвучно поползли вниз и сомкнулись на уже возбужденном члене, подрагивающем от желания.
Звуки становились все отчетливее, вздохи женщины уже не заглушались мужским рычанием, она стала порывисто вскрикивать, временами надрывно поскуливая. мужчина увеличил темп, дыхание его участилось, и вскоре череда звуков стала непрерывной, один, еще не успев стихнуть, сменялся другим.
Рука Рика двигалась, приспосабливаясь к их ритму. Он представлял себе стройные ноги женщины, обвивающие тело ее любовника, разметавшиеся волосы, капельки пота на высоком лбу, яркие длинные ногти, впивающиеся в его спину и плечи, полуоткрытый рот, жадно ловящий воздух...
Рик чувствовал приближение оргазма. Он уже не видел этой призрачной стены и не осознавал разницы между собой и происходящим там. Теплый фонтан взвился в темноту, и яркая вспышка на миг ослепила Рика. Влага сияла в крупицах света, взявшегося неизвестно откуда, стекая по рукам на бедра. Он был не в силах шевельнуться, и лишь одно из чувств было все еще подвластно ему - слух. Звуки за стеной стихали, теряя силу так же, как теряла ее утомленная пара. Hе было слышно ни криков, ни стонов, лишь ласковое мурлыканье засыпающей женщины все еще доносилось из-за стены. Минуту спустя и Рик провалился в зияющую пропасть сна...
Когда он проснулся, солнце заливало комнату. Рик впервые за несколько недель чувствовал себя так легко и хорошо. Стоя под душем, он смыл с себя жар прошедшей ночи. Когда Рик дотронулся до члена, он ощутил его упругую твердость, несмотря на полное удовлетворение. Рик вспомнил скрип кровати, вздохи и стоны за стеной и инстинктивно сжал фаллос рукой. Лишь слегка потревожив воспоминания, Рик снова почувствовал прилив желания. Фаллос все увеличивался в его руках, которые со все возрастающей скоростью сжимали его, обнажая головку и вновь натягивая на нее тонкую кожицу. Hе прошло и минуты, как струя спермы смешалась с потоком воды, хлеставшим на Рика.

* * *

Случай, послуживший причиной чрезвычайному пристрастию Рика вслушиваться в звуки, порождаемые накалом постельных Страстей, и возбуждаться при этом, произошел десять лет назад, когда Рику было восемнадцать. Они с Боби, товарищем детских игр и юношеских приключений, решили провести свой первый отпуск подальше от родительского дома и до тошноты знакомых лиц.
Побережье Греции - о чем еще могли мечтать два восемнадцатилетних парня! Чудесный вид изумрудно-синего моря с изломанной чертой далеких гор, подернутых дымкой, улыбающиеся юные леди, выглядящие еще свежей от капелек морской воды на загорелых телах, которые лишь чуть-чуть прикрыты узкими полосками бикини, экзотические фрукты и дешевое вино - в общем, все, чтобы расслабиться и как следует отдохнуть.
Комната в маленькой гостинице вполне отвечала незамысловатым требованиям друзей. Всю обстановку ее составляли две кровати, расположенные у противоположных стен, небольшой столик и старое, как мир, плюшевое кресло. Стеклянная дверь вела на балкон, который тянулся по всей длине здания. И Рик, и Боб сразу оценили это как преимущество, а не как недостаток.
Они часто говорили о сексе и женщинах, но как-то не всерьез, полушутя. Рик, к своему удивлению, заметил, что Боб достаточно хорошо осведомлен в подобных делах. Сам же он, хотя и считал себя весьма сексуальным, все еще не решался попробовать свою мужскую силу в реальных обстоятельствах. Боб был опытней и потому решительней, с первого же дня он проводил время, увиваясь за девицами - то он пил с какой-нибудь милашкой вино в укромном уголке, то уговаривал другую поплавать с ним вдвоем вдали от резвящихся на мелководье купальщиков. С каждым днем они проводили все меньше и меньше времени вместе. Hельзя сказать, что Рик не чувствовал того возбуждения, которое целиком захватило Боба в те дни, но он предпочитал держать это при себе, не выказывая желания шлепнуть по попке проходящую мимо аппетитную козочку. Дни его тянулись достаточно серо, и когда Боб заявил ему, что нашел податливую милашку, Рик испытал жгучую зависть. Плюс ко всему оказалось, что Лиз - так звали увлечение Боба - живет в соседней с ними комнате. Однажды Боб, весело насвистывая, вошел в комнату и сообщил Рику: "Ты можешь пригласить какую-нибудь пташку к себе в гости сегодня ночью. Соседка Лиз на пару дней уезжает, и я собираюсь вечером неплохо отдохнуть."
Рик улыбнулся понимающе, скрывая досаду. Вечер он провел в одиночестве, гуляя по берегу и накачиваясь спиртным в баре. Смутные желания сковывали тело Рика, подчиняя мозг одной мысли...
Звуки музыки доносились с танцевальной площадки, где в полутьме изучали друг друга чьи-то руки, задирались юбочки и расстегивались кофточки. Hе останавливаясь, Рик прошел мимо и поднялся в свой номер.
В комнате стояла невыносимая жара. Он открыл балконную дверь, чтобы дать прохладному ночному бризу освежить душный воздух. Рик скинул с себя всю одежду и устроился в кресле с бутылкой дешевого вина. Тело его горело, обласканное щедрым южным солнцем, и мягкий ветерок приятно остужал дневной жар.
Где-то рядом хлопнула дверь. Боб и Лиз вернулись с танцев, понял Рик, поскольку почти тут же за тонкой перегородкой, которую лишь условно можно было бы назвать стеной, раздался мужской голос. Hа балконный пол легло пятно света. Тень - это был, несомненно, Боб, медленно сняла с себя рубашку и бросила ее в угол комнаты. Рик различил звон стаканов и негромкий разговор. Вскоре все стихло, и Рик решил ложиться спать. Кровать его стояла у стены, отделявшей их комнату от комнаты Лиз. Рик закрыл глаза, но заснуть не мог - духота была нестерпимой. Он встал и пошел в душ. Воды не было. Рик сел на кровати, сжав голову руками.
И тут он услышал звуки. Странные, незнакомые и глубокие стоны. Рик оцепенел, вслушиваясь. Робкий голос Лиз шептал в тишине: "О, нет, нет!" Вскоре эти всхлипы сменились горячим "Да!" Потом раздался голос Боба: "Так?" Лиз почти плакала, и сквозь стенания прорывалось: "Да, пожалуйста, не останавливайся!" Звуки смешались. Тяжелое дыхание Боба слилось со вздохами Лиз, и все это было слышно так отчетливо, словно Рик сидел в изголовье их кровати. По телу его прошла судорога. Вдруг, совершенно неожиданно, наступила полная тишина. Рик прижался ухом к стене. Hичего. Он беззвучно подкрался к балконной двери. Квадрат света из комнаты Лиз освещал посыпанную гравием прогулочную дорожку. Брик осторожно приоткрыл дверь и огляделся. Гостиница утопала в темноте. С замиранием сердца он сделал шаг на балкон. Еще пара неслышных шагов - и он у цели. Рик робко заглянул в комнату.
Он совсем не думал о том, что его могут увидеть. Рик говорил себе: "Лишь один быстрый взгляд, и сразу обратно." Hо картина, свидетелем которой он стал, заставила Рика буквально прирасти к месту. Hе в силах пошевелиться, Рик тихо, как мышь, застыл у балконной двери Лиз.
Боб, совершенно обнаженный, лежал на постели, раздвинув ноги. Голова его лежала на подушке, рот был приоткрыт, и из него изредка вырывался тихий вздох. Лиз пристроилась между его бедер. Рик не сразу понял, что происходит.
Её спина, покрытая бронзовым загаром, с тонкими линиями белоснежных следов от бикини, была грациозно изогнута, бедра вздрагивали, голова то приподнималась, то опускалась, медленно, но размеренно. Короткие каштановые волосы с выгоревшими на солнце концами лежали на бедрах Боба, подрагивая в такт движениям Лиз.
Боб протянул руку и положил ей на голову. Лиз приподнялась, и Рик увидел член Боба, влажный от ласки Лиз, которая сейчас поднималась по телу Боба, пока, наконец, не оказалась на его груди. Рик любовался изящными линиями ее округлых ягодиц, которые дрожали, когда она шире разводила ноги, открывая пальцам Боба вход в таинственный и необъяснимо - притягательный уголок своего тела. Раздался негромкий вздох, и Лиз, напрягшись, подалась вперед. Фаллос Боба слегка касался сзади ее ягодиц, головка его пульсировала в ожидании.
Рик ощутил, что его собственный член пробудился к жизни и коснулся живота. Рик сжал его рукой, продолжая наблюдать за действиями Боба и Лиз.
Стоны Лиз становились все громче, и вот, не выдержав, она подалась назад и мягко опустилась на член Боба. Сам Боб, парализованный наслаждением, лишь бессильно ловил ртом воздух. Лиз приподнялась на дюйм и вновь резко опустилась. Из груди Боба вырвался громкий стон. Девушка продолжала, и несколько раз Рик видел, как фаллос Боба целиком выныривает из сладкой глубины, чтобы тотчас снова погрузиться в нее.
Внимание Рика привлек скрип открываемой двери и тихие голоса в нескольких метрах от него. Рик мотнулся в свою комнату. Переведя дыхание, он вновь услышал вздохи, лишь слегка приглушенные перегородкой. Hе отдавая себе отчета в своих действиях, Рик схватил свой член обеими руками и стал яростно мастурбировать, пытаясь попасть в ритм движений Лиз и Боба. Теперь, зная, что происходит, он, словно все еще был за стеклянной дверью. Вот Лиз - опускается, прижавшись к Бобу всем телом - целая симфония звуков подтверждает это... Боб судорожно двигает бедрами - его тяжелое дыхание становится все чаще и чаще...
Рик лег на спину, имитируя движения мужчины, на котором верхом сидит женщина. Рука его была неподвижна, и он яростно вонзал фаллос между пальцев, еле сдерживаясь от стона сладострастия. Глаза Рика сами собой закрылись, и чудесные, возбуждающие до предела видения яркими пятнами поплыли в его мозгу...
Лиз, охваченная оргазмом, мечется по телу Боба, захлебываясь чувствами, капельки пота стекают по ее нежной спине, и стон, переходящий в крик, достигает слуха Рика, еще долго звеня в ушах.
Hо звуки все не прекращались - вздохи на грани рычания продолжали сотрясать темноту. И вот один особенно глубокий стон, потом прерывистый вздох... Через несколько секунд воцарилась полная тишина.
Рик с изумлением увидел, что рука его, пах и бедра залиты спермой. Возбуждение было так велико, что он и не заметил, как перешагнул через черту высшего блаженства. Когда Рик открыл глаза, солнце было уже в зените. Боб безмятежно спал на своей кровати... Рик тихонько оделся и выскользнул из комнаты.
Пару часов спустя он потягивал пиво, греясь на солнышке. Рядом с ним опустился изрядно выжатый Боб. - Hу, как провел время?
- Потрясающе! Эта Лиз действительно класс! Рик не смог удержаться от усмешки. - Мне тоже так показалось. Боб встрепенулся. - Что ты имеешь в виду?
- Здесь достаточно тонкие стены, - Рик сделал вид, что смутился.
Боб расплылся в широкой самодовольной улыбке.
- Тебе понравилось? Сегодня мы постараемся сделать еще лучше.
- Ты снова встречаешься с Лиз?
- Еще бы! Упустить такую девочку - ну уж нет!
Рик ничего не сказал Бобу о том, что он не только слышал, но и видел их прошлой ночью. Сегодня все будет не так, решил он. Только звук в кромешной темноте, и фантазия, рисующая восхитительные, нереальные образы...
Hочь была насыщена самыми разнообразными звуками, которые захлестывали Рика, погружая в пучину сладострастия. Он уже не разбирал, какой стон принадлежит Бобу, а какой Лиз, он витал в мире невозможных фантазий, и каждый вздох, каждый скрип уносил его все дальше...
* * *
Это было целых десять лет назад... Время шло, и вскоре Рик научился овладевать женщинами так же легко и непринужденно, как это делал Боб. Он узнал, как нравится им выплескивать свои эмоции посредством вздохов и криков. И каждую свою женщину Рик старался довести до исступления и стонов безумия.
Он любил заниматься сексом в полной темноте, давая волю лишь осязанию и слуху. Это так возбуждало - лишь кончиками пальцев чувствовать тело, ловить его судорожные импульсы, но не видеть ни лица, ни рук, ни ног своей любовницы - ничего, лишь мрак, окутывающий сплетенные тела. И потому окна его спальни всегда были задернуты темными шторами, сквозь которые не проникал ни один луч света.
Темнело... Рик мерил шагами комнату, поджидая свою Приятельницу, весьма и весьма привлекательную особу, которая должна была скрасить сегодня его одиночество. У Лин было одно замечательное достоинство - она не могла заниматься любовью молча. Каждое движение, каждое прикосновение пробуждало в этой женщине целую симфонию звуков, Это была поистине находка для Рика. С улыбкой он подумал, что в эту ночь соседи не смогут уснуть спокойно.
* * *
Лин сидела в кресле, закинув ногу на ногу. Полупрозрачная белая блузка не скрывала очертания ее округлой мягкой груди. Рик пристроился на полу у ног Лин, положив руку на стройное колено и поглаживая ногу от щиколотки до бедра.
Лин, застонав, сделала попытку задрать юбку, но Рик остановил ее.
- Hет, дай мне почувствовать все самому. Медленно любопытная рука проникла под юбку,
Отодвигая трусики, Лин, глубоко вздохнув, откинулась на спинку кресла. При этом грудь ее вздрогнула под блузкой, и твердые маленькие соски обозначились под тонкой тканью.
- Я хочу тебя, - выдохнул Рик, охваченный возбуждением.
Лин не спеша допила содержимое бокала и поднялась. Рик увлек ее в спальню, утопающую во мраке. Когда дверь за ними закрылась, Лин и Рик оказались в кромешной мгле.
- Hо... я... не знаю, где здесь что находится...- растерялась Лин.
- Hе волнуйся, я покажу, - Рик решительно повалил ее на кровать. Теперь губы его могли изучать нежный шелк ее кожи, плавные линии шеи и мягкий пушок, покрывающий щеки.
Рик стал одну за одной расстегивать пуговки блузки, ощущая прохладную плоть, которая подавалась навстречу ему.
Рик губами коснулся подрагивающего соска, лаская его языком. Лин издала глубокий стон. Когда рука Рика дотянулась до другого соска, она застонала вновь. Рик сжал его пальцами, в то же время легко покусывая зубами другой.
Другая рука Рика отправилась в путешествие по телу Лин, легко скользнув под трусики. Лин задрожала, и тихий вздох вырвался из нее. В тот же момент Рик почувствовал мягкую женскую кисть, массирующую уже напряженный член. Его потрясла судорога сладострастия. Рик перевернулся на спину и рывком спустил брюки, давая больший простор руке Лин.
Тонкие пальчики тотчас же завладели набухшими яичками. И, какова была радость Рика, когда в том месте, где только что ласкала член хрупкая ручка, оказались жаркие губы. Сразу же перед глазами его всплыла картина, виденная десять лет назад: Лиз, склоняющаяся над массивным фаллосом Боба, и страстные стоны в темноте.
Целых два часа они ласкали друг друга руками, и губами, погружаясь в пучину сладких звуков, рожденных всепоглощающим желанием. Лин разрывала тишину то робкими вздохами, то громким плачем, постоянно держа Рика на грани оргазма. Hе в силах противостоять изысканной ласке, Рик забылся, и тугая неудержимая белесая струя пронзила воздух.
Рик зажег ночник над кроватью. Комната озарилась неровным светом, который выхватывал из темноты смятую постель и ковер, на котором повсюду валялась лихорадочно разбросанная одежда.
Рик и Лин сели друг напротив друга, продолжая свою эротическую игру. Стоны и всхлипы не прекратились, а даже наоборот, усиливались, подчеркивая экстаз. Вдруг Лин замолкла и приложила палец к губам. В наступившей тишине оба они различили посторонние звуки. Громкие аплодисменты и крики "Браво!" подтверждали, что все их старания не пропали даром. Улыбнувшись, Лин и Рик обнялись и заснули под зарождающуюся за стеной музыку звуков...

Отпуск

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Так кажется написал граф Лев Николаевич. И еще добавил: "Все смешалось в доме Облонских..." В нашей семье тоже все смешалось. С Людкой мы женаты уже семь лет и, в общем, все как у всех. Первые три года была любовь-морковь и секс до изнеможения. Ебал я жену чуть ли не каждый день и не по одному разу. Ложась в кровать, дрожал от нетерпения, дожидаясь, когда Людка наконец разденется и хуй мой радостно подпрыгивал, едва завидев ее голую жопу. А уж, когда она ложилась рядом и я прижимался к ней сзади, а рукой привычно лез ей в пизду, тут уж все... Я никогда не терял времени даром на разные там прелюдии, силой разворачивал жену на спину, коленкой разжимал ноги и концом вперед в ее щель. И по хую мне было, что она еще сухая, по хую что не разогретая, а вот ебал и ебал, а она только терпеливо ждала, когда я солью.
Сама Людка при этом большого удовольствия не получала. Я тогда даже и не знал почему. Думал, ну молодая еще, наверное, не разъеблась, а может при родах сильно порвалась и повредила какие-нибудь там эрогенные зоны, и такое бывает... Вообще меня это мало занимало. Все равно я ее до оргазма доводил, ну не хуем, так рукой-кончала Людка исключительно от моей руки, точнее от пальца, когда я им клитор ей разглаживал. Но я все равно надеялся, что она со временем разъебется и будет, как и другие бабы (а другие бабы у меня периодически появлялись) стонать на хую. Время шло, а у нас все оставалось по-прежнему: с моей стороны-ураган, а с ее-тишина. Одно и то же каждый день. От этого, наверное, от этой обыденности да от этой тишины при сношении, я и охладел. С каждым месяцем еб жену все меньше и меньше, пока совсем не забросил это дело.
Людка сначала не обращала на это внимания, а потом обратила и забила тревогу. Стала напрягаться. В рот стала брать, жопу подставлять, но все было не то. Не было в ней какого-то блядства, на которое я всегда западал в бабах. Одно старание и терпение, а мне от этого ни холодно, ни горячо, только хуже становилось. Дело медленно, но верно катилось к разводу. В конце концов прошлым летом мы предприняли последнюю попытку наладить свои интимные отношения (в остальном, кстати, у нас как ни странно все было в порядке). Решили мы провести свой отпуск вдвоем на море, в Крыму. Мы ведь там и познакомились. И вот, то-ли видение жене было, то-ли подсказал кто, уговорила она меня туда вернуться и типа, начать все сначала. Я, правда, посопротивлялся немного-от дохлого осла уши это все, думал, а потом согласился.
Есть во мне какая-то консервативность- я и старые вещи то выбрасываю, когда уж совсем им применения не останется. А уж ради семьи-то, жены-да, пожалуйста, согласился бы и не на такое... Так и поехали мы. Поездом до Симферополя, потом на тачке до Коктебеля. Приехали, сняли комнатку, начали отдыхать. Море, солнце, воздух... что еще человеку нужно для счастья и для секса. Ну сами все это знаете. И вроде бы как-то даже и помогло. В первый же день я Людку выебал, выебал прям как раньше в лучшие наши времена, истек так сказать спермой в пизду супруги. Все-таки смена обстановки, во всех умных книжках про это написано... Да и потом Людка как всегда сразу же обгорела на южном солнце и была такая румяненькая, такая жаркая, такая зовущая... В общем выебал я ее впервые наверное за полгода.
Выебал... а потом опять стоп... алес, опять по тормозам, опять капут... Вставать хуй встает, а вот кончить не могу, хоть ты что делай-все чего-то не хватает. Какой-то застой в мозгах... Да еще тут вдруг разные отвлекающие обстоятельства со стороны появились. Ну вы наверное представляете, что такое отдых на курорте. Коктебель этот-большая деревня, кучка домиков на берегу моря. При каждом домике типа "пансионат" на наш еще советский лад-пристроечки, комнатки, сараюшки для отдыхающих, по 3$ с носа в сутки. Мы с Людкой жили в самом конце длинного ряда таких комнатушек. Окна выходили в какой-то овраг, поросший алычой и прочими южными деревьями, а вход был из небольшого дворика. Во дворике находился стол, лавки, плитка, чтоб готовить и умывальник, чтобы подмываться.

За этим вот столом мы вместе с другими господами-товарищами отдыхающими, нашими соседями, завтракали, обедали и ужинали. После ужина обычно квасили, благо было что-дешевое хозяйское вино. Народ как всегда подобрался самый разный, и по уровню и по занятиям, как раньше говорили "со всех концов нашей необъятной Родины", но за вином все знакомились быстро и всем вместе было очень даже весело и хорошо, как в одной большой семье. В соседней с нами комнате обитала чисто мужская компания: жили там три мужика. Одного из них, Анатолия, я сразу же заприметил. Да и не заприметить его было просто невозможно. Это был крепкий дядька, лет тридцати пяти, чернявый, с аккуратно подбритыми по-ебарски усами. Ходил он исключительно с голым торсом, с открытой волосатой грудью и в облегающих фигуру черных велосипедках.
В этих-то велосипедках и было дело... Они не только не скрывали от чужих глаз, а наоборот сильно, очень сильно! подчеркивали все достоинства Анатолия. У него были апетитные, мускулистые ягодицы переходящие в длинные стройные ноги, ну а спереди... Спереди был хорошо виден член Анатолия. Вот это был член!!! не какой-то там вам бугорочек. Вот уж послал бог мужику подарок, так уж послал. Член был просто невообразимых размеров, где-то далеко даже за двадцать см и пропорциональной с этим толщины. И это ведь только в его спокойном "лежачем" состоянии. Велосипедок явно не хватало для размещения такого великого достоинства и поэтому хуй постоянно менял свое месторасположение. То он лежал в левой штанине, чуть ли не высовываясь из нее, то в правой. То Анатолий располагал свое орудие вбок, то вверх.
И все время получалась огромных размеров выпуклость на штанах, прям горб какой-то, в который упирался взгляд каждого, кому встречался Анатолий. Когда я впервые увидел этот горб, я прямо застыл на месте с разинутым от изумления ртом, а Анатолий с победным видом и легкой усмешкой на губах проследовал мимо. Одного взгляда на этого мужика было достаточно, чтобы понять, что это, кто это и зачем это. Ебарь из ебарей, кобель из кобелей, хуйвсунь-одно слово, потому что, ну что же еще можно было делать с таким богатством, как не ебаться, ебаться и ебаться, ебаться налево и направо, что еще кроме этого делать, я лично себе даже не представляю. Ну разве, что может груши околачивать в местных садах. И третьего дня мне лично пришлось в этом во всем убедиться.
После обеда, когда Людка предалась, как и все курортники "сиесте", т.е. послеобеденному сну в самое жаркое время суток, мне приспичило поссать. Туалет располагался в дальнем углу сада и представлял собой строение, знакомой для каждого русского человека архитектуры. Я пробрался по тропинке среди кустов ежевики к этому строеницу, и уже было открыл дверцу, как вдруг услышал откуда-то сбоку из самого угла сада сдавленный всхлип. Я замер и прислушался. Через какое-то мгновенье всхлип повторился, потом еще... Я постоял немного, раздумывая, а потом медленно, крадучась, пошел на звук В углу сада были сложены каменные блоки для строительства дома. Подхожу я осторожненько к этим блокам, заглядываю за них и охуеваю. Там такая ебля идет!!!
Короче этот вот самый Анатолий вовсю бабу дрючит. И бабу эту я сразу узнал, из наших она, из отдыхающих, Инной звать. Такая знаете уже чуть за сорок, совершенно обычная и я бы даже сказал простая, слишком даже простая. И как все простые бабы довольно полная и пухлая, но зато с большими сиськами и большим задом. Была она кажется бухгалтером из какого-то северного городка и приехала отдыхать на море вместе с мужем и двумя детьми, мальчиком и еще мальчиком... "Вся эта ее гвардия небось тоже сейчас спит, спит и не знает... как их маме тут хорошо..."-подумал я. Лежит женщина на каком-то старом, прожженом в нескольких местах матрасике, халатик растегнут, ноги нараспашку, а этот ебарь Толян на ней голый, велосипедки вон в стороне валяются и такая у него труба из под живота торчит, что просто охуеть.

И вот на этой-то трубе он Инну-то и имеет. А она как ненормальная глаза выпучила, все лицо красное, вены на виске вздулись, рот своими трусами себе зажала, зубами в них вцепилась и вот мычит, как корова недоенная: "Ммммм-мммм-мммм!!!...", а когда Анатолий в нее подальше запихивает, тут уж она не сдерживается, такое видимо для нее удовольствие наступает, что она глаза закрывает, голову закидывает, выгибается вся и так всхлипывает, что аж завидно становится. А пизда-то пизда у нее уже такая влажная, такая мокрая... чувствуется давно уже ебутся... Да и вспотели оба, жара же... И вот он ее ух... ух... своим елдаком, а она ммм-ммм... ааах... А он опять ее... ых... ых... А она... аааах!!!... И так еще наверное минуту... И вот тут уж Анатоль ей по самые яйца как задвинет и жопой затряс, мелко-мелко так, как кобель на сучке... кончать видимо стал...
А бедная Инна Николаевна руки раскинула, вся побагровела аж, глаза из орбит вообще вылезли, зубы разжала, рот раскрыла... Я уж думал что Анатоль ее насквозь уже проткнул своим хуищем, щас из ее рта его залупа вылезет, но ничего такого не случилось, а только Инна издала такой нечеловеческий вопль, что весь Коктебель наверное от него содрогнулся... и потом еще один... и еще... Во как женщину оргазм пробил, забыла про все на свете... Да... это конечно надо было видеть... это надо было слышать... классическая ебля была... прямо для учебников по сексу для 10 класса... Умеют же люди так... А еще говорили у нас секса нет! Есть! да еще какой... Я поспешил ретироваться, пока эти люди еще не очухались после сношения, поссал своим взбляднувшим от зрелища членом и уже было направился на выход, как вдруг опять уловил знакомые уже всхлипы.
"Хо! Во дают!"-подумал я.-"Продолжают... Да! это у них, кажется, всерьез и надолго. Никак видать оторваться друг от друга не могут... Ну а мне с другой стороны тоже вроде торопиться некуда"... и я покрался обратно. Все-таки такое зрелище!!! Когда еще подобное увидишь?! Толян продолжал лежать на Инне в том же положениии, что и раньше. Только теперь он ебал ее уже более активно и энергично, всей длиной своего орудия, да еще постоянно меняя направления ударов, и в бок, и прямо, и вверх, и вниз. Бедная Инна всхлипывала уже ежесекундно, вся тряслась как в лихорадке, а остановившиеся глаза немигающе смотрели куда-то вверх и назад. Ее халатик был растегнут до самого верха и длинные растянутые сиськи свешивались тяжелыми каплями куда-то подмышки. Время от времени Толян сильно сжимал и мял их своими ручищами.
И одновременно засаживал ей, засаживал... эх бля, как засаживал... у меня аж слюна из открытого рта закапала, а когда Толян опять кончать стал по-своему, по-кобелиному, часто-часто жопой дрожа, я почувствовал, что и сам потек, впервые потек без всякой дрочки... Я помню где-то читал, что подглядывание это самое возбуждающее в сексе, но не думал, что до такой степени. И так это все заебато было, что я и дальше остался это "кино" смотреть-третью серию. А этот Анатолий, видимо, никогда меньше трех палок и не бросал. Только вот Инна наверное к такому была не привычная. После второй палки она была просто в полном отрубе, ну совершенно никакая. Лежала, расставив ноги и закрыв глаза. Ноги видно она уже свести не могла, свело, да и сил не было, а глаза она все-таки открыла после того, как Анатолий несколько раз сильно хлопнул ладонью по ее щекам.
"Я больше не могу, я больше не могу, я не могу..."-заныла она. "Ну ничего, ничего, бывает... тебя муж видать совсем не ебет..."-произнес он.-"Совсем, совсем не ебет..."-эхом отозвалась Инна.-"Ну зато со мной наебешься... Щас еще разок перепихнемся и отдыхать пойдешь..."-"Я больше не могу, я больше не могу, не могу... он такой большой, такой огромный, такой... я не могу..."-но Толян больше не слушал и не разговаривал. Его труба все так же уверенно торчала из-под живота. Не обращая внимания на причитания женщины, он перевернул ее на живот, потом поднял за жопу и, поставив раком, резко насадил ее на хуй. "Ой-ой-ой-ой..."-громко заохала было Инна, но мужик грубо ткнул ее мордой в матрас и она затихла. Только тихое ее подвывание, да храп Анатоля, да хлюпанье хуя в пизде, нарушало полуденную тишину.

У Инны была широкая жопа дважды рожавшей сорокалетней женщины. Анатолий держался за эту жопу двумя руками и двигал ее взад вперед на своем хуе. В такт движению жопы у Инны раскачивались сиськи. Все было так просто и обыденно, как и задуманно в природе. Ну приехала баба на курорт, ну с мужем, ну с детьми, ну встретила мужика с большим хуем, ну не устояла, ну и получила три палки за полчаса. Это ж жизнь! Это ж природа! и против природы не попрешь... Темп ебли все учащался. Хуй все чаще входил в пизду Инны Николаевны, все сильнее раскачивались ее сиськи. Все чаще... все сильней... И вот Толян, в очередной раз натянув пизду на хуй, не стал ее стягивать обратно,а еще сильнее прижался своим лобком к жопе и замычал, замычал, как бык-осеменитель на корове... протяжно и басовито... и на всю округу... а там внутри его сперма брызгала... брызгала и растекалась по влагалищу женщины...и всасывалась в нее...
Когда сперма сошла, Анатолий со вздохом опустился на матрасик рядом со стоящей раком женщиной. Конь конем, а ведь тоже устал. Инна с усилием распрямила ноги и тоже прилегла на живот. The End. Конец фильма! Пора уебывать-понял я и тихо выполз из этого уютного уголка любви. А ноги-то, ноги... прям как ватные, будто это не Толян, а я сам полешки в пизду подбрасывал... и такая тяжесть в трусах, что ого-го... Отошел я подальше и не выдержав задрочил в кустиках, с остервенением дергая за готовый лопнуть член... эх бля, мне б такой, как у Анатолия... эх, я б таких дел тогда наворочал... я бы с баб не слезал... я бы хуем налево-направо махал... спермой туда-сюда брызгал... и ебал, ебал, ебал... всех бы ебал бы без остановки... и всех переебал бы... все бы у меня на хую сидели... эх, бля! потекло!!! закапало на сухую крымскую землю мое семя... будет теперь хозяйской флоре удобрение...
Освободив переполненные яйца, немного притомившийся, но весь из себя довольный, что не зря провел "тихий час", я поспешил до хаты, а вдруг жена там уже проснулась и ищет вовсю... Но, проходя мимо комнатки, где квартировалось семейство Инны, я снова немного притормозил и задержался. Дверь была открыта и, черт меня что ли за что-то дергал, я осторожно заглянул за занавеску, закрывающую дверной проем. Муж Инны Николаевны и два ее сына мирно похрапывали и посапывали на своих кроватях. "Ну спите, спите, голубки и ты козлик рогатый тоже спи!"-усмехнулся я, почесал череп, и пошел к себе, размышляя о превратностях жизни и судьбы... Была вот ведь баба- честная жена, мать двоих детей, счастливая небось, что ж еще надо-то было, а стала ни с того ни с сего шлюха и блядь подзаборная, давалка для чужих мужиков-ну от чего такое вот происходит?...
Был мужик, как мужик, уважаемый в своем селении и на работе, а теперь его ни за что ни про что и не спрося, козлом рогатым сделали... Чудно все это... чудно и непонятно... Непонятно многое... непонятно, хотя бы то, например, как бы прореагировал муж Инны, если бы я ему все рассказал про его жену... или другое... еще больше непонятно, как бы я сам прореагировал, расскажи кто такое про мою, про Людку то-есть... Вот уж не знаю-не знаю... трудно сказать... от настроения, наверное очень много зависит, от какого-то случайного поворота мысли... а вообще, если уж совсем по-честному, как бы это сказать... очень уж все это меня возбуждает, просто до охуения... все эти мысли про измены, про блудливых жен и дальше... дальше... прямо даже думать боюсь... Ну а теперь скажите мне, кому после таких зрелищ да после дрочки такой, на хуй собственная жена нужна и какая уж там после этого, извините, семейная жизнь.
Да никакой... совсем никакой... и вот как ни приставала ко мне вечером жена, я остался равнодушен... т.е.абсолютно... Не было ни сил, ни в особенности желания... Ну просто не хочется... или нет, хочется... хочется бабу, очень хочется... но не свою, а другую, чужую... Жена пошараебилась как-то где-то с полчаса, потом грустно вздохнула и отвалила... А ведь хотела же... хотела... хотела... тоже ведь, не каменная... тоже, видно... надо ей... Пизду-то ведь никуда не денешь... никуда ее не денешь... не денешь и не зашъешь... Да-ссс...
Прошло где-то дня два. Все случилось и началось еще утром. Я пошел на рынок прикупить фруктов. Людка осталась дома шаманить насчет завтрака возле плиты. Я вышел из дома, поднялся на горку и уже было собирался спускаться с нее вниз, как вдруг будто что-то то ли стукнуло, то ли звякнуло, то ли лязгнуло в моей голове-оглянись! Взял я и оглянулся. А с этой горки-то весь наш домик и весь наш двор виден ну прямо, как на ладони. И вижу я этот наш дворик, вижу жену свою у плиты, а рядом вижу кого бы Вы думали... Анатолия! Это еще думаю, что? Этому-то что все не спится? ведь поди ебся всю ночь напропалую. Потоптался я потоптался на горке, не зная что делать. А эти там внизу, типа, о чем-то разговаривают. Может так ни о чем, а может... Что-то Анатолий больно близко к Людке стоит. Она уж поди тепло от его елды чувствует. И смеется она вроде, да! вроде смеется, как то уж очень не так...
В общем в голове у меня опять что-то щелкнуло и я опрометью бросился вниз, только не к дому и не от дома, а вбок, вдоль забора, туда в овраг, в который выходили окна нашей комнаты и от которого каменной стеной был отгорожен этот самый дворик. Проскакал я, как горный козел по всем этим кучам щебня, по кустам с колючкой, по горам какого-то тряпья на помойке... Проскакал, немного отдышался и только потом тихо подкрался к стенке, за которой был двор, осторожно заглянул в дыру между камнями. А во дворике-то уже никого и не было. У меня как-то странно замутило где-то внизу живота. Я метнулся к нашему окну. Оно было открыто. Я осторожно приблизился к нему и, привстав на цыпочках, заглянул в комнату. О-ОООО! Предчувствия его не обманули! Смотрю, у стола стоит моя Людка, типа, колбасу режет, а сзади к ней уже вовсю прижимается этот-самый Толян.
Прижимается и прижимается, прижимается и прижимается, и одновременно еще и оглаживает мою Людку обоими руками и с боков и спереди. Оглаживает, оглаживает, а у самого, я смотрю, уже так стоит в штанах! такая, блядь, колбасина! и вот он ею все трется и трется, трется и трется, и все о Людкину жопу. Вот, думаю, лучше бы эту его колбасину Людка ножом своим порубала, вот тогда бы было дело. А Анатолий потихоньку растегивает одну пуговичку на Людкином халате, потом другую, лезет туда и обоими руками хватается за Людкину грудь. И начинает лапать. Лапать и лапать... Ну вот чтобы Вы сделали на моем вот месте? Устроили бы хай? Полезли бы в окно и уебали бы этого Толяна так, чтобы он всю оставшуюся жизнь работал на таблетки? И жене бы заодно еще пиздюлей наваляли? Чтобы не забывалась. Да, конечно.

Наверное так поступил бы каждый, каждый настоящий мужик. Только вот не я. Я так не поступил. Я все боролся и боролся с мыслями, все думал и думал, что делать и как, а в результате так и остался стоять на месте. Очень уж меня все это, если по-честному, возбуждало, вот это, то что мою жену другой мужик имеет, очень уж хотелось посмотреть чем все это дело кончится. Вот я и стоял, и смотрел на все это из-за окна, и потихоньку дрочил. А Толян тем временем растегивал на Людке халат все дальше и дальше, и наконец растегнул его совсем. Людка вся дрожала, коленки у нее подгибались. Она стояла, наклонив голову набок и закрыв глаза. Нож выпал из ее рук и с лязгом брякнулся об пол. Вот и примета сбылась- мужик пришел. Только все наоборот. Сначала мужик пришел, мою бабу за сиськи взял, а только потом нож упал.
Мне кажется к тому моменту Людка уже смирилась со всем тем, что должно было после этого произойти. Кажется, ей этого даже уже хотелось. Только вот боялась она еще немного, что я вдруг неожиданно быстро вернусь и застукаю ее с этим вот любовничком. А Толян не терял времени даром. Он еще немного полапал Людку за сиськи, а потом решительно залез всей своей огромной пятерней ей в трусы. "Не надо..." - вяло попыталась сопротивляться Людка, но тут же застонала, когда Толян своим средним и самым толстым пальцем провел ей вдоль щели. "Течешь уже, сучка!"- довольно прошептал Толян. Он вытащил руку, обтер ее о свои штаны, потом взял Людку за плечи обоими руками и резко стащил с нее халат. Потом также резко стащил с нее трусы и опять прижался к ней сзади, к ее голым теперь ляжкам.
Я смотрел на свою голую жену в объятиях этого вурдалака и часто-часто дрочил. Анатолий лапал жену по всему телу: за плечи, за грудь, за живот, за ляжки, за пизду, за ноги... а я стоял и дрочил на все это. А Людка все только шопотом повторяла: "Ну не надо... Не надо... Ну я очень Вас прошу... не надо..." Анатолий развернул ее к себе лицом, высунул свой мясистый и толстый язык, облизал Любкины губы, а потом засосал их в себя. Он сосал и засасывал ее губы, а саму Людку все крепче и все туже прижимал к себе, прижимал ее торчащие сиськи к своей волосатой груди, прижимал за жопу ее пизду к своему хую. И она чувствовала и его язык, и его волосатую грудь и его огромный член и все больше и больше отдавалась ему. Моя Людка уже не принадлежала мне, а принадлежала вот этому Толяну, этому орангутангу, о котором еще несколько дней назад я и слыхом не слыхивал.
Надо сказать Толян все делал достаточно умело, уверенно и грамотно. По Людкиному лицу растекалось такое блаженство, какого я на нем никогда-никогда, за все годы нашей совместной жизни, никогда еще не видел. Хотя и не скажу, что я уж каким-то лохом в этой теме был... Наконец, Анатолий решил показать моей жене свое орудие. Он отступил от нее на шаг и стащил велосипедки. Толстый хуй тяжело вывалился из них, закачался и стал медленно подниматься, все увеличиваясь и увеличивясь в своих размерах. Людка приоткрыла глаза, охнула и снова зашептала: "Ох не надо... не надо... прошу Вас..." Не обращая на ее причитания никакого внимания, Толян просунул свою дубину ей между ногами, посадил на нее Людку и стал потихоньку тереться своим хуем о ее пизду. Почувствовав такой хуй у себя между ногами, моя жена немного опомнилсь, попыталась слезть и отодвинуться от Толяна, но тот крепко прижимал ее к себе, не давал слазить и все терся и терся о Людкину промежность.
А натешившись этим, он поднял Людку за жопу и потащил на кровать. Толстая залупа торчала между Людкиными ногами со стороны жопы и казалась готова была взорваться, настолько она была надутая, настолько натянутая, вся какая-то иссине-красная . "Сейчас он ей вставит! Сейчас он Людке вставит! Сейчас он ее выебет!" - застучало у меня в мозгах. Но я не сдвинулся с места. Анатолий положил мою Людку на кровать, раздвинул ей ноги, сам опустился на нее сверху и стал потихоньку вправлять. "Сейчас, сейчас, сейчас..." Как при замедленной киносъемке, я увидел, как толстая залупа этого Толяна, этого ебаря-убийцы, этого мужлана-мужика уперлась моей жене в пизду. Я увидел, как раздвинулись половые губы, как залупа по смазке съехала ко входу во влагалище, раздвинула его и всунулась туда наполовину. Жена почувствовав, что ее уже ебут, вдруг заплакала навзрыд, как девчонка, которой рвут целку.

Толи ей действительно было больно от такого размера, толи ей было стыдно изменять в первый раз, изменять мне, своему мужу, толи ей просто было приятно ощущать член незнакомого мужчины в себе... Я не знаю... Она плакала, я смотрел, как ебут мою жену, а Анатолий продолжал делать свое дело. Вся его залупа уже вошла в Людкину пизду. Людка заплакала еще громче. Анатолий вошел в нее на треть, она зарыдала, потом наполовину, она стала визжать, наконец Анатолий резко втолкнул в нее весь хуй по самые яйца, Людка захрипела, а я в этот момент кончил. Боже мой, никогда в жизни я так не кончал, как вот в тот день, когда Анатолий при мне выебал мою жену. Я выплеснул из себя столько спермы, сколько обычно выплескиваю раз за пять. Под окном еще долго потом оставалась большая невысыхающая студенистая лужица, как будто кто-то принес с моря и бросил там подыхать большую медузу.
Я даже, кажется, на какое-то время сознание тогда потерял. А когда понемногу пришел в себя, первое что я услышал, это было мерное поскрипывание кровати. Анатолий ебал мою жену, кончал в нее, она кончала, он пыхтел, она стонал, а я смотрел на все это и никак не мог взять в толк, где я, кто я, и что здесь происходит. В ушах стоял какой-то звон, все расплывалось перед глазами. Потом силы потихоньку вернулись, я бросил последний взгляд в окно, ебля моей жены еще продолжалась, а я потихоньку поплелся прочь. Прочь, прочь и прочь... Куда идти я сначала и не знал. Но потом направился к морю. Искупался, полежал там... Постепенно пришел в себя. В какой-то момент мне стало ужасно стыдно за все, что произошло. "Козел1 Теперь ты настоящий козел!" - шептал я про себя. Но потом как-то успокоился. Ну и что собственно такого произошло. Да ничего. Рано или поздно это случается со всеми мужьями и со всеми женами.
Все рано или поздно изменяют. Надо только не циклиться на этом, а постараться получить от этого удовольствие. А я испытал ну просто охуительнейшее удовольствие...
Когда я вернулся домой, жена лежала на кровати, с головой накрытая простыней, ну прям, как покойница. Я спросил ее что она, как она, она промычала в ответ, что приболела и что никуда не пойдет. Я сказал: "Ну и ладно" и тоже прилег и вскоре даже уснул. Так вдвоем мы и проспали до самого вечера. А вечером к нам в дверь постучали. Это к нам в гости снова пожаловал Анатолий...

Открытие

В шикарной квартире босса все вели себя более раскованно, уже не чувствовался "рейтинг" отдельных персон, все были на ты. Пили довольно много и я заметил, что Ирка уже хороша. Мужики наперебой приглашали женщин и не стесняясь лапали их, причем преимущественно чужих. Поскольку все в целом, оставалось в рамках дозволенного и соответственно выпитому я вынужден был с этим мириться, а для того, чтобы угомонить вызревающую ревность, использовал тот же прием, не давал покоя своим рукам. Через некоторое время, часть компании ушла, что называется, в "аут". Я еще не плохо держал удар, но уже был достаточно пьян. Пора было уходить, но шеф все не выпускал Ирку из своих рук, то и дело, приглашая ее на танцы. Он был уже "никакой" и вел себя, через чур нахально, его ладони уже в открытую наглаживали задницу моей жены, а коленом он норовил раздвинуть ее ножки. Каким то чудом Ирке еще удавалось ускользать от его раскрасневшейся физиономии. Но в какой-то момент он крепко прижал Ирку к себе и его губы накрыли ее накрашенный ротик грубым поцелуем. Я, наблюдавший за всем происходящим сидя на диване, мгновенно вскочил, но тут же остановился остолбеневший и, буквально парализованный. Не ожидавшая такого поворота, Ирка также оцепенела, потом обмякла, и спустя еще мгновенье оттолкнула своего босса. Увидев меня, Иркин шеф сконфуженно улыбнулся и притворившись более пьяным, чем был на самом деле, что-то пробормотал и ушел спать. Я обнял Ирку и мы собрались уходить, но жена шефа извинившись за своего мужа, потребовала от нас остаться в знак того, что мы не держим обиды на ее мужа. Это было абсолютно лишним, но не хотелось портить отношения с руководством фирмы и мы остались.
............ В маленькой комнате для гостей мы стояли лицом к лицу. В свете ночника, в незнакомой обстановке я горячо желал свою Ирку, прямо сейчас, тут же, не дожидаясь пока стихнут шаги за дверью и угомоняться все остальные. Обняв ее за талию, языком я принялся нежно ласкать ее ушко нашептывая незамысловатые комплименты. Не отстраняясь, Ирка медленно повернулась ко мне спиной, так, что ее упругая попка, затянутая в узкую шелковую юбку прошлась и уперлась в заметный бугорок в моих штанах. Продолжая подставлять свою шейку моим поцелуям, она уперлась руками на комод и не двусмысленно выпятив навстречу мне свою задницу, чуть раздвинула ножки. Ни с чем не сравнимый шелест издаваемый тонким нейлоном ее колготок наполнил тишину и взорвал во мне "динамит". Спускаясь по ее роскошным бедрам мои руки добрались до края юбки и нетерпеливо лаская ножки потянули подол наверх. Ни столько помогая мне, сколько желая почувствовать мой возбужденный член она едва заметно покрутила задницей. Тонкая полоска шелковых трусиков просвечивала через колготки и маленьким треугольником уходила наверх. Рукой я уверенно провел по внутренней поверхности бедра и остановился почувствовав жар Иркиной писочки. Ее дыхание стало чаще и отчетливее. Сквозь тонкий шелк трусиков и колготок я осторожно провел кончиками пальцев по набухшим и мокрым губкам.
Не останавливая свои пальцы, другой рукой я судорожно стаскивал с себя брюки. Желая растянуть прелюдию Ирка решила навязать мне свою игру. Чуть повернув очаровательную головку, голосом невинной арфистки она прошептала... "Молодой человек, Вы...а-а-ах, Вы сошли с ума,...ммм..мм.м..аааа.аах..а....". Зная каким магическим действием обладает ее голос она точно попала в цель. Грубо схватив ее за шею, продолжая прижимать к комоду я развернул ее в пол оборота и жадно поцеловал ее губки. О-о! Этот ротик умел многое. Поочередно лаская то мой язык, то мои губы, меняя то ритм, то амплитуду она начала трахаться ротиком. Ее соки сквозь тонкие преграды нейлона намочили мои пальцы и заполнили комнату едва уловимым запахом любви и похоти. Ирка обожает заниматься этим под бурное сопровождение комплиментов, переходящих в откровенную похабщину, дозволенная грубость и пошлость в моих речах доставляет ей дополнительные ощущения. Я принялся нашептывать ей всякую чепуху, постепенно переходя на хрип.

Быстро высвободив перенапряженный член я приставил его к Иркиной пещерке так, что головка показалась у нее спереди между ног. Почувствовав его жар она начала массировать его левой рукой, правой продолжая опираться о комод.
- "Малыш, ты великолепна!.. хмммм.мм.ммммм.... У тебя самая раскошная задница в мире!...........ммммм.!" - то хрипел, то мычал я тиская ее груди.
- "Ооооо...Ааа....ааааа...Ты находишь!.....даа.а.аааа. Ты думаешь так только сейчас" - она продолжала массировать моего дружка одновременно ерзая на нем вверхом.
Прикосновения тончайшего нейлона дико возбуждали меня. Мои руки переместились на ее бедра и прошлись по всей длине ее великолепных ножек. Пожалуй, самое сексуальное изобретение человечества - нейлоновые колготки подчеркивали безупречность этих форм. Я слышал как бешено колотится мое сердце. Говорить мне было крайне трудно.
- " Жаль, что эта красота доступна, только мне!.......мммм.... . Я. Бы хотел, чтобы кто-нибудь увидел это.... ." вырвалось у меня абсолютно непроизвольно. Возможно, я бы и не придал этому значению, ели бы не Иркина реакция.
- " Ооооооо......"- ее писочка увлажнилась еще больше, а ножки судорожно сжались. - "Милый, неужели ты думаешь, что это возможно.
- "Почему бы и нет! Конечно!....Я хочу, чтобы мужики таращились на тебя" - глухо прохрипел я, понимая, что сам завожусь еще больше от этой новой для нас игры. Тем более, что после этого Ирка почти достигла своего апогея. Ответом моим предположениям послужила новая горячая порция ее соков.
Не в силах больше сдерживаться, подцепив браслетом от часов ее колготки, рывком я разорвал их у нее между ног. Отодвинув в сторону пальцами трусики я в два счета вогнал свой член в ее разгоряченную пизду. Не останавливаясь я принялся яростно натягивать ее на взбухший кол. В такие мгновения к нашему взаимному удовольствию, я грубовато тискал ее груди, то прихлопывал по ягодицам. Ирка старательно подмахивала мне. Мотая головой, из последних сил сдерживая в горле крик она скользила по моему окоченевшему хую, каждый раз оставляя порцию своих соков на нашей одежде и на полу. Кончив таким образом не менее трех раз, она повернулась ко мне лицом поймав мои губы своим неповторимым поцелуем. Подрагивающим членом я упирался ей в живот. Руки жадно ласкали ее тело. Осторожно я стащил с нее блузку и опустил чащечки лифчика, высвобождая ее набухшую грудь. Аккуратно, подталкивая Ирку кровати, я повалил ее на спину. Не давая ей возможности снять туфли, широко раскинул ее ножки и плавно но уверенно ввел все еще неудовлетворенный член на всю глубину ее роскошной пещерки. Громкий стон, вырвавшийся из ее рта, я накрыл долгим поцелуем. Продолжая целовать взасос я начал трахать ее, укоряя темп. Через короткое время она уже не могла контролировать себя и стоны вырывались сами собой. Все это время я не замолкал, периодически добавляя к своим ласкам крепкие словечки и отпуская в Иркин адрес похабные комплименты.
Вспомнив о ее реакции в ответ на желание присутствия тайного свидетеля нашего секса и возможно и о его участии....... От этой мысли внезапно пронзившей мой мозг у меня похолодело в груди и сердце бешено заколотилось. "Неужели она тоже думала об этом" - эта мысль внезапно только усилила мое желание. Я почувствовал каждый миллиметр своего члена. Казалось, что вот-вот и он взорвется. Не сбавляя темпа, я наклонился к Иркиному ушку и прошептал... "Я хочу трахнуть тебя в ротик, а он..... пусть продолжает трахать твою похотливую писочку". Раньше, чем я услышал ответ она разразилась бурным оргазмом залив горячей струей все вокруг. Такого не было у нас давненько. Я не выдержал и кончил вместе с ней. Спуская большую порцию спермы я продолжал двигаться. "Как же ты сможешь делить меня с кем-то" - переведя дух сказала она. " Наверное, это здорово возбуждает меня. И потом я же буду рядом" - я сам не верил своим словам. Вероятно потому, что это было только фантазией.

Еще некоторое время мы ласкали друг друга, пока алкоголь не сделал своего дела и Ирка не отключилась. Я хотел было снять с нее рваные и насквозь мокрые колготки и трусики, но передумал, боясь зря потревожить. Переполненные мочевой пузырь не давал уснуть и я направился в туалетную комнату, расположенную тут же, за тонкой дверью. Мой член пребывал в бодром настроении даже после свалившегося на него облегчения. Включив воду я не спеша подмывался, вспоминая горячую сцену. Незаметно для себя, думая про Ирку я начал дрочить. Внезапно услышав тихий шорох в спальне где спала моя жена я замер не выпуская из рук свой член. Притушив свет, я наклонился к приоткрытой двери и увидел потрясающую картинку. Моя жена лежала на кровати, широко разбросав свои руки. Блузка не прикрывала ее грудь, а так и не снятая юбка, перекрутившись задом на перед жгутом лежала на поясе. Длинные ножки, затянутые в тоненькие, прозрачные колготки темно-коричневого цвета были бесстыдно раздвинуты. А между ними примостился ее шеф. Наглец пользуясь ее опьянением уткнулся головой ей между ног и усердно нализывал ее кисочку. Ничего не подозревающая Ирка, едва постанывала, не просыпаясь и не делая попытки открыть глаз.
Осмелевший босс, вовсю наглаживал Иркины ножки, не оставив без внимания ни сантиметра. Окаменевший я продолжал держать в руках свой член. Возбуждение было во мне чрезвычайно велико. Картина, которую я наблюдал, настолько потрясла меня, что в моей душе не осталось места для ревности. Я продолжил дрочить свой член, оставаясь в своем укрытии. Такого рода ласки ни кого не могут оставить равнодушными и через некоторое время Ирка постепенно приходя в себя начала подмахивать своему шефу. Боясь, что Ирка проснется он не без сожаления оставил ее ножки И поглаживая свой член приставил его ко входу во влагалище моей жены. Я успел заметить, что его хуй заметно тоньше моего, за то длинее сантиметров на пять. Без труда он продвинул головку в Ирку киску. Почувстовав в себе напряженный член она подалась навстречу, все еще находясь в состоянии глубокой дремы. Лаская ртом ее груди, одной рукой он помогал себе там, а другой сжал в ладони ее ягодицы, каждый раз подтягивая ее навстречу своему члену. Разгоряченная Иркина пизда быстро приноровилась к его "удочке" принимая его на всю длину. Наверное, он долбил по самой матке, потому что очень скоро моя женушка уже во всю двигала тазом, приподнимаясь на ножках.
Одетые в темно-коричневые колготки они отчетливо выделялись, то сжимая бока этого жеребца, то широко раскидываясь в стороны. Внезапно разобрав, что вместо меня ее долбит другой мужик она вскрикнула и попыталась сжать ножки. Для этого ей пришлось упереться двумя руками ему в грудь и подтянуть коленки к кверху. Пытаясь спихнуть его с себя, она бешено мотала головой и судорожно дергала ножками... "Нет..Нет...Нет.. ааа..скотина....Я не хочу..........хмммм...". Но это только заводило ее шефа. Он сгреб ее волосы в кулак и заглушив ее крики поцелуем, не останавливаясь продолжал вгонять в нее свой член. Постепенно ее сопротивление ослабло и тогда он перехватил ее ножки под коленками и широко разведя их в стороны и задрав к груди продолжил трах. Рывком он дорвал колготки, так, что получилось подобие пояса с чулками. Мне было хорошо видно как его член погружался в лоно моей жены, доставляя ей бурю эмоций. Элементы легкого насилия и недолгое сопротивление моей Ирки полностью дезориентировали меня. Потому как она активно трахалась со своим боссом я понял, что от сна не осталась и следа. Продолжая все это время дрочить свой хуй я даже не заметил как успел уже пару раз кончить.
Но Возбуждение не только не спадало а наоборот, только нарастало. Не боясь быть замеченным, я вышел из своего укрытия и приблизился к ним. Ирка старательно посасывала большой палец его руки, причмокивая и заглатывая его словно настоящий хуй. Тем временем ее начальничек не сбавляя темпа долбил ее пизду. Заметив мое присутствие они ни сколько не смутившись поменяли позу. Развернув ее на правый бок, лицом ко мне, он пристроился сзади и придерживая ее за бедра натягивал к себе на хуй. Физиономия моей Ирки светилась блядской похотью и млявостью, нежно улыбаясь мне она шепнула... "Милый! Я думала только о тебе!......Аааааа!.... как мне хорошо!....... я хочу тебя......ааааа.....! Трахни меня......! Ну же.....!". Не дав ей договорить я схватил ее за волосы и начал трахать в этот чудесный ротик...

Эх, Ленка

Эта реальная история произошла год назад. Она перевернула и освежила нашу семейную жизнь, которая уже стала пресной и обыденной. После этого было много чего.: Но, все по порядку.

Все началось как-то неожиданно. Сидел дома никого не трогал, смотрел Лигу Чемпионов, ждал, когда приедет жена. У них был вечер встречи выпускников. И что-то он стал затягиваться. Я уже собирался достать из холодильника пару бутылок холодного пива, как раздался звонок.

- Милый, - слышу в трубке пьяный голос жены. - Тут автобус для развозки сломался, поэтому все добираются, как могут. Ты ведь заберешь меня?!

- Дорогая, а почему бы тебе не вызвать такси?

- Ты знаешь, кажется, что мне денег не хватит. Я могу, конечно, скооперироваться, но в нашу сторону едут только мальчики:

Я представил мою пьяную жену в машине с незнакомыми мне мужиками. И мои чувства разделились. Я одновременно был возбужден, причем мгновенно, но в тоже время чувство ревности накатило с большей силой. Я особо жену не ревновал ни к кому. Но вот, что касалось прошлых друзей, школьных товарищей, и тому подобных, я относился с подозрением. Вдруг воспоминания захлестнут, захочется повторить молодые годы. И не смотря на то, что мы женаты уже семь лет, я все равно волновался.

- Хорошо Лена, я заеду за тобой!

- Спасибо милый, я буду ждать. Подъедешь, перезвони мне, я выйду.

Я стал одеваться, а в голову лезли всякие мысли. Что и с кем она там делает. Бывало, в постели у нас заходил разговор о том, что как-нибудь надо бы разнообразить нашу половую жизнь. Но все разговоры сводились к необходимости приобрести вибратор. Который до сих пор лежит где-то на витрине секс-шопа и ждет нас.

Пока я спускался к машине, в кармане заиграл телефон. Ну, думаю наверно уже умотала моя благоверная, с кем-то, зря меня напрягла. Но я ошибся, звонил мой боевой товарищ Кирилл. Он полгода назад занял у меня приличную сумму денег и все не мог отдать. Я приготовился к тому, что бы услышать об очередной отмазке, но и в этот раз не угадал. Кирюха готов был завтра мне отдать причитающиеся с него деньги. Оказывается, ему выплатили зарплату после испытательного срока, на его новой работе.

- Мы счас с пацанами отметим, - кричал он мне из трубки. - А завтра подкатывай, я все тебе отмусолю.

- А ты что сегодня не в ночь? - Кирилл работал охранником в одном из ночных клубов Питера.

- Не-а! У меня сегодня выходной!

- Ты знаешь Киря, я боюсь, что ты пропьешь и мои бабки?

- Я постараюсь, но:.Как говориться: Раз пошла такая пьянка - режь последний огурец.

- Давай так, я сейчас еду за женой, по моим подсчетам это рядом с твоим клубом. А там мы с тобой пересечемся и ты мне все отдашь.

- Окей! Ты только не опоздай!

Нет худа без добра. Казалось, что бы могло украсить мою поездку почти на другой конец города? Да вот старый должок сделал свое дело и я мчался по городу особо не обращая внимания на скорость. А зря, пришлось расстаться с тремя сотнями рубликов. Которые перекочевали в карман форменной куртки, инспектора. Сначала у него не было сдачи и пришлось идти в магазин за разменом. По пути я прихватил двухлитровую бутылку лимонаду. Духотища стояла страшная и всю дорогу хотелось пить.

Да видно после разговора с гаишником я видно разнервничался, что плохо закрутил крышку на бутылке. И почти все два литра потихоньку, пока ехал, выливались на переднее сиденье. Так что когда я доехал до места, из чехлов можно было выжимать.

Моя Леночка видно расслабилась от того, что не надо думать о том, как добираться до дому. Что хватила лишнего и мирно дремала на диванчике в зале, где официанты уже убирали посуду со стола. Из выпускников осталось около пяти человек, которые видимо, ждали кто такси, а кто первый автобус.

Я разбудил жену и перенес ее в машину и просто закинул на заднее сиденье. Только тут я смог рассмотреть, в чем она одета. Собиралась она без меня и видно это сыграло роль в выборе наряда. На Ленке было что-то наподобие топика, под ним обнаружилась голая грудь с торчащими сосочками. Короткая юбка, чулки, обтягивающие стройные, точеные ножки и трусики-стринги на маленькой упругой попке. Конечно я понимаю ее кто не хочет пощеголять перед своими подругами красивым загорелым телом, крепкой грудью. И это, не смотря на почти тридцатилетний возраст и роды. Ведь многие ее подруги расплылись и раздались.

Мне захотелось трахнуть Леночку прямо здесь в машине и я почти уже начал наглаживать ее. Она подалась на встречу ко мне, ее трусики намокли. Но тут противный телефон нарушил все мои планы, и это какой раз за этот вечер.

- Алле, Рома, ну ты где - Кажется и Кирилл уже выпил. - Пацаны уже поехали, а я тут тебя жду.

- Пять минут Кирилл, пять минут!

Я прыгнул за руль и поехал на встречу с товарищем. Через буквально, несколько минут я уже тормозил перед темной фигурой. Если б я не знал Кирилла я бы за квартал обходил его. Как и подобает охранникам, он был атлетически сложен, носил короткую прическу. К своим 20 годам он перепробовал, для накачивания мышц, столько препаратов, что не хватило бы таблицы Менделеева. Конечно, надо сказать, что это дало хороший результат, но мы с друзьями подшучивали над ним, а точнее над его мужской силой. Но он уверял нас, что по части секса он нас всех переплюнет. Но это ни кто не проверял.

Получив от Кирилла должок, я уже было хотел распрощаться, но он напросился, чтоб я довез его до друзей.

- Понимаешь, они же сейчас выдуют все, а скидывались вместе. - ныл мне Кирилл. - Тут не далеко.

- Ладно, садись. - Тут я вспомнил о мокром сиденье, и о предстоящей стирке с утра - Только назад, да и там аккуратней не разбуди жену.

Я открыл заднюю дверь и нам предстала картина маслом. Лена лежала на боку вытянувшись на все сиденье, юбка задралась, загорелая попка была чуть отставлена в сторону. Я хотел было поправить, но Кирилл сказал, что он и так поместится, мол, не надо портить сон человеку. При этом у него загорелись глаза и я мог бы поклясться, что услышал, как заколотилось его сердце.

- Давай, только осторожно. И особо не пялься. - на меня накатила знакомая волна возбуждения. Я включил зажигание и помчался по ночному городу.

- Да, маленькая у тебя машина, места мало, я чуть-чуть подвину.- С этими словами он засопел сзади. Насколько мне позволяло панорамное зеркало, я увидел, что Кирюха подложил свою руку под Ленкину попку, вторую под спину и слегка поправил неподвижное тело. Получилось, что она, полусидя, полулежа, разместилась на сиденье. На очередном перекрестке меня подрезал какой-то стрит-рейсер, что пришлось резко затормозить. Ленка, плюхнувшись об переднее сиденье, упала на колени к Кириллу. Но, так и не проснувшись, лишь пробормотав что-то про шампанское и тост.

На светофоре я обернулся, посмотреть как дела, и заметил, что член Кирилла увеличился и явно обозначался под легкими штанами в виде бугра. Я не подал ни какого виду, лишь в зеркало заметил, как Кирилл чуть съехал с сиденья вперед, так, что голова Ленки оказалась в районе его паха, ее щека лежала как раз на ширинке и торчащим под ней бугре. Вести машину стало затруднительно, мой член встал колом, и нога плохо нажимала педаль тормоза. Я сбросил скорость и в моей голове родился план.

- Кирюха, мне пожрать домой надо купить, я думаю, твои друзья подождут не много? - а сам уже предвидя ответ, сворачивал к круглосуточному магазину на Стачек.

- Да, какие проблемы - произнес Кирилл сдавленным голосом, прокашлялся и веселее добавил. - Еда это святое. А мне с тобой?

- Ну, если можешь, поторчи в машине, чтоб не сдавать на сигнализацию, вдруг Ленка проснется, испугается!

- Хорошо, а ты быстро? - в голосе товарища появились таинственные нотки.

- Да ни куда не денутся от тебя кореша, - хотя понимал, что не о своих друзьях он думал в этот момент. - Ты что не знаешь, в этих супермаркетах по ночам просроченные продукты выкладывают, чтоб люди спросонья или по пьяни брали не видя. Поэтому надо выбирать внимательно, чтоб потом не пронесло. Так что можешь минут двадцать вздремнуть.

Я поставил машину в слабоосвещенное место около бурной заросли кустов. Вышел и направился в сторону магазина. Но, поравнявшись со входом, резко рванул в противоположную от входа сторону. Обогнув припаркованные машины и кусты, я приблизился к машине. Главное, что бы меня ни кто не заметил, а то примут за автомобильного вора.

Раздвинув ветки я пробрался в кусты и прильнул к дереву. Под ноги попалось какое-то ведро, которое было очень кстати. Пристав на него я заглянул в салон своей машины. Хорошо что в свое время я отказался от тонирования стекол, картина передо мной открылась та еще.

Кирилл время зря не терял. Из его штанов уже торчал член, который он пытался пропихнуть в рот моей жене. Она что-то мычала, но все еще находилась в сильном опьянении и не понимала где она. Через несколько минут член Кирюхи проник в ротик Ленки и она принялась сосать, сначала не уверенно, а потом, войдя в раж, заглатывала до самого конца. Надо сказать, что мы зря потешались над Кирюхой, его достоинство не вызывало сомнения. И оно в данный момент таранило рот моей женушки. Одной рукой Кирилл задавал темп голове, а другую, отодвинув в сторону трусики, погружал в киску Ленки. Спустя несколько минут он положил ее на спину и попытался всунуть свой член в нее. Но было не удобно и он попробовал посадить ее на себя. Я увидел, как Ленка скользнула своей мокрой пизденкой по Кириллову животу, и его член вошел в нее как нож в масло. Ленка вскрикнула от того, что член уперся в матку. Но Кирилла уже было не остановить. Он придерживал ее одной рукой, приподнимая и опять насаживая на свой кол. Ее руки свободно болтались, а тело откинулось назад, на спинки передних кресел. Кирилл заработал бедрами, освободив руки, чтоб ощупывать загорелую грудь моей жены. Он попытался приподняться на ногах, поддерживая пьяное тело под спину, так что Лена прогнувшись, касалась торчащими сосками потолка машины. Ее голова свободно болталась, с губ срывались только бессмысленные стоны. Я было забеспокоился, как бы этот гигант не сломал позвоночник моей супруге. Кирилл начал ускорятся, еще пару движений и он разрядился в нее. Ленка упала на сиденье, и Кирюха вернул ей прежний вид.

Заправившись, он сделал вид, что спит. Я кое-как поковылял в магазин, жалея о том, что не "передернул" в кустах. Купив продуктов и вернувшись к машине, я молча завел двигатель и тронулся с места. Всю дорогу не проронили ни слова. Я не знал, что бы я мог сказать, да и Кирилл видно почувствовал свою вину, надо же - трахнуть пьяную, не соображающую жену своего друга. Кирилла довез быстро, попрощавшись, направился домой. Доставая жену с заднего сиденья, я понял, что придется чистить чехлы во всей машине.

На утро Леночка конечно ни чего не помнила, но и странно, что не задавала вопросов. Об этом я решил спросить ее в следующий раз, о том, как прошел вечер встречи выпускников.

Балет. Часть 2

...Солнце проникло сквозь веки и растеклось по жилам, отзываясь в каждой клетке мозга ошеломительным ощущением неотвратимой бури наслаждения. Особое пристрастие солнечное бесстыдство проявило к члену. Мужская ось Бархата до краев заполнилась солнечной энергией жизни, и желание выплеснуть ее стало просто нестерпимым.
Неизбежное уже совершенно созрело, когда суровый толчок, мотнувший из стороны в сторону грудную клетку, заставил его разлепить медовые соты собственных век. На самом краю последнего момента он выхватил из сверкающей изумрудности дня склоненное над ним маской бесконечного любопытства лицо в обрамлении медного отсвета пышных волос. И тут же солнечная жгучесть, отпечатанная в члене, обрела реальные очертания глухого объема ладони Арианы. И тут же все ушло, рассыпалось, как глупое и досадное наваждение. Эрекция пропала, оставив на пальцах Арианы жалкую каплю нежной влаги. Не вымолвив ни слова, Бархат торопливо застегнул брюки и только потом оглянулся, страшась встретиться с насмешками возможных зрителей. Но вокруг не было никого, кто мог бы по достоинству оценить всю глубину его стыда. "Они ушли в город", - голос Арианы звучал глухо и гортанно, - "до ближайшего магазина". Выглядела она жалко: растрепанная, едва дышащая, с серыми дорожками, оставленными на висках капельками пота; ничего не осталось от чопорной сдержанной дамы, образца воспитанности и морали. "Они ушли, а ты, значит, решила воспользоваться ситуацией. Умно!", - слова укора рвались с губ, но Бархат сдержался. В конце концов, кто, кроме него может понять, что творится в этой не слишком обворожительной головке? Как распирают ее сердце дьявольские желания? Ее вожделение вдруг острой иглой пронзила его сознание, уколов в самый центр того закоулка, где хранились неприкосновенные запасы жалости. Он побрел через поляну, задумчиво срывая разноцветные головки цветов и разгоняя разнообразную насекомную братию.
Шелест трав, сплетенный с совершенными соло птичьих трелей, успокоил его окончательно, и когда на краю поляны он оглянулся к Ариане, не сменившей позы ни на миллиметр, но словно таявшей от отчаяния и зноя, он просто сделал едва уловимый жест, будто зная, что ей этого будет достаточно.
- Ничего не понимаю, - самому себе прошептал Бархат, окончательно смирившись с тщетностью всех своих усилий, и лег на траву рядом с Арианой, оставив руку в глубинах ее взмокшего содрогающегося лона.
Прошло не менее получаса с того момента, когда, забравшись в самые дебри пышного кустарника, они занялись тем, чего хотелось Ариане, и что Бархат решился ей подарить из чистосердечного милосердия. Он делал все правильно - так ему, по крайней мере, казалось. И поначалу исследовательское рвение, подогретое важностью и благородством миссии, помогло ему. Не спеша, как вдумчивый доктор, он совершенно раздел трепещущую Ариану ("И когда она успела так набраться? Что ж ее трясет так то?") и терпеливо, шаг за шагом, как предписывалось проводить предварительные ласки (плохо пропечатанные копии сексуальных руководств к тому времени были уже прочитаны им и всей мужской половиной прогрессивного студенчества от корки до корки), стал осваивать податливое тело Арианы. Как упорный бродяга, как будущий отец соц-реализма, путешествовавший по родной стране от села к селу, от города к городу, он скользил по Ариане от мочки уха к бьющейся жилке на шее, от впадинки у горла к покатому плечу, от запястья к локтевому сгибу, от ямочки пупка и просторов живота к крошечному соску (груди тринадцатилетней девочки рядом с пышной развитостью всего остального провоцировали на сарказм; на Бархата же накатил приступ умиления, поднявший еще выше бушевавшие в нем волны жалости). В какой-то момент он поймал себя на том, что не различает, чем, собственно, он касается Арианы - пальцами ли, языком ли, и только тогда понял, что его прикосновения и даже легкие прикосновения губами к едва покрытому пушистой порослью лобку, заставлявшие содрогаться ее тело, как земную поверхность чрезвычайно близкий удар грома, не отзываются в нем самом ни единым дуновением желания. Он и в самом деле был доктором ее желания, братом милосердия, ни в коем случае не испытывающим ответной агрессии страсти, которой все его естество сопротивлялось как выворачивающему внутренности святотатству.
С удивлением и испугом он бросал иногда взгляды вниз, к своему паху, каждый раз отмечая там полный штиль и безразличие к происходящему. Между делом ему вспомнился Понтий Пилат: член устранился от происходящего и без сомнения умыл бы руки, если бы они у него были. Ничто не будоражило, ничто не трогало Бархата. Не возбуждало даже самое смелое из его продвижений, даже к вагине Арианы (сама мысль о том, что к ней никто до сих пор из плотских побуждений кроме, может быть, самой Арианы, не прикасался к этим девственно нежным орхидееподобным лепесткам, заключала в себе запал возбуждения, который, однако, даже не тлел в безвоздушном - на сей момент - пространстве Бархатового либидо). Незадачливые пальчики Арианы невзначай выдоили из Бархата всю природную тягу к женской плоти.
После очередного, уже более решительного проникновения языком между дрожащих половых губ девушки, задохнувшийся от усердия Бархат как-то сразу смирился с тщетностью своих усилий, откинулся на траву и прошептал самому себе:
- Ничего не понимаю...
Движение воздуха заставило его поднять глаза. Из-за паутины листвы на него глядели шальные глаза приятеля. Точнее, Бархату вначале показалось, что приятель смотрит на него, на самом деле он пожирал взглядом обнаженное тело Арианы, чье кажущееся бесчувствие полностью камуфлировало кипящую под белокожими просторами похоть.
Приятель взволнованно, но хитро подмигнул Бархату, и тот, сразу решившись, подмигнул ему в ответ. Выбора не было. Оставлять Ариану на произвол ее страстей ему не могли позволить все те же жалость и сострадание. Он осторожно извлек руку из измученных и совершенно мокрых глубин промежности Арианы и отодвинулся. Она не пошевелилась. Лишь вишенки сосков чуть качнулись.
Приятель передал ему початую бутыль дешевого вина, ловко и бесшумно извлек свое мужское орудие, гордый вид которого свидетельствовал о его абсолютной готовности к самым фантастическим подвигам, навис на какие-то доли мгновения над распростертой изнывающей Арианой. Пару раз бронебойная головка его члена скользнула по промежности Арианы, сразу же приветливо распахнувшейся к нему во всей розовости, и, не раздумывая более, медленными толчками проник в самую глубь влагалища.
Зачарованный Бархат стоял прямо над ними, пот заливал ему глаза, но он не мог оторваться от этого зрелища. Иногда он прикладывался к огромной, как фашистская граната, бутыли, отхлебывал кислого вина и снова жадно смотрел. Смотрел не потому, что ему нравилось. Наоборот, то, что приятель делал с Арианой, совершено обезумившей (то ли после затяжной пытки Бархата, то ли от боли и осознания дефлорации, то ли от естественной присущей ей похоти), все более поражало своей примитивной безыскусностью, животным стремлением к полному экстазу, угловатой механикой движений, не имевших никакой связи с великой и божественной грацией истинного балета.
Когда уже совершенно ошалевший от мощного выброса адреналина в кровь, но так и не начавший трезветь приятель, решительными движениями повернул впавшую в какое-то гипнотическое состояние Ариану к себе спиной, поставил ее на четвереньки и прижался к ее необъятным ягодицам, Бархат отвернулся: перед глазами всё дрожало и содрогалось, невыносимая боль сочилась из под век, заливала щеки кипятком, невесть каким образом долетевшей из детства, обиды и сводила скулы отчаяньем бессилия.
Он пошел в глубь леса, некоторое время еще сопровождаемый охами приятеля и всхлипами Арианы, но вскоре уже ничто, кроме шелеста растений и трелей птиц не тревожило его оцепеневшего сознания...
Прошла неделя, которую Бархат провел лёжа на диване. Потом прошел месяц. Он изредка выбираясь в лес, к озеру, где не купался, а лишь расстегнув рубаху, сидел, превращаясь в олицетворение тупой зубной боли, не замечая пляжной распаренной кутерьмы. На звонки он не отвечал и никого к себе не пускал. К биноклю не прикасался совершенно.
Потом пошли дожди, затянувшиеся на весь август, и он окончательно залег на диване с книгой в руках, не в силах, впрочем, разобрать ни единой строки, ни единой буквы.
Теперь Бархат ничего не понимал. Теперь он не знал, что делать. Ежик в тумане, слепой музыкант во мраке ночи, он не знал и не понимал, стоит ли шевелить рукой, двигаться вправо или влево, а если и двигаться, то с какой целью.
Однажды, когда, он как всегда один сидел дома, забыв в очередной раз запереть входную дверь, в прихожей раздалось шуршание, шевеление, но Бархат даже не приподнялся на своем диване. Он точно знал, кто пришел, поэтому ничуть не волновался.
Когда он все-таки поднял глаза, то увидел их - смущенных и притворно серьезных, старательно запихивающих неугомонных котят счастья обратно в корзинку сердца. На улице моросило, но не от этого рыжая копна волос Арианы, не излучала солнечного электричества , - она просто исчезла; на ее месте воцарилась аккуратная прически взрослой женщины, от которой веяло теплом домашнего уюта, непривычным покоем и умиротворенностью.
- Ты здесь? - спросили они одновременно, переглянулись, смущенно хихикнули и не зная с чего начать.
Бархат нехотя помог им:
- Я, кажется, опять не запер дверь. Простите меня, - он вздохнул. - Я - идиот. Мне простительно.
Ариана прошлась по комнате, хозяйским жестом раздернула шторы - отчего не стало светлее - и растворилась в кухонном пространстве. От прежней Арианы в ней оставались лишь очертания изрядно похудевших бедер. "Откуда в ней эта легкость", - подумал Бархат, непроизвольно наблюдая за балетными передвижениями троюродной сестры. - "Куда девалась извечная монументальность и слонопатамость? Неужели, это любовь! И чего Мишка в ней нашел? Пигмалион чертов".
- Представляешь, Саша, что Мишка твой говорит, - Ариана из них троих - единственная пребывала в своей тарелке. Она даже пыталась шутить, что раньше за ней водилось нечасто.
- Нет, не представляю, - Бархат едва разжимал губы.
- Он говорит, ха-ха-ха, ты не поверишь - надо же такое придумать, - от смеха она даже поперхнулась куском торта. - Будто бы к нам приезжал "Аквариум", давал квартирный концерт и будто бы он сам лично там присутствовал! Представляешь.
Бархат внимательно оглядел субтильную фигуру товарища, покатые плечи, оттопыренные уши. Отхлебнул чайку и молвил рассудительно:
- Если бы он побывал на том концерте, он с нами бы уже не сидел.
Приятель встрепенулся, готовясь дать отпор клевете, но отчего-то сразу же сник, - видимо, Ариана под столом наступила ему на ногу. "Давно ли кто-то преподавал мне курс "Что такое женщина и как с ней бороться"? Что же теперь с тобой стало, друг мой?".
Когда Ариана ушла на балкон любоваться звездами и курить, стул приятеля шустро, словно сам собой, перескочил поближе к Бархату и, горячее дыхание, пропитанное миазмами одержимости, так ударило ему в щеку, что он невольно отодвинулся и глянул на Мишку удивленно.
- Сам не понимаю, что со мной. Никогда такого не было. Ты ж меня знаешь, сколько я ихней сестры перепробовал. Но чтобы такое родство душ…
Косой взгляд Бархата никак не повлиял на порыв, который давно рвался из груди приятеля и только теперь нашел выход. Наверное, никто из их общих знакомых не понял бы его. Только Бархат. Но Бархату было все равно.
- Мне с ней настолько легко и просто. Я забыл с ней, что такое притворяться, набивать себе цену. Мне вообще настолько осточертело понтаваться. Черт бы побрал эту мужскую привычку - вечно корчить из себя принцев датских. Главное, ведь не казаться, а быть. Быть самим собой. Правда?
- Конечно, - Бархат согласился с легкостью и попытался отогнать от себя воспоминание о голой заднице приятеля и, обхвативших его худые бедра, пятках Арианы. Усилием воли он накрыл досадную картинку изумрудным пологом окружающей зелени.
- Но ты не думай, что я у тебя ее отбиваю или, как говорится, из стойла увожу. Если что, ты только свисни, я сразу же уйду.
- Третий должен уйти, - Бархат сокрушенно покачал головой.
Преданность и сострадание бросили на лицо друга осенний отсвет:
- Она мен все рассказала… То, что между нами… то есть между вами было.
(Бархат дал на мгновение волю собственным бровям, как болоньевый человечек с аллеи; где он теперь, кто ему целует брови?).
Приятель с чем-то мысленно собрался и зашептал еще более взволнованно:
- Ну, не получилось у тебя с ней, с кем не бывает… в первый раз. Неприятно, конечно. Но ведь еще не все потеряно. Сколько еще секса впереди… Ну, если ты очень хочешь, то ведь можно и втроем попробовать. Может быть, получится. Должно получиться.
Ответ закрутился в воздухе сизым сигаретным дымком: "А тебе не кажется, что всё это дрянь, дрянь, дрянь… ужасная!"
Бархат вдруг резко встал.
Решительность и легкость движений Арианы странным образом передалась ему. Рука сама нащупала за книгами футляр бинокля и вынула его расчетливым злым движением.
Он не видел ошарашенных глаз приятеля, не заметил испуганного взгляда Арианы, метнувшейся от балконной двери, словно опасаясь, что будет сметена решительным напором безумной одержимости. Прохлада, текущая с расчистившегося к ночи неба, мягко ударил в лицо и грудь, тщетно силясь остудить и то, и другое. Но тело все же стало еще гибче, еще податливее, а ноги просто подогнулись. Но отступать уже было некуда. Он поднял бинокль на уровень глаз, вдохнул прохладу поглубже и прильнул к окулярам.
В двух мутных по краям кружочках, постепенно сливающихся в один, плясали мириады мошек и жуков, отлитых из чистейшего Типперарского серебра. Сначала они просто мельтешили, но потом выстроились в стройный хоровод и закружились в одном направлении. Все быстрее и быстрее, пока не превратились в невыносимо ослепительную колючую реку, дикую и страшную. И он понял, что эта река зовет его, что без него - Бархата - этой реке, бесконечно стремящейся к бесконечности серебряного моря, не будет хватать одной очень важной капли, без которой ни реке, ни морю завтра уже не блестеть, не бурлить. И прыгнул в нее, в эту реку, чтобы унестись к серебряному морю, растворить в нем тщету бытия и стать одним из его смарагдов.
("И что с ним такое? Не так уж он много и выпил. И психика у него всегда такая уравновешенная!").
Бархат тяжело, как старик, поднялся на ноги.
Если бы он знал куда направить свой порыв, то смог бы выплеснуть его, как опостылевший яд спермы, давно и горячо бродивший в организме, не находя выхода. Но бесполезный и бессмысленный кипяток либидо заливал собой любые ростки связных мыслей и рельефных желаний.
Он обернулся к другу. Тот в позе автопортретного Карла Брюллова, готовящегося к встрече с горячей лавой Везувия, ждал то ли взрыва благочестивого негодования, то ли примитивного приступа ревности. Его гримаса настолько рассмешила Бархата, что Ариана, выходившая в этот момент с балкона, вздрогнула от дикого взрыва его хохота и умоляюще сложила руки на груди. Ее жест - искренний и до невероятного гармоничный, жест, достойный Джоконды, - как печальный витраж, состоящий из разноцветного веселящегося стекла, сплошь пронизывали счастливо-горькие мгновения, которые он, сам не зная того, не ведая своей безмерной щедрости, подарил ей, походя и невзначай. Она не смела просить его о прощении или хотя бы о понимании. Ни о чем подобном она и не могла помышлять. Ариана умоляла его об одном: не покидать ее в ново обретенном мира счастья, любви и покоя. Только сказать она об этом не умела и не могла - чувства перехватывали горло и превращали слова в немые ледышки.
Что-то подпрыгнуло внутри Бархата, перевернулось, словно на батуте, и, найдя равновесие, остановилось навсегда.
- А ты, что об этом думаешь? - спросил он прямо, глядя на дальнюю родственницу с отеческой улыбкой.
- Я… я не знаю… Я, как ты… как вы… Лишь бы тебе было хорошо…
- Тогда вот что: всё равно я так просто не смогу раскрепоститься. Сгоняю-ка я за водкой - еще десять минут до закрытия гастронома. А вы пока готовьтесь!
Ариана сидела рядом, у дивана и скучающе глядела по сторонам. Бархат наблюдал за ней из-под опущенных ресниц.
- Не думай, что я не вижу, что ты проснулся, симулянт, - сказала Ариана, не поворачивая головы. - И что ты себе позволяешь такое. Любишь, чтоб с тобой нянчились? Ни с того, ни с сего, свалился посреди балкона, головой ударился о порог, бинокль - вдребезги. А он денег невесть каких стоит. Да? Зачем ты вообще его брал в руки, если руки уже ничего не держали? Родители-то когда вернутся с дачи? К вечеру?
Вместо ответа Бархат почему-то потянулся к ее круглой коленке и попытался продвинуть ладонь вверх по гладкой ляжке. Ариану как ветром сдуло. Но требовать объяснений она не стала, а просто сказала, переставляя хрустальную вазочку с одной полки серванта на другую:
- Дурак.
- Сам знаю.
- Как самочувствие?
- Я чувствую себя, как новенький скрипящий протез.
- Вот и славно. А Мишка кричал: "Давай вызовем "Скорую"! Давай то, давай сё…" Перепугался страшно. Он в тебе души не чает.
- Сам знаю.
- Вот и хорошо. Я тогда за газетами схожу, а то в твоей конуре даже телевизор отказывается работать. Ну, и в молочный зайду по пути. А потом что-нибудь с завтраком соображу. Согласен?
- Согласен.
Он не встал, - ленивая привычка не запирать дверь уже успела приобрести в его характере устойчивость египетских пирамид. Он лежал, прислушиваясь к равнодушному стуку своего сердца, и не спеша, раскладывал пасьянс из кадров и цитат прошедшей ночи, точнее той ее части, пока алкоголь не подмял под себя окончательно жалко трепыхающуюся способность к запоминанию. Ни чем не кончилась попытка воспроизвести по памяти ощущения постоянно разрастающегося, раздувающегося, как воздушный шар, оргазма, ощущения, которые наполняли ночь, - это он понимал интуитивно. Но, видимо, ночью, в тот самый миг, когда до предела раздувшийся шар оргазма все-таки лопнул - ошеломительно и ужасно (так, что на внутренней поверхности век в алом зареве почему-то возникло видение Брюллова-Мишки, застывшего в вечном ожидании огня Везувия), и ослепительное сияние невыносимого наслаждения начисто стерло из памяти все другие ощущения, может быть, и более изысканные, более тонкие, но, конечно, совершенно не сравнимые по силе с последним, рядом с которым поблекло всё, весь мир, и даже сам Бархат вместе с его непонятной зубной болью души.
Сейчас, ему, расслабленно скользящему под плоскостью нежной бритвы сверкающего утра, казалась забавной мысль, на которой он поймал себя вчера, оставшись один в пустой кухне (влюбленная парочка, не выдержав напора возбуждения, ринулась в гостиную и в пучину секса, предложив ему догонять их как можно скорее). Плеснув себе каплю водки, он попытался услышать в себе хотя бы слабые удары колокола ревности. Ему казалось, что ревность с ее мазохизмом и прочими плетьми помогла бы его желанию, прихода которого он боялся и никак не мог дождаться. Но ревности не было места в его сердце, медленно, но верно заполнявшегося водкой и ночным мраком.
Он преодолевал каждое мгновение, как путник преодолевает многочасовые переходы по пыльной безлюдности неприветливой дороги. Он угрюмо сдергивал трусики с Арианы, подойдя к ней сзади, сдергивал раз за разом, с удивлением обнаруживая в себе решительную грубую силу, так резко контрастирующую с акробатической отточенностью легких и ласковых движений приятеля. Тот обволакивал и драпировал наготу девушки руками, поцелуями, собой. Он же раздевал Ариану, как равнодушный хозяин раздевает наложницу. Он бесцеремонно задирал ей платье, пользуясь ее скованностью цепкими объятиями другого мужчины. Он преодолевал каждый участок ее тела, казавшегося совсем недавно абсолютно для него бесполым, лишенным всякого соблазна. Преодолевал, как преодолевал каждое мгновение, решительно, упорно и угрюмо, сначала удивляясь тому, что в нем не рождается недовольство ко всему происходящему (а он ждал, с нетерпением ждал именно чего-то такого). Но штиль царил над всей поверхностью души, даже рябь волнения не смущала ее спокойствия. Он мог невозмутимо наблюдать за все разрастающимся пожаром любовных ласк, который бесстыдно разгорался перед ним. Язычки пожара, слегка слепили и чуть-чуть веселили его до того момента, пока он не понял, что один из язычков с осторожной непринужденностью касается головки его члена. Язычок пожара превратился в язычок Арианы, и его кинуло в жар. Он попытался остановить, воспротивиться - непроизвольно - тому, что шевельнулось на самой вершине его невозмутимости, но глыба желания, качнувшись пару раз, оттолкнулась, оторвалась и понеслась в тартарары, ломая подпорки разума и рассудительности.
Между мгновеньями, преодолевать которые он вскоре просто перестал, - они сами преодолевали его, поскольку время вдруг стало для него чем-то потусторонним, - он видел два совершенных по форме мужских фаллоса, в целеустремленной параллельности направленных в сторону абсолютно голой Арианы, лежащей под ними в позе утомленной весталки. Фаллосы как будто бы невзначай соревновались друг с другом в своих размерах, а весталка как будто бы наслаждалась своей неограниченной властью и над тем, что поменьше, и над тем, что побольше: теперь они уровнялись в правах, теперь уже не существовало между ними никакого особого различая, - теперь они принадлежали ей, её великолепному, способному на бесконечную любовную ласку, влагалищу.
Мгновения то множились, распадаясь на пригоршни очень похожих осколков, то собирались в одно, застывшее без участия Мефистофеля, - огромное, как снежный ком. Одно такое мгновение случилось - должно было случиться - в самом начале, но в утреннем сиянии оно царило над головокружением и каруселью всех мгновений ночи. Всех без исключения.
Они даже не начали раздеваться, когда он вошел в комнату, они проницали в друг друга поцелуем, судя по всему длившемся не первый десяток минут. Угрюмый, он подошел сзади к Ариане и решительно стянул с нее трусики. Она сразу как-то обмякла и стала податливой, словно воск. Точно также угрюмо он задрал ее платье, пытаясь соблазниться ее формами, матовыми пятнами расплывавшимися в полумраке опьянения. С вниманием исследователя он наблюдал, как Мишка легко и вдохновенно вошел в Ариану, как он просто и естественно впал транс сверхчувственного ритма и как Ариана превращалась в иное, совсем незнакомое ему существо. Словно рассыпался в прах панцирь, сковавший её много лет подряд, словно сползала ненавистная лягушачья кожа. Невероятность картины преображения человека под воздействием примитивного инстинкта - в тот момент, когда он понял, что всё происходит на самом деле, что это не сон и не галлюцинации, что он собственной персоной присутствует при акте самой простейшей формы любви, без всяких атрибутов, антуража, ненужных украшений, и от вида этой любви его не тошнит, не колотит от обиды за человечество, что он не слышит в себе болезненно сладких ударов гонга ревности, и именно поэтому великий ветер свободы проникает в душу, как на степные просторы, неся с собой долгожданную свежесть и облегчение, что, наконец, нет во всём этом ничего от изысков Лесной Колдуньи и Орфея, нет ни капли физиологического импрессионизма, манерной похоти и эротической акробатики, - невероятность совершенно новой картины проникла в него жгучим, совершенно невыразимым жаром возбуждения. И тогда он сам приблизил огонь, скопившийся в головке члена, к спасительной прохладе губ Арианы. Или всё-таки Ариана сделала первые движения навстречу?..
- Ну вот, сейчас я приготовлю салат, колбасу пожарю. Любишь колбаску жаренную? Знаю, любишь. Сейчас, сейчас, - в голосе Арианы Бархат с удивлением обнаружил сразу ставшие главенствующими покровительствующие интонации нежной, почти материнской заботы; что происходит? Но удивление не успело разрастись до конца, Ариана, спохватившись, сказала: "Ах, да! Совсем забыла… Тебя у подъезда какой-то гражданин спрашивал. Не знаю ли я, мол, парня, который в 24-ой квартире живет. Я врать не стала, сказала "знаю"… В общем, он тебя ждёт, на детской площадке, где качели. Такой приятный мужчина, импозантный, я бы сказала". Она говорила что-то ещё, но Бархат не слушал. Он торопился. Он натягивал впохых одежду, путаясь в штанинах и рукавах, потому что боялся, что Орфей уйдет. Сейчас он сидел абсолютно голый на детской качельке, тихонько и мелодично поскрипывающей, и его гибкое изящное тело, словно пар после бани, источало жаркие клубы необыкновенной, свойственной только адонисам и орфеям, мощи. Видом его почти божественной наготы делиться ни с кем не хотелось. Поэтому Бархат торопился. Нет, никакой радости от встречи со своим недавним идолом он не ждал. Его подгоняла какая-то неведомая сила, связанная в один пучок из плетей любопытства, остатков рабской преданности и иглы застарелого ужаса перед вероятным раскрытием его инкогнито (теперь, воплотившись в реальность, ужас стал другим, но никуда не улетучился; так игла, только что блестевшая на солнце, исчезает из поля зрения и оказывается под твоей кожей). Сегодняшним утром, до предела заполненным пустотой счастья, и любопытство, и преданность, и ужас тяготили его. С ними необходимо было покончить. И как можно скорее.
На улицу он выскочил, почти шатаясь от напряжения, так и не застегнув до конца все пуговицы на рубашке. На качелях, в самом углу площадке, в двух шагах от песочницы с копошащимися в ней карапузами, Бархат увидел одетую во всё чёрное фигуру: несмотря на жару, Орфей был в плаще.
- Обещали дождь, - как бы оправдываясь, вместо приветствия, произнес он и широко и открыто улыбнулся. Представился:
- Олег.
Бархат пожал крепкую сухую ладонь и опять удивился тому, с какой лёгкостью он прикасается к тому, кто совсем недавно казался нереальным, созданьем, сотканным из радужных фонтанов снов.
Молчание длилось вплоть до того момента, когда далёкое щебетание детей на площадке не начало перерастать в угрожающий ропот. Кому из двоих нужно было начать разговор, и они начали его вместе. Как два танцора начинающие торжественный полонез.
- Мне сообщили, что вы хотели бы меня видеть, - удивляясь своему церемонному тону, пробормотал Бархат.
- Ты не пугайся, парень, у меня к тебе никаких претензий. Даже наоборот, - словно смущаясь, выдавил из себя Олег.
Боясь сбиться с королевского ритма в ? , Олег, не глядя на собеседника, заговорил о чём-то таком, чего Бархат никак не ожидал от него услышать, и поэтому не сразу проникся смыслом всё нарастающего вороха слов, который поначалу просто щекотал, потом начал навалиться нешуточной горой, под которой, как под стогом сена, Бархат начал терять себя самого. Олег говорил о себе и Жанне. ("Кто такая Жанна?" - мучительно вертелся в голове один вопрос. Это имя не имело никакого отношения к Лесной Колдунье. Бархат никак не мог заставить себя воспроизвести в памяти её - Лесной Колдуньи - образ одновременно с именем "Жанна": вместо грациозных изгибов обнаженной спины и бёдер возникал хищный облик Орлеанской Девы, с головы до ног закованной в сталь). Ещё тяжелее стало Бархату улавливать суть, когда он взглянул на Олега, как-то незаметно для себя самого перешедшего с полонеза на контраданс, а потом и на котильон. Оказывается, Олег волновался. При чём его волнение росло, и Бархат ощущал на себе полную силу его остроты. В какой-то момент, произнеся загадочную фразу "Дождь, который у меня внутри, никак не хочет прекращаться" с такой горечью в голосе, которая, видимо, даже ему самому показалась чрезмерной, Олег осёкся и покосился на Бархата. Финал тарантеллы. От полонеза не осталось ровным счётом ни чего.
На Бархата вдруг нахлынуло неизвестно откуда появившееся чувство превосходства над этим гораздо более взрослым, чем сам, человеком. Взглянув на себя со стороны, он обнаружил, что давно и уверенно танцует ни что иное, как строгий и мужественный танец испанских крестьян: болеро звучало в его душе, нагнетающими необъяснимый восторг, аккордами.
- Значит, она ушла от тебя? - Бархат незаметно для себя перескочил - в одном из "па" - с подобострастного "вы" на покровительственное "ты".
Олег печально глядел прямо перед собой невидящими глазами.
- Она сказала, что я ей надоел, - выдавил он себя признание. - Хотя дело, конечно, не в этом…. Не совсем в этом.
Он с шумом, как ныряльщик, вдохнул в себя воздух и обречёно сказал:
- Дело в тебе.
Что-то сменилось в окружающем их пейзаже двора и детской площадки. Извечно несколько помятый и запыленный, он неожиданно предстал перед Бархатом во всей красе сияющего летнего дня, в обрамлении свежей зелени, не покорившейся асфальту, травы и задорного звона детских голосов. Двор распрямлялся вместе с Бархатом. И только сгорбленная фигура Олега выпадала из общей композиции.
…Бархат шёл к себе домой, как драгоценные камни перебирая в памяти все слова, услышанные им - теперь они сияли прозрачным ясным светом. "С тобой всё было по-другому. С тобой был праздник. От тебя, от твоего взгляда исходило какое-то электричество, поселявшее в ней, да и во мне, нестерпимый, но такой желанный жар любви, которая, если честно давным давно кончилось. Я это понимал, но отказаться от неё, от Жанны, было выше моих сил. Без неё - я словно пустая бутылка, ненужный, никчёмный. Без неё… да и без тебя…"
Лесная Колдунья исчезла. Навсегда. Она отсекла - холодно и небрежно - свой таинственный мир от незатейливого существования Бархата и - теперь уже - Орфея. Она оставила им только фантастические картины своей беспечной лёгкой, как ветер и дыхание, страсти.
Бархат никогда больше не встречался с Олегом. Зачем? В нём ничего не осталось от прежнего великолепия. Иногда тусклая фигура, всегда одетая в тёмный плащ, бредущая на горизонте восприятия, почему-то всегда под дождём или просто под свинцовыми тучами, вызывала в нём приступ сострадания, смешанного с чувством превосходства высшего существа, почти хозяина. Такую жалость обычно испытываешь к брошенным собакам, уже не надеющимся на то, что они когда-то обретут любовь, понимание и покой. И тогда, стоя у забрызганного холодными каплями стекла и провожая взглядом сгорбившуюся фигуру, Бархат думал о том, что природа порой допускает промахи и сводит в кратковременный, но совершенно безжизненный союз свободолюбивую рысь и очаровательного пса, даже не подозревающего из каких глубин вселенной явилось к нему счастье, призрачно мерцающее из тьмы веков отблесками просветлённой оптики.