Неразумное поведение

Я сидела на подоконнике в раздевалке. Внизу между рядами металлических гаражей опять появился онанист. Мы его знали уже давно. Это повторялось как какой-то ритуал. Прячась за углом гаража, он поднимал лицо и высматривал девчонок в нашей раздевалке, а когда замечал кого-то в окне - делал вид, что он нас не видит, раздвигал полы пальто и вытаскивал член. Он начинал медленно водить пальцами вдоль сначала мягкого x..., и через несколько секунд x... уже стоял. Если девчонки не убегали, он смелел и уже откровенно разглядывал девчонок.
Стоило ему почувствовать, что девчонки готовы позвать учительницу, он немедленно исчезал за гаражами. Мы знали, что там была дыра в каменном заборе, которая вела во двор какого-то учреждения, а со двора было несколько выходов на улицу.
Черт! Ну почему мы на втором этаже? Ведь почти ничего не видно отсюда! Ладно. Хорошо хоть что я сегодня отлынила от физры и не переоделась в форму. В ней так неудобно трогать себя там. А так стоит чуть приподнять юбочку и сунуть руку в трусики. Хм, как будто током пронизывает.
Интересно, а как это, когда в тебя туда x... входит? Вот бы попробовать! Но я такая трусиха. Вон девчонки говорили, что уже все попробовали. И е..., и в рот брали, а одна девчонка даже говорит, что в попу е..., а в п... не дала, чтобы целку не тронуть. Интересно, а в рот это вкусно?
Мне уже тринадцать, и даже сиськи уже начали расти, а я еще ничего не пробовала. Ну разве вот только с собой играюсь. Правда и это так здорово. Я прямо умираю.
Ох, он кажется понял, что я трогаю себя в трусиках. Ого, он даже брюки полностью расстегнул и x... в руке не прячет, а держит его двумя пальцами и покачивает им. И иногда снова кожицу на нем двигает. Как бы его поближе рассмотреть?!
- Ирка! Ты что, дрочишь что ли?
Ой, б...! Кажется вляпалась. Дверь забыла на задвижку закрыть. Зашла Ленка, и как это я ее не услышала заранее. Ведь я каждый шорох в коридоре слышу... Стыдобища. Счас сгорю со стыда.
- Да ладно тебе! Я же тоже люблю мастурбировать. Не бойся, я никому не скажу. Давай вместе. Только дверь закроем на задвижку. И трусики давай снимем, чтобы удобнее дрочить было.
Хм. Я еще никогда не видела как другая девочка мастурбирует. Тем более с голой писькой. Ого! Я кажется потекла. Точно надо трусы снять, а то намокнут...
- Ленк! Глянь-ка осторожненько в окно - там опять этот онанист, и x... хорошо видно.
- Ох! Ниче себе! Вот бы его к нам сюда. Пусть бы полизал мне п.... А мы бы с x... поигрались. Слышь Ир, а давай его подразним? Давай ему себя покажем.
- Ты че? е...? А если кто-то проходить будет и увидит?
- Ни x... не увидит. Если кто-то будет идти - онанист сам первый спрячется. И мы с подоконника сразу спрыгнем. Ну давай. Не бзди.
Она выпрыгнула на подоконник и подняла одной рукой юбку. На ярко освещенном окне ее п... была видна в малейших подробностях. Нежнейший холмик, чуть прикрытый золотистыми волосиками, сооблазнительная щелка, вверху приоткрытая и открывающая блестяще-розовую внутренность. Я неожиданно захотела втянуть всю эту сладость в рот, попробовать ее язычком.
Слушай, Ирина. Так не честно, я тут стою с голой пиздой, а ты прячешься. Лезь ко мне, а то всем расскажу как ты дрочишь в одиночестве!
У меня загорелись щеки, а в животе возник неприятный холодок страха. Ленка протянула мне руку и буквально втащила на подоконник. И вот я рядом с ней и мы обе без трусов, а внизу мужчина с расстегнутыми брюками и стоящим x.... Увидев нас он даже дрочить перестал. Под его пристальным взглядом моя писька неожиданно стала как-бы разогреваться, и я уже не могла удержаться, чтобы прямо на виду у подружки и незнакомого мужика снова не опустить туда руку.
Мужик вдруг снова натянул брюки и стал делать какие-то знаки руками. Я так поняла, что он звал нас спуститься.
- Лен, он, кажется, зовет нас.
- Ирка, натягивай трусы, и давай пойдем к нему.
- Ты с ума сошла! Мы же его совсем не знаем. А вдруг он изнасилует нас?!
- Ну, во-первых, мне это не страшно. Я уже не целка, да и сама хочу. А во-вторых, ну че бояться, белый день, кругом народу полно. Да наx... ты ему нужна - ни сисек, ни письки. Ты же дите еще. То ли дело у меня сиськи - почти третий размер.
Быстро натянув трусы, мы выскользнули из школы, оглянувшись, не видит ли нас кто-нибудь. Оббежали здание школы, и зашли за гаражи. Мужик оказался молодым парнем. Ему, наверное, было лет 24-25. И его молодость как-то успокоила меня. Перестала бить какая-то внутренняя дрожь, я немного успокоилась, хотя и сильно стеснялась.
Ленка сразу взяла быка за рога:
- Ну, давай, доставай свой член, рассмотрим его поближе.
Парень не заставил себя упрашивать. Спустив змейку на ширинке, он запустил туда руку и вытащил x... вместе с яйцами.
Буквально в полуметре от меня покачивался этот замечательный орган. Он был бело-розовый, а на мешочке с яичками кожа почему-то была значительно темнее, даже с каким-то сине-коричневым отливом. Парень взял его пальцами и оттянул кожицу. Вау!!! Показалась крупная бордовая головка. Моя другая подружка как-то говорила, что она называется "залупа". От этого бранного слова у меня рот наполнился слюной. Мне так захотелось произнести его вслух.
- А покажи залупу со все сторон.
Парень приподнял x... и стал демонстрировать его со всех сторон.
- А теперь вы покажите ваши письки. Спустите трусы.
Мы дружно спустили трусы до колен и приподняли юбки. В этот момент послышались чьи-то шаги. Мы едва успели натянуть трусы и отскочить вглубь. Парень тоже отскочил и прижался нам. Мне в бок упирался его еще твердый x.... Я очень хорошо его ощущала. Неожиданно осмелев, я прикоснулась к нему ладошкой, а потом стала ощупывать и мять его.
- Девчонки. Тут опасно. Если нас застукают - и вам и мне не поздоровится. Я тут недалеко живу. Пошли туда, там будет безопасно.
Через несколько минут мы подошли к четырехэтажке. Парень протянул Ленке ключ и сказал
- Поднимайтесь на третий этаж, справа дверь. Если на этаже никого нет, открывайте ее и заходите, там никого нет. Потом, через несколько минут, и я зайду.
Воровито озираясь мы проскользнули в подъезд, взлетели на третий этаж и, никого не встретив, вошли в квартиру. Это была однокомнатная хрущевка. Влево от двери был небольшой коридорчик с дверями в ванную и тубзик. Коридорчик оканчивался входом в кухню. Напротив двери еще одна дверь, ведущая в комнату. Мы прошли туда. Ленка вдруг почему-то шепотом сказала
- Ирка, дай твою руку.
Она схватила мою руку и потянула ее под юбку, в трусы. Она провела моей рукой по своей п..., и она расступилась под пальцами. Там было горячо и мокро.
- Слышь, если он захочет меня е..., я ему дам. Я ужасно хочу его попробовать.
Я почувствовала, что в дверь вошел он и оглянулась. Точно. Он прямо обалдел от того, что стоят две девочки и одна засунула руку в трусы другой. Я отдернула руку, а он рассмеялся.
- Не бойтесь! Ведь вы здесь в безопасности. Мне наоборот, очень нравится, когда девочка ласкает девочку. Хотя я понимаю вас, вы еще не обвыклись.
Он запер дверь и положил ключ в карман.
- Я вас не тороплю. Давайте поговорим, отдохнем. Кстати, если вы курите - я могу вас угостить очень хорошими дамскими сигаретами.
Он открыл ящик письменного стола и достал оттуда начатую пачку каких-то коричневых, очень тонких и длинных сигарет, бросил ее на журнальный столик у дивана и подвинул к нему два кресла.
- Вот. Устраивайтесь.
Ленка, как взрослая, вытащила из пачки сигарету, вставила ее в рот, и парень поднес к ней зажигалку. Она глубоко вдохнула дым, покраснела и судорожно закашлялась.
Ох! Фу, сейчас вырву. Она с отвращением положила сигарету в пепельницу и сказала
- Пусть просто так горит, мне приятно вдыхать запах дыма. Кстати, а как тебя зовут?
- Зовите меня Виталием, а как вас?
- Меня Инесса, а ее вот Лилия.
Она заговорщицки подмигнула мне.
- Ну что, ты еще покажешь нам? Теперь же никто не мешает.
- Конечно, покажу, сделаю все, что вы скажете. Только и вы разденьтесь.
Я инстинктивно схватилась за подол и попыталась натянуть его на открытые коленки. Ленка по-видимому тоже вдруг застеснялась и даже слегка покраснела.
- Ну, хорошо. Тогда давайте раздеваться вместе. Возьмем бутылочку и будем ее крутить. На кого покажет - тот и снимает что-нибудь из одежды.
Лена быстро согласилась.
- Давай. Тащи бутылку.
Виталий принес из кухни бутылку. Но она была с вином, хоть и не полная. Виталий принес тонкие стаканы и налил остатки в них.
- Давайте выпьем за вашу красоту.
Мы выпили почти по пол стакана кислого вина и я сразу почувствовала как оно согревает меня. Мои пальцы, до сих пор от страха и волнения бывшие ледяными стали согреваться. Щеки сразу запылали. Ленка тоже раскраснелась.
- Ну. Кто первый будет крутить? Давай Виталий. Ты же мужчина.
Виталий сел на корточки и крутанул бутылочку. Она быстро завертелась, потом замедлила вращение. В какой-то момент мне показалось, что она останавливается горлышком ко мне. Но она медленно повернулась еще немного и остановилась на Виталии. Однако после остановки она неожиданно покатилась вбок по дуге и наконец-то замерла на Лене. Я непроизвольно выдохнула. Оказалось, что я не дышала все время, что бутылка крутилась.
"Ну вот. Всегда все мне выпадает" - каким-то сдавленным голосом произнесла Ленка. Она встала, медленно расстегнула блузку и сбросила ее с плеч. На ней был ажурный полупрозрачный и очень соблазнительный лифчик. Сквозь него просвечивались ее темные околососковые кружки. Да, ей было чем гордиться. Ее сиськи были просто замечательные, верхняя часть их была сжата лифчиком и между ними шла такая замечательная щель, в которую даже мне захотелось запустить руку. У Виталия на штанах ощутимо вздулся бугор. Глазами он, казалось, пытается увидеть всю Ленку сквозь материю одежды.
Теперь моя очередь была крутить бутылочку. Я постаралась медленно крутануть ее так, чтобы она не дошла до меня. Мне повезло и бутылка остановилась на Виталии. Тот встал, картинно расстегнул ремень и вжикнул молнией на брюках. Затем медленно и картинно стащил брюки и переступил через них. Мы с Ленкой просто вытаращились на него. Виталий был в женских хлопчатобумажных розовых трусиках с белыми кружевами по окружности пояса и по ногам.
- Ха, ха. Чего вы? Что трусов женских не видели? Просто я люблю женское белье. Не удивляйтесь, я и бюстгалтер и пояс и чулки и комбинашку часто одеваю. А вам разве не нравится, что я в женском белье?
"Нет, все нормально. Даже интересно" - сказала Лена и присела крутнуть бутылку.
Конечно, она остановилась на мне. Можно было снять блузку. Но на мне была совершенно прозрачная комбинация и мне не хотелось, чтобы сквозь нее была видна моя почти плоская грудь, с маленькими припухлостями вместо сисек. Потому я сняла трусы. Так даже не видно, что я что-то сняла.
Потом дважды "не везло" Виталию. Он снял майку и носки. Теперь на нем оставались только эти женские трусики.
Потом Ленка сняла трусы. Потом я сняла все-таки блузку. Снова Ленка. Она сняла лифчик. Ее хоть и крупные, но стоячие груди вызывающе торчали. От возбуждения они покрылись пупырышками, а соски стали почти черными. Ну, если не черными, то темно-темно коричневыми. Виталий немедленно сунул руку в свои розовые трусики и начал там дрочить. Мы обе пожирали эти трусики и двигавшуюся в них руку глазами.
Теперь мне пришлось снять юбку, и я осталась в одной прозрачной комбинации.
Снова Виталий. Ему пришлось снять последнее, что на нем осталось - трусы. И он остался совсем голый. Его x... стоял и он не удерживался, чтобы изредка не поддрачивать его.
На меня, происходящее и, наверное, выпитое вино подействовало возбуждающе. Теперь мне тоже хотелось быстрее остаться голой. Но Ленке пришлось все снять с себя раньше. Я осталась одна в комбинашке и Ленка торжественно стащила ее с меня.

Поход на пляж нудистов

Я иду по берегу Волги. Вдалеке виднеются две ивы - место, где собираются нудисты Тольятти. Вода в реке совсем зеленая от растительности - зелень в воде, на песке, на людях.
Я продолжаю идти. На мне надеты трусы и шорты. Майку я снял еще до пляжа.
Ивы все ближе и ближе.
Тут я вижу, что на песке у воды сидит парень. Он голый. Я прохожу мимо со словами "Что это, вдалеке от всех?". Парень не отвечает.
Проходя мимо него, я смотрю на его пах - член лежит между ног, маленький и спокойный. Я улыбаюсь.
Вот и ивы уже близко.
Я останавливаюсь и смотрю вверх, на крутой склон. Наверху у деревьев стоит пара - девушка и парень. Они одеты и смотрят на меня. Я иду дальше.
Не доходя до двух деревьев, я вижу, что у кустов стоит голый мужчина. Я останавливаюсь и кладу пакет с вещами и сандалии на песок, снимаю шорты и, свернув их и положив в пакет, стягиваю трусы.
Мой член висит между ног - маленький и спокойный, как у того парня. Я смотрю на него. Мое тело отдыхает.
Ни малейшего ветерка. Я кладу трусы в пакет, беру сандалии и отправляюсь к ивам. У деревьев несколько мужчин, а под второй ивой - две девушки. Я решаю поискать еще обнаженные женские тела и прохожу мимо них.
Боковым зрением я вижу, как глаза девушек устремляют взор на мой член. Он немного увеличился в размерах и приподнялся в воздух над мошонкой.
Я прохожу мимо девушек. Они одеты в трусики, но груди у них открыты.
За деревом я вижу еще одну женщину - очень полную и голую, а невдалеке еще одну - нормального телосложения, она разговаривает со стариком.
Я замечаю ее взгляд - он движется сверху от моего лица вниз и останавливается на моем члене.
Я кладу пакет и сандалии на песок и достаю книгу с покрывалом, которое кладу на землю. Я сажусь на покрывало и открываю книгу. Украдкой я смотрю на последнюю женщину. Она повернулась ко мне и подняла руки, положив их за голову - загорает.
Я смотрю на ее тело. Маленькая грудь поднялась вслед за руками. Теперь она похожа на мужскую. Я смотрю ниже. Под пупком начинается слабая поросль волос. Я смотрю еще ниже - под волосками щель половых губ. Я замечаю, что женщина улыбается и смотрит на меня. Я отвожу взгляд. Еще несколько раз я посматриваю на нее. Она то повернется, то отвернется от меня. Мой взгляд все время возвращается к ее щели между ног.
Я ложусь на покрывало животом вниз и начинаю читать. Но чтение не идет. Я чувствую, как мой член набухает и встает. Он уже твердый и большой, его хорошо видно сзади, как он лежит на покрывале между ног.
Я присаживаюсь и смотрю на свой член. Он очень увеличился, из открытой крайней плоти выглядывает головка со щелью. Она красная и большая. Я мысленно успокаиваю себя, говоря, что не надо вставать сейчас. Член словно понимает меня и возвращается в свое спокойное состояние. Он все равно довольно большой, хоть и висит спокойно.
Когда член успокоился, я встаю. Женщина поглядывает на меня, улыбаясь. Она словно понимает, что я в первый раз на пляже нудистов.
Очень жарко. Купаться неохота - Волга цветет, и зелень колыхается на поверхности воды.
Я встаю, собираю покрывало, сворачиваю его. Собирая покрывало, я наклоняюсь вниз и чувствую, как слабый ветерок обдувает мой член и дырочку заднего прохода. Ощущения незабываемые.
Беру в руки пакет и сандалии. Надо найти тенёк - иду мимо двух девушек, сидящих под ивами. Они заняты разговором двумя парнями. Один из них - высокий и мускулистый смотрит на меня, быстро опускает глаза на мой член. Я прохожу мимо.

С западной стороны от плакучих деревьев есть местечко в тени.
Раскладываюсь около лежащего мужчины. Тот лежит на боку и читает книжку. У него очень неприятного вида щель между ягодиц - какая-то волосатая грязная, словно он только что сходил в туалет, но не подтерся.
Я отворачиваюсь и сажусь на покрывало. Снова открываю книгу и пробую читать.
Чтение вновь не идет - девушки осмелели и стянули трусики.
Я сижу, опершись на колени локтями и держа книгу так, чтобы член был виден между разведенных ног, но не особо выдавал себя постоянно подкатывающей и отступающей эрекцией.
Я поглядываю на одну из осмелевших девушек.
У нее выбрит лобок. А чувствует она себя так же, как и я - возбуждение выдают ее половые губы. Малые губки набухли и вылезли из-под больших, обрамляя розовый клитор, торчащий как маленький член.
Зрелище обалденное - возбужденная краля разгуливает по песку невдалеке от меня, и я вижу все как на ладони.
Мой член опять медленно поднимается. На этот раз я не мешаю ему и нарочно раздвигаю ноги пошире, чтобы девушка видела его состояние. Она видит и смущенно отворачивается.
Я встаю, мой член поднялся градусов на пятьдесят, его головка пульсирует и набухает.
Мускулистый парень, глядя на меня, отворачивается. Я замечаю, что его член тоже стоит, но стоит еще сильнее - почти торчком. Парень заигрывает с той девушкой, и во время контакта их голых тел его член несколько раз прикасается к ее животу. Девушка улыбается, и они уходят за ивы прогуляться по пляжу в восточном направлении.
Через полчаса я смотрю на часы - пора домой.
Я собираю вещи в пакет и направляюсь по пляжу в сторону Комсомольского района города.
Я решил не одеваться максимально долго - пока е дойду до цивильного пляжа. Прохожу мимо парня, которого увидел первым голого. На сей раз он, видя меня голым, слегка улыбается.
Все еще очень жарко. Пройдя метров сто, я решаю забраться на почти отвесную песчаную стену склона - там в лесу прохладно и идти будет легче.
Но забравшись на процентов 60-70 склона, у меня не хватает сил идти выше. Я начинаю задыхаться - крутизна подъема около 65%. Никакая машина не возьмет. Да еще жара страшная.
Я решаю спуститься обратно к воде. Смотрю вниз - до воды метров семьдесят по песчаному откосу. Я сажусь на песок и отдыхаю. Сначала решаю одеть трусы и сандалии, но потом отвергаю эту идею и начинаю скатываться с горки в чем мать родила. Член, попа и ноги у меня в песке. Наконец, я снова стою на берегу Волги.
Кладу вещи на песок и решаюсь войти в зеленую воду.
Вода уже прохладная - скоро заканчивается плавательный сезон. Член тут же встает, а мошонка сжимается. Интересное ощущение. Эрекция полнейшая. Поплавав, я выхожу на берег и обсыхаю. На теле остаются мелкие зеленые водоросли. Я снимаю их, где могу. Очищаю волосы на лобке и между ногами мошонкой. Провожу ладонью между ягодиц и тру анальное отверстие. Водоросли даже там!
Все - пора домой.
Я одеваю майку. Он у меня желтая в сеточку, как у хоккеистов. Трусы и сандалии все еще не одеты - я иду до последнего возможного момента голым, но спина и плечи не должны обгореть. Я заворачиваю майку так, чтобы она не закрывала член и попу.
Иду по берегу. На бревне сидит семья - мать, отец и маленькая дочурка. Я прохожу мимо не останавливаясь. Чувствую, как мой член набухает и встает. Майка к этому времени уже упала на член, но он поднимает ее с каждым ударом сердца и выглядывает. Я оборачиваюсь - семья косо поглядывает на меня, и только дочурке нет дела - она играет с зеленой водой. Ну и хорошо - не травмировал детскую психику, по крайней мере.

Иду дальше. Вспоминаю ту девушку с торчащими между ног алыми губками и клитором. Хочется трахнуть ее. Я останавливаюсь. Оглядываюсь назад - никого на расстоянии метров двухсот. Я кладу вещи на песок и поднимаю майку.
Член мой стоит как дуло зенитки. Я беру его в руку и начинаю онанировать. Головка не успевает увеличиться в размерах - ладонь давит на нее и заставляет член пульсировать. Я двигаю рукой все быстрее и быстрее, ягодицы начинает сводить конвульсией. Я вот-вот кончу: струя спермы вылетает из отверстия в головке. Я все еще дергаю член туда-обратно.
Теперь пора домой...

Начало моего сексуального образования

Начало моего сексуального образования было забавным начиналось с того что насмотревшись модных капиталистических каталогов где рекламировали женское бельё и частенько попадались голые сиськи я залезал на чердак и самозабвенно дрочил а к дрочению я пришёл однажды долго потирая свой писюн я ощутил такое прекрасное чувство что стал переодически подрачивать а о том как дрочить я даже не имел представления просто тёр его и тряс из стороны в сторону с большой скоростью да и при этом получал неописуемое чуство которое нарастало как ком и я не мог понять что ж это за чувства а один раз (первый раз когда я кончил ) я чуть не обписался так долго тёр.И только через несколько лет я понял что это был мой самый первый оргазм.....
Но был у меня ещё и очень хороший друг...
А летом мы частенько с корешем бродили по лесу искали "ебунцов" - парочки которые уединялись в авто или просто на полянке и самозабвенно трахались не обращая никакого внимания на происходящее вокруг...
А в это время за ними наблюдало две пары глаз (мои и кореша) а руки гуляли в штанах натирая мозоли:)))))
В прекрасные дни нам удавалось увидеть несколько парочек и один раз даже видели как трахались втроём два мужика и баба ...
...Мы собирали малину и пробравшись через огромные кусты и здорово поцарапавшись мы неожиданно стали свидетелями такой сцены...
На небольшой полянке по средине малинника (наверное этой троице казалось что это самое защищённое место) лежали два парня и девушка с огромной грудью но самое интересное было впереди девушка стала раком и стала сосать парню член (а это мы видели в первые нам то было лет так по 12 ) а второй парень в это время стал сзади и стал лизать её влагалище а после этого стал рядом на колени и стал помогать сосать ей член парня... они об чём то смеялись но продолжали сосать (от того что мы увидели мы просто потеряли дар речи а руки наши в трусах стали работать с бешенной скоростью), и вот когда огромный член парня уже стоял как кол он отстранил парня и девушку и девушка стала сосать у второго парня а первый тоже стал ей помогать. А после этого когда и у второго парня встал член то они вдвоём пристроились к девушке и поставив её раком стали переть в две дырки...
Поменявшись они ещё несколько минут потрахались а после этого троица стала так - у одного парня сосала девушка а у второго сосал первый а первый ещё и лизал ей влагалище...
Короче мы просто с корешем офигели и когда парни начали стонать а девушка с силой терется о лицо парня мы просто дали дёру боясь что нас застукают и надают по голове ..
После этого я ещё много раз представлял меня с корешем на месте этих парней и однажды я с ним поделился своими мечтами и он сказал что тоже много думал об этом...
Жил я подрачивая периодически если не каждый день и по нескольку раз в день.И частенько мы с корешем дрочили на пару и только однажды после того как в очередной раз насмотревшись порно журналов как то как бы невзначай пошло предложение чтоб один другому подрочил и мы взялись за дело подрочив один другому.Мы стали периодически дрочить друг другу.Благо наши предки частенько днём когда мы приходили домой с школы отсутствовали и мы были отданы сами себе.
Ощущение от того как в твоей руке крепнет и встаёт член (не твой) довольно приятное (насколько я помню) и иногда мы дрочили по нескольку раз в день.Но как говорится пора было переходить к более серьёзным действиям и однажды когда мы в очередной раз гуляли по лесу мы опять нарвались на ту смую троицу (два парня и девушка) и при том на том самом месте. Было около двух дня и я с корешем бродил по осеннему но очень тёплому лесу это было самое начало осени ,сеньтябрь мы только третий день как пришли со школы и была суббота - решили пойти и поискать грибов...
И вдруг мы увидели что в тех же самых кустах в том же самом месте что кто то ходит и переглянувшись мы поползли к тому самому месту (одевались мы тогда в цвета хаки в военные рубахи и тёмного цвета штаны отдавая тем самым дань моде на военных), а там уже происходили какие то движения... Парень лежал а над его лицом сидела девушка и постанывала закусив губы а второй парень самозабвенно дрочил себя и парня который лизал девушку после того он подошёл к девушке и дал ей в рот и она засосала его аж до самых яиц а парень аж задрожал от такого движения , а когда член его находился во рту она что то сказала типа ум-гууууууу (гортанным звуком) и парня как током в 1000 вольт шарахнуло он что то сказал ей и она опять стала угукать держа член во рту (что это было я понял лиш в прошлом году когда мне попалась одна заядлая миньетисточка которая такими вот звуками доводила меня до состояния полного аута это было что то такое что трудно описать...) и тогда тот который вылизывал встал и спросив в чём дело тоже дал ей член в рот и после того как он порядком встал и девушка его заглотила и точно так же простонала то этот парень аж передёрнулся а тот первый сняв с себя всю одежду пристроился к заду девушки стал ритмично двигаться а девушка всё сосала и стонала уже не просто а от удовольствия...
После нескольких минут соития втроица поменяла позу - один парень лёг на землю а девушка легла на него и они находились в позе 69 а второй парень пристроился к заду девушки и стал её трахать переодически давая пососать парню лизавшему эту девушку...
Короче первый парень (который трахал тёлку ) бурно кончил наполовину в тёлку а на половину в рот парню и со стоном уселся на землю а в то время второй доведя до оргазма тёлку встал и дал в рот первому парню который сидел и смотрел .. а тёлка в это время подошла и начала помогать сосать этому парню ....
И вот парень начал кончать в рот второму парню и при том схватив его за голову стал просто трахать его в рот...
А в это время мы поняли что скоро у них отдых и мы можем попалиться и потихоньку свалив от туда мы помчались домой к корешу у которого никого небыло дома ...
Мы зашли к нему и начали разговаривать про то что видели и довольно возбудившись поступило предложение попробовать пососать друг у друга по очереди чтоб даже если одному будет противно сосать то чтоб первый у которого сосут всё равно пососал...
короче мы разделись и начали друг другу дрочить ( а сидели мы на диване ) и когда наши члены были уже довольно в возбуждённом состоянии то решили что - пора... и мой кореш (назовём его просто Юра. ) нагнулся к члену и взял его в рот и несколько раз соснул его а я ощутил такое охуенное чуство что просто немог сказать ничего ... на вопрос как это я немог ничего сказать кроме того что это охуенно и тогда И. сказал что я обещал и тоже должен пососать и я нагнулся и почуствовал какой то такой солёный запах и при том очень приятный (так иногда пахло от моего члена когда я его доставал для того чтоб подрочить:)он был в полном напряжении и ждал когда я возьму член в рот и тут я закрыл глаза нагнулся и лизнул а потом сразу заглотил его на всю (или почти ) длину а Юра в это время просто задрожал от кайфа а в это время мне понравилось как он себя ведёт и как во рту ощущается член... После того как я несколько раз соснул я спросил как это и Ю сказал что очень приятно и хочет ещё но я предложил чтоб мы это делали по очереди ...
И мы пососали по нескольку минут лежа валетом и получили огромное удовольствие друг от друга вернее от членов но в рот мы не кончали так как пока спермы то у нас и небыло только небольшие капельки появлялись...
Тогда я ещё толком непонимал что и как просто нам было приятно и нравилось это было что вроде как у тебя сосёт девушка и в те минуты я представлял именно женщину целующую мой член.
По началу мы просто сосали член не оголяя головки так как думали что именно так и надо но когда у меня появился видик то я увидел что надо оголять головку для того чтоб было приятней.Я позвал Ю и мы стали смотреть этот фильм там одна женщина пришла домой и увидела как её любимый сам у себя сосёт член закинув ноги за голову и мы давай пробовать тоже но так как растяжки не было то мы ничего не смогли сделать но за то я показал Юре что перед тем как сосать то надо оголять головку и мы тут же решили попробовать это сделать в полутёмной комнате (у меня были задёрнуты бардовые шторы и в комнате был приятный свет и обнажив члены мы стояли и терлись головками друг о друга а потом я сел и оголив головку Юра засосал его и начал водить по головке как в фильме а кореш стонал и дергался пока не кончил а потом мы поменялись местами и я тоже кончил от того как он сосал мой член...
С тем как мы взрослели мы всё реже стали сосать друг дружке и со временем пошли первые девчёнки и первый секс с девушкой... всё это естественно обсуждалось и рассказывалось в мелких подробностях...
С тех дней прошло очень много лет и поменялось очень много женщин были всякие от миньетисток до страстных поклонниц анального секса в свои 22 года я могу смело сказать что почти всё перепробовал но...
Совсем недавно я оказался в компании своего кореша и его подружки (той с которой он имеет только секс и ничего кроме секса) которую я признаться очень давно хотел поиметь. Оказалось что я попал на почти самое начало пьянки и оргии (как это оказалось в конце). Как только я вошёл на меня нависла подружка кореша и сказала что тут без пиджачная вечеринка и она угощает меня и кореша вином в честь своего дня рождения. От некиватся я попытался но без успешно так как она сказала что если я не выпью то будет кровная месть, вендетта, "итальянский галстук" и тд. и тп. Не боясь всё выше перечисленного я просто не захотел её обидеть так как знал что нравлюсь ей своими манерами как мужчина и как мужчина я просто обязан был остаться.
И тут началась пьянка... Пошли тосты и вино потекло рекой а так как это мой любимый напиток то пил я много и ничего не упуская. Изрядно захмелев девушка (назовём её Аня ) предложила посмотреть видик, при этом как то странно посмотрев на меня с корешем .Достав из своей сумочки касету она поставила её и легла между нами на широченном диване. На голубом экране пошли титры.
К моменту начала фильма мы уже давно перебрались с вином в "большую" комнату поближе к телеку и завалились на большой диван.
Аня легла между нами и сказала что то что сейчас мы будем смотреть ей очень нравится.
Забегая наперёд хочу сказать что когда она выпивает то становится сексуально не здержанной.
Начался порно фильм. Всё то вроде бы ничего но полу обнажённые мы производили довольно сильное сексуальное воздействие на полупьяную Аню которая после первых нескольких сцен потребовала чтоб мы обнажились и остались в одних трусах .Посмотрев на Юрика я понял что он не против её желаний и полностью с ней согласен Аня сняла с себя всё оставшись в трусиках (если то что было на ней можно так назвать) и мы разделись тоже при чём я был смущён больше всех так как не имел под джинсами ничего (просто летом очень жарко и трусы я считаю это лишнее) и Аня весьма обрадовалась тому что я обнажён полностью и сказала : "Юрик ты не прав - снимай трусы".Сняв трусы Юрик лёг рядом и мы продолжали смотреть фильм.
По многозначительному взгляду Юры я понял что против всего того что произойдёт дальше он не против а даже ЗА небольшой групешник.
На экране троица предавалась ласкам два парня и девушка трахались в всевозможных позах и ракурсах . А в этот момент мы налили ещё вина и выпили втроём на брудершафт по очереди
К тому моменту наши члены мой и Юрика уже порядком начали вставать и увеличиваться в размерах .Аня встав посмотрев на нас с стороны спросила а не пробовали ли мы вдвоём одновременно трахать одну девушку на что мы ответили "нет" дружным голосом а Аня сказала что не против если наши члены доставят ей много удовольствия в качестве подарка на день рождения. И почти сразу оттянув трусики в сторону засунула пальчик в влагалище и стоя перед нами самым без стыдным образом стала ласкать свою дырочку ... стоны Ани и стоны троицы на экране делали своё "гиблое дело" член стоял и очень хотелось его куда ни будь воткнуть , взглянув в сторону Юрика я увидел как он уже дрочил наблюдая за Аниными действиями и я невольно вспомнил как много лет назад мы вот точно также лёжа на диване дрочили друг другу и иногда отсасывали посмотрев на экран находившийся за Аниной спиной я увидел сценку из давнего детства как парень и девушка сосут у одного парня вдвоём!!! Тут то меня и осенило что хочет Аня .
Я первым нарушил "недвижимость" этой комнаты наполненной стонами и страстью.
Привстав с кровати я начал целовать Анину грудь (довольно большого размера), не прекращая возбуждать себя одной рукой ,второй она взяла меня за голову и крепче прижала к своей груди.
Юрик же решив не отставать от нас стал целовать вторую Анину грудь.И тут Аня взяла руководство в свои нежные руки оттолкнув Юрика и подняв меня на ноги она опустилась на край кровати и заглотила член аж по самые яйца в это время Юрик приподняв её попку стал старательно вылизывать ей влагалище от чего Аня начала немного постанывать и елозить по головке язычком с бешенной скоростью ... Когда я был на грани разрядки Аня отстранилась и спросила: "А вы ребята пробовали сосать друг у друга?" .У меня аж сердце ёкнуло ,Юрик не поняв оторвавшись переспросил и сам замешкался. В воздухе зависла пауза, и только троица на экране продолжала самозабвенно трахаться... "Ну как тебе сказать" смущённо ответил я,мельком взглянув на Юрика "было в детстве немного" . Аня посмотрела на меня и Юрика и сказала что хочет на это посмотреть.В это время на экране один парень стоя давал в рот второму а девушка сосала у второго. Тут Аня подозвала Юрика и попросила продемонстрировать на мне как он сосал в детстве у друга.
И оторвавшись от Ани он пододвинулся к моему члену, но вначале его соснула Аня а после этого я ощутил губы друга на своём члене который потеряв упругость за время волнующего разговора начал вновь напрягаться. Это было довольно приятно хоть и неопытно но тут Аня начала говорить что ей тоже нравится сосать и они на пару стали доводить меня до оргазма с высоты очень возбуждающе выглядело зрелище когда парень и девушка сосут у парня короче я был готов кончить как Аня вновь всё поменяла . Завалив меня на кровать она уселась на мой член а Юра подошёл н нам спереди и став на колени дал мне в рот , я вначале лизнул его член а после этого заглотил до самого основания это было приятнее чем я себе представлял его член заполнял мой рот ,мой член заполнял Анино влагалище а Аня в это время теребя мои соски пальцами сосала Юрын сосок.
Сосал я долго и старательно так как хотел насладится этим чувством и тут я почувствовал неминуемое приближение своего оргазма и ощутил что Аня вот вот кончит она легла на меня и стала помогать сосать и я почуствовал как Юрик напрягся и тугая струя спермы вылетела мне в рот , я замешкался и выпустил член из рта и стал его дрочить а Аня начала слизывать перму которая заб рызгала мою грудь и её лицо.

Гpоссмейстеp

Выйдя на подиум, он какое-то вpемя пpодолжал чувствовать себя частью той массы людей, что сидели в темном несимметpичном зале. Hо гpаница уже легла между ними. Он стоял, освещенный
мягким кpасноватым светом пpожектоpа, а они pаствоpялись в полумpаке и могли позволить себе гpимасничать, шуметь, говоpить, смеяться и до непpиличия откpовенно pазглядывать его.
Hаконец, он ощутил, что акт оттоpжения, всегда немного болезненный, всегда вызывающий вначале чувство некотоpой неувеpенности, закончился и он, отделившись от них, должен на то
вpемя, что пpоведет на эстpаде, стать таким же большим и многообpазным как они.
Пауза затягивалась. Статный мужчина в сеpебpистом комбинезоне на подиуме стоял
абсолютно неподвижно. Это было стpанно и неожиданно. Шум в зале постепенно стал затихать.
Hаконец, установилась гpобовая тишина.
Он знал, что от пеpвых его движений зависит, будет ли зал наблюдать за его действом с напpяженным вниманием и интеpесом или, убедившись в тpивиальности пpоисходящего, заживет
своей отдельной жизнью и тогда все, что бы он ни делал, будет повисать в воздухе как сигаpетный дым.
Он медленно поднял pуку к гоpлу, двумя пальцами пащупал зиппеp и повлек его вниз, pазваливая, pаздваивая свой блестящий скафандp. В меpтвой тишине отчетливо слышался тpеск "молнии", публика как завоpоженная следила за вылущиванием на свет Божий его фантастически пpекpасного, мускулистого тела.
Hа его узких бедpах остались только узенькие полупpозpачные плавки.
- Hеизбежность оpгазма паpтнеpши гоpаздо важнее для меня, чем увеpенность Папы Римского в непоколебимости устоев Святой католической цеpкви! - медленно пpоговоpил он в микpофон.
Гулкая тишина.
- Вы даже не пpедставляете, сколь pазнообpазными могут быть пpиемы, но все они ведут к одному...
Он ощутил, что достиг кульминации, поpа подходить к действу.
- Соитие должно быть пpостым и ясным.
Он почувствовал, как подобpались женщины в зале.
- Когда человек остается наедине со своим либидо, комплексами, фантазиями и
вожделениями, ему иногда бывает совеpшенно необходимо взять женщину - совеpшенно
незнакомую пpежде женщину - pаздеть ее, осуществить совокупление и ощутить pазpядку.
Зачинатели нашей цивилизации называли это катаpсисом.
Равновесие установилось. Более того, он чувствовал, что зал становится легче. "Они
пеpестали сопpотивляться". Ему даже показалось, чо все неслышно пpивстали и пpидвинулись к
нему, остоpожно пеpеставив стулья. Hа самом же деле все пpосто осознали неизбежность
пpедстоящего.
Пpоизнеся еще несколько фpаз, он почувствовал, что поpа пpиступать к главному.
- Итак, я позволил себе совсем коpотенькое вступление, - пpоизнес он в микpофон. -
Убедившись, что вы готовы, пpивыкнув к освещению, я пpиступаю к лотеpее.
Тотчас же из-за кулис семенящей походкой вышел коpотышка во фpаке, неся пеpед собой
сеpебpяный поднос, на котоpом воpохом лежали билеты посетителей, а точнее - посетительниц
кафе. Его pука зависла над подносом, затем быстpо ныpнула и длинные пальцы наугад выхватили
белоснежный квадpатик.
- Тpидцать девятый номеp! - пpовозгласил он в микpофон.
Узкий луч пpожектоpа пошаpил по залу и упеpся в гpудастую даму в узком обтягивающем
платье. Чувствуя на себе десятки глаз, она вспыхнула, ее спутник был в замешательстве. Однако
они знали пpавила.
Медленно, словно на Голгофу, женщина поднялась на подиум и стала pаздеваться. Затаив
дыхание, зал следил за каждым ее движением. Hаконец, на ней остались лишь туфельки на
высоких каблучках. В остpом луче пpожектоpа она стояла беспомощная, неподвижная, скованная
безмеpным смущением.
Он сделал несколько легких, скользящих шагов от микpофона, спокойно ощупал ее тело, а
затем быстpо запpокинул на ковеp, соpвал плавки и вошел в нее.
Зал наблюдал. Он начал движения. Тепеpь он мог отключиться, pазмышлять на постоpонние
темы и даже пытаться взглянуть на пpоисходящее со стоpоны. Движения следовали одно за
дpугим автоматически, не задумываясь он взбивал особый коктейль под названием женский
оpгазм и там, где это было нужно, выдеpживал едва заметную паузу...
Сколько pаз он совеpшал это в пустой комнате на тpенажеpе или снимал на видеомагнитофон
и потом пpидиpчиво пpосматpивал, испpавляя себя как pежиссеp испpавляет актеpа. Сколько pаз
он свеpшал это в ходе своих спецтуpпоходов - в подъездах домов в Стаpой Риге, в лесах,
гpаничащих с гоpодом, где у него были любимые, как пpавило уединенные уголки, на беpегу
залива. Там акт был таким, каков он есть. Его не изменяло ни особое освещение, ни пpисутствие
множества зpителей.
Бpать пpавильный pитм он тоже учился на беpегу залива. Всякий сбой сpазу же вылезал и был
хоpошо ощутим здесь. Ему иногда казалось, что он покоится в огpомном величественном театpе,
котоpый имеет тысячелетнюю тpадицию и зpители котоpого не пpосто взыскательны - они, быть
может, изощpеннее лучших мастеpов любовного искусства. О да, это великий театp, где нет ни
кулис, ни сцены и никакое отстpанение неспособно выделить тебя из бездонного, pазнообpазнейшего зала - самой Пpиpоды. Здесь он когда-то учился азам, здесь же познал
пеpвые неудачи и тpиумфы. Да, здесь, а не в десятках и десятках самых pазных по величине и
убpанству комнатах или постелях!
Hо зал не отпускал его. Десятки глаз, завоpаживающие своим напpяженным блеском,
внимательно следили за ним. Ошибись он, сделай хоть одно невеpное движение и из мастеpа он
пpевpатился бы в зауpядного тpахальщика, почему-то свеpшающего свои дела пpи свете
пpожектоpов. Hо он не ошибался. Он был гpоссмейстеpом в своей сфеpе.
"Hо pазве можно быть любовником - мастеpом? Ведь мастеpство пpиходит с увеpенностью, а
когда пpиходит увеpенность, не остается места для непосpедственного чувства, востоpга, некоей
почти мистической тайны, котоpые необходимы любовнику, необходимы волнующему таинству
соития", - так думал его дpуг, затеpявшийся сpеди дpугих зpителей в зале. Дpуг, знающий мастеpа
так, как может отец знать сына и любивший его так, как сын может любить отца.
Скованность, зажатость паpтнеpши все-таки искажала pисунок его движений, но он давно к
этому пpивык и стаpался учитывать. Он знал, что пpи всем стаpании не сможет найти глазами тот
единственный кусочек зала, тот маленький остpовок, котоpый всегда оставался pодным и близким.
Этим остpовком был столик, за котоpым сидели дpуг и жена.
Может быть, именно потому, что они пpисутствовали в зале, он вкладывал в соитие не только
мастеpство, но и чувство. Так или иначе, их настpоение вплеталось в его действо с незнакомкой.
Одновpеменно он ощущал множество нитей, пpотянувшихся к нему из pазных концов зала,
особенно от женщин. Они следили за его движениями плотоядно, pевниво, жадно. Они поpывисто
дышали, шиpоко pаздувая в темноте ноздpи, они вягивали в себя аpомат pазогpетого тела под
ним, они оглаживали его мускулистую спину глазами.
Во внезапно откpывшемся ему сопоставлении он увидел себя, поpывисто двигающегося на
эстpаде, и себя, сидящего за столиком. И здесь и там его окpужали люди. В одном случае он был
таким же как они, в дpугом он был единственным, неповтоpимым. (Женщина под ним, как ни
пыталась, не смогла сдеpжать тихого, пpотяжного стона, услышанного во всех концах зала. Он
знал, что сейчас она начнет кpичать непpеpывно, электpизуя зал. Она упиpалась, зажималась,
стыдилась, но он шутя пpоpвал ее защитные поpядки и зал затpепетал почти так же, как она под
ним).

"Для дpугих он только мастак, а для меня в тысячу pаз pазнообpазней", - pазмышляла в это
вpемя его жена. - "Милый супеpмен, я обязательно испеку тебе сегодня пиpог с яблоками. Я не
думала, что все удастся так блестяще... Hадо всегда веpить, что все получится наилучшим
обpазом. Это вселяет в него увеpенность. Как стpашно быть для него ничем и как пpиятно быть
для него всем!"
Она покосилась на его дpуга:
"Hу, если не всем, то очень многим."
Так pазмышляла его жена, глядя, как увеpенно он ведет свою паpтию и чувствуя, что акт
подходит к концу.
"Hа беpегу моpя я делаю это совсем не так как сейчас", - - между тем pазмышлял он сам, - "и
не так, как свеpшаю это с близкими мне женщинами. Я долго учился этому искусству: быть
pазным, в то же вpемя оставаясь самим собой. Hо кто в это повеpит? Жена, навеpное, полагает,
что во мне пpопадают задатки актеpа. Дpуг - что я лицемеp. Впpочем, это одно и то же."
Женщина под ним затpепетала, выгнулась и, как ей показалось, достигла кульминации. Так
говоpил весь ее пpедыдущий опыт, опыт, полученный в сотнях и сотнях соитий с десятками самых
pазнообpазных мужчин и даже - о, это было лишь дважды, в состоянии сильного подпития -
нескольких женщин. Итак, она была убеждена, что уже достигла Беpега. Она не знала, что
путешествие только начинается, что впеpеди кpужащие голову водовоpоты, стpемительные
водопады, неудеpжимые стpемнины. Она лишь чувствовала, что мужчина над ней pовно,
увеpенно, энеpгично гонит и гонит впеpед их лодку, застывшую в свете пpожектоpа. Ей стало
стpашно. Она вдpуг почувствовала, что тот, кто так умело свеpлит ее pаковину, сегодня вечеpом,
на глазах у десятков людей затащит ее в такие пучины сладостpастия, что она веpнется из них
измененной, дpугой, неузнаваемой. Она попыталась вывеpнуться из-под мужчины, но он это
пpедвидел и, жестко pаспластав на ковpе, ввел в действие новую технику. С ужасом она ощутила,
что на нее накатывает новая, еще более мощная волна оpгазма, и выгнулась, и закpичала, не
узнавая собственного голоса...
Зал неистовствовал. Hекотоpые пpивстали со своих мест, чтобы лучше следить за
пpоисходящим. Даже ее спутник не мог отвести глаз, муpашки бегали по его спине, он забыл о
своем жульене...
Дpуг тоже сpазу отметил мастеpскую смену техники.
"Hеужели для того, чтобы ввести эту куpицу под ним в pайские кущи, непpеменно необходимо
pасслаиваться? Ведь ему скоpее необходима цельность. Hо в то же вpемя, если бы он всегда был
таким напоpистым, непpеклонным, таким гениальным, жене было бы с ним тpудно, даже
невозможно. Он замучил бы ее насмеpть. То, что пеpеживет сегодня женщина на эстpаде, можно вынести только один - два pаза. Пpавда, это потом не забывается. Hе пpедставляю, что она потом
станет делать. Это стpашнее наpкомании. В этом и состоит его искусство? Hо что делать
несчастным /или счастливицам?/, котоpые пpиобщились к нему однажды?"
Между тем, женщина под ним, точнее, лишь ее обнаженное тело билось под ним, словно чеpез
него был пpопущен ток. Сама она, к счастью, уже не воспpинимала окpужающего - он втоpгся в ее
подсознание. Он игpал с этим извивающимся, судоpожно подеpгивающимся телом как хотел,
заставляя ее то издавать леденящий душу pык pаненой тигpицы, то полный невыpазимого
блаженства стон, то совеpшенно нечеловеческий вопль, воpвавшийся в зал словно из
доистоpических вpемен, когда еще не существовало не только цивилизации, запpетов, табу, но
даже и самого Человека Разумного. Эти визги, pычание, хохот pаскаленными иглами впивались в
мозг каждого в зале, пpисутствующих охватила необъяснимая паника, какой-то священный ужас,
многие повскакали с мест.
- Пpекpатите! Пpекpатите! Это вивисекция! - неслось из всех углов. - Он убьет ее!
С некотоpым сожалением он чувствовал, что поpа остановиться. Между тем, он знал, что не
извлек еще из женщины всего без остатка, до донышка.
"Еще один, последний этап".
Hа сцену выскочил коpотышка и зашикал на публику, замахал pуками, пытаясь утишить буpю,
pазогнать стpахи.
А он тем вpеменем начал заключительное действо, котоpое сам для себя именовал
"колоколом". Она была колоколом, они были им, колоколом, котоpый вызванивает тишину,
колоколом, котоpый гудит, pаскачиваясь на ветpу, пpобуждая в людях нечеловеческую,
неодолимую похоть. Он знал, как это действует на публику и все же каждый pаз заново изумлялся,
наблюдая со сцены то, что твоpится в зале. Люди вдpуг словно обезумели: они начали сpывать с
себя и дpуг с дpуга одежду, мастуpбиpовать, непpистойно вопить и танцевать.
Он начал тоpопиться. Ему хотелось поскоpее завеpшить действо. Он не мог объяснить, откуда
взялось это желание - возможно, ему тоже стало не по себе в этом моpе беснующихся,
pазнузданных, копошащихся в темноте обнаженных тел.
Едва он кончил, вбpызнув в судоpожно сокpащающееся лоно женщины упpугую стpуйку
спеpмы, как в зал вплыл немного пpиглушенный звук колокольного удаpа. Это цеpковь Святого
Петpа отсчитывала вpемя. Десять часов. В зале все стихло, повисло молчание. Всем казалось, что
неистовое соитие на сцене еще не закончилось. Он лежал в свете пpожектоpов и устало
думал:"Почему же они молчат?" Он не сpазу услышал колокольный звон. Hаконец, pаздались аплодисменты...
"Какое поpазительное совпадение", - подумал его дpуг. - "Этот колокольный звон замечательно подчеpкнул кульминацию. Hо ведь это всего лишь совпадение! Или интуиция? Ведь он, кажется, сегодня не собиpался забиpаться на такие веpшины... Чувство вpемени, чувство pитма?
Способность пpедугадывать ближайшие события? Он говоpил мне, что во вpемя акта у него бывают моменты, когда он видит больше, чем в обычном состоянии".
Он встал, оглаживая еще не вполне успокоившийся член словно pазгоpяченного скакуна.
Коpотко сказал:
- Благодаpю за внимание.
И вышел из освещенного кpуга, пpедоставив коpотышке пpиводить в чувство женщину.
Аплодисменты все не стихали.
"Кажется, они аплодиpуют не только акту как таковому. Они скоpее аплодиpуют тому, что
вызвало в их душах почти мистический тpепет, священный ужас. Так pождаются легенды. Тепеpь
они вместе со мной заглянули в бездну, обычно для них недоступную. Отшатнулись, зажмуpив
глаза в стpахе. За этим-то сладостным испугом они и пpиходят сюда каждый вечеp - все новые и
новые. Особенно женщины. Их влечет сюда неодолимо, словно магнитом".

Пляжная история

Пляж на Черноморском побережье Кавказа отличается от, скажем, рижского взморья. В этом я воочию убедился, попав к родственникам в некогда братскую страну, название которой вам скажет теперь об очень многом, только не о полноценном отдыхе.
Но тогда, почти полтора десятка лет назад все было по-иному. Народ ехал и ехал и бледнотелых северян было гораздо больше порой, чем коренных жителей..ну в общем пошел я однажды на пляж и:
...Я изо всех сил разбежался и, проваливаясь почти по колено в мелкую гальку, стал скатываться вниз по каменистому косогору, поминутно чертыхаясь.
"Хорошо, что я все-таки послушал родственников и надел сандалии"- мысль не вылетала у меня из головы. Да, действительно, хорошо, иначе бы я надолго отбил себе все ступни.
Сначала я не увидел ничего, но затем, повинуясь какому-то наитию, повернул голову в сторону. В нескольких шагах от меня стояла девчонка в розовом закрытом купальнике.
"Приезжая..."- подумал я . Уже почти неделю хожу и подобного чуда еще не видел.
Познакомившись с ней, я выяснил, что ее зовут Наташей. Ей было 14 лет.
Наташа была невысокой худенькой брюнеткой, волосы ее были уложены в прическу под названием "паж"- эта прическа была очень популярна в те годы. Но самое выразительное- это глаза. Огромные голубые глаза. Которые смотрели на мир с каким-то детским удивлением и любопытством.
Поговорить я с ней толком не успел. Пришли ее родители и вынужден был с ней распрощаться.
Несколько дней спустя я, помывшись в пляжной душевой, собрался уходить. Уже вышел из каменистого строения и двигался вдоль его длинной серой, облупленной стены, как вдруг вспомнил, что по всей вероятности оставил расческу непосредственно возле предбанника. Вероятно, она просто-напросто вывалилась. Я вернулся, взял расческу, опят пошел вдоль стены, как вдруг:
В душевую неожиданно вошла Наташа. Она держала полотенце и импортную пластиковую сумочку, очевидно с банными принадлежностями. Я в замешательстве остановился. Если я буду идти вдоль стены- она обязательно заметит тень и тогда все пропало- закричит чего доброго. Или еще чего-нибудь. Деваться было некуда, поэтому пришлось прислониться к стене и ждать. Прошло минуты три- я начал уставать стоять и стал думать, что не худо было бы присесть. Вздохнув, я опустился вниз. За стеной зашумела вода.
"Ну вот, она теперь моется, - а я тут вынужден торчать и ждать!"
Девчонки моются долго- это я знал по опыту. Старшая сестра как занимала ванную, так проходил целый час, пока она соизволила бы вылезти. Ну в общем сидел, пялился на стенку и вдруг:В общем, не буду лишний раз бессвязно восторгаться, начну описывать в деталях:
Наташа блаженно потянулась под теплыми струями. Ее мокрые темные волосы липли к плечам. Руки, вытянутые к небу, открыли мне совсем гладкие, без малейшего подозрения на растительность подмышки. Купальник ее совсем намок, и теперь сквозь нейлоновую ткань светились темные пятна сосков. Нежные девичьи грудки так и ходили ходуном. Внезапно Наташа одним легким движением спустила бретельки с загорелых плеч.
Все это время я сидел в своей засаде, глотая от вожделения слюну, а в этот момент элементарно лишился дыхания. Словом, все мое "я" обратилось в глаз, жадно разглядывающий обмывающуюся под душем девочку.
Наташа спустила купальник к бедрам, открыв груди с набухающими сосками, плоский красивый животик, на котором так соблазнительно темнел пупок. Кожа ее так и поблескивала от загара.
Неожиданно моя рука потянулась к зажатому тесными плавками писюну. Он так и рвался наружу. Не успел я оттянуть резинку плавок, как член выскочил. Он стоял во всей красе. Подобной эрекции я не видел никогда за всю свою тринадцатилетнюю жизнь.

Ладонью я попытался опустить его вниз к яичкам. Член не слушался.
-Ну ты даешь, приятель, - подумал я и нежно его погладил. Затем я вновь поглядел в отверстие. Наташка все еще не раздевалась до конца. Теперь она играла своими юными сиськами. То сжимала их, то ласкала пальчиками напряженные соски, тряслась всем телом как знойная мулатка где-нибудь на Караибских островах.
Я чуть- чуть приспустил плавки. Писюн показывал точно вверх. Яички на ощупь были очень твердыми, кожа на них натянулась как барабан. Потрогав еще раз свое хозяйство, я ощутил целую гамму чувств. Тут были и желание, и немного стыда, и радость от того, что на мою долю досталось такое великолепие. Мне вдруг так захотелось быть совершенно голым под душем рядом с ней!
Боже, Наташа писала! Золотая струя бежала по ее бедрам, стекала на лодыжки и ступни ног. Под девчонкой образовывалась золотая лужица, которая смешивалась с мутно-мыльной водой и исчезала в отверстии трапа. Наташка писала долго, почти целых три минуты!"Видать долго сдерживалась!"- подумал я. Подумать-то подумал, но то, что случилось потом привело меня в состояние дичайшего экстаза.
Я уже ничего не соображал. Рука изо всех сил ходила по всей длине моего пениса. Головка была открыта настолько сильно, что о крайней плоти не приходилось даже догадываться. Яички тряслись от возбуждения. Я прерывисто дышал, но тем не менее, находил в себе силы подсматривать за Наташей.
Она изо всех сил драчила себя. Писька ее была мокра не тлько от воды. Но и от возбужения.Между ее полудетских нижних губок торчал какой-то розовый лепесток.
Она пощипывала и поглаживала свой клитор, он набухал все сильнее и сильнее и, наконец, стал похож на маленький член.
Мы кончили в едином ритме. Она- громко вскрикнув, я - задыхаясь от необходимости сдерживаться. Моя сперма залила и стенку, перед которой я сидел на корточках вот уже целых полчаса, и ладонь, и колени, даже забрызгала полуспущенные плавки.
Ну а Наташка, прогнувшись и, отклячив напоследок попку, вдруг дернулась и изо всех сил выпятила живот и раскрытые бедра прямо навстречу мне.
Писька, поросшая темными волосками, набухшие,как бы вывернутые губки, исчезающий в розовых складках язычок клитора.Великолепие, которое мне запомнилось надолго.

Аукцион

В конце концов они исчеpпали свою фантазию. Казалось, было испpобовано все: откpовенный флиpт, полулегальные измены, танцы в обнаженном виде, игpа в каpты на pаздевание... Ощущение вседозволенности и пpесыщенности охватило их. Хотелось отведать чего-нибудь новенького, необычного.
Очеpедной уик-энд pешено было пpовести у Олега. Собиpались вяло и неохотно. Скорее по привычке, чем по желанию. К восьми вечера порядком нагрузившись аперитивами, все сошлись в гостиной, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Тягомотину традиционного сборища нарушила Наташа, неожиданно для всех воскликнувшая:
- Предлагаю аукцион!
Установившаяся тишина послужила явным знаком внимания.
- Мужчины, присутствующие здесь, - бесшабашно продолжала Наташа, - могут выставлять своих жен в качестве товара. Остальные участвуют в торгах. Кто предложит больше, тот и станет полноправным обладателем женщины на ближайший час!
Оживленный гул голосов, последовавший за необычным предложением Наташи, свидетельствовал о том, что оно заинтриговало присутствующих.
- А кто будет вести аукцион? - раздался чей-то вопрос.
- Супруг выставленной на торги! - дерзко предложил кто-то из гостей.
Нестройный хор голосов, в котором можно было разобрать отдельные слова - "гениально", "согласен!", "здорово!" - подтвердили, что идея упала на благодатную почву.
- Кого первую выставим? - раздался чей-то нетерпеливый вопрос.
- А хотя бы и меня! - Наташа тряхнула распущенными волосами. - Ты готов, Саша? - обратилась она к мужу - изрядно нагрузившемуся спиртным сорокалетнему брюнету, равнодушно созерцавшему кончики своих туфлей.
- О да, дорогая! - с готовностью отозвался он.
Подготовка к торгам заняла не более двух минут. В одном конце гостиной установили журнальный столик, водрузив на него импровизированный гонг: хрустальный бокал и серебряную ложечку. Стулья и кресла перенесли в противоположный конец помещения, образовав таким образом сцену и зрительный зал. Послушный Саша расположился на пуфике рядом с гонгом, Наташа сама встала рядом.
- Назовите стартовую цену! - взволнованно выкрикнул кто-то.
- Сто долларов! - буркнул Саша. - Сто долларов, господа, - повторил он отчетливее, явно входя в роль.
- Сто двадцать! - выкрикнул чей-то баритон.
В рядах торгующихся возникло легкое замешательство.
- Мы покупаем кота в мешке, - приподнимаясь, воскликнул Василий, известный всем крючкотвор и педант.
- Что ты предлагаешь? - поинтересовался Саша.
- С товара надо снять упаковку! - дерзко ответил Василий под одобрительный гул в зале.
- Это справедливо, - согласился Саша.
- Пожалуй! - кивнула Наташа и на глазах у всех принялась спокойно раздеваться.
Общество давно привыкло к ее экстравагантным выходкам и все-таки, когда она с некоторым вызовом сняла лифчик и трусики, все притихли. Она постаралась принять изящную позу, немного pаздвинув ноги и выставив одну из них впеpед. Ее роскошное тело, предложенное для всеобщего обозрения, явно сулило покупателю массу удовольствий.
- А самое главное, - вновь встрял Василий, - пусть раздвинет ноги пошире и повернется к нам спиной. Ведь мы не собираемся ее просто созерцать как на витрине, а за свои кровные намерены попользоваться от души.
- Правильно! Правильно! - раздались нестройные голоса как мужчин, так и женщин. И Наташе пришлось подчиниться.
- Нагнись поглубже, милочка, - прозвучал ехидный женский голосок, - и раздвинь пальчиками вход, чтобы мы могли судить о твоих достоинствах во всей полноте.
Судя по всему, Наташа не ожидала, что попадет в столь щекотливое положение. Она зарделась, поспешно выполнила просьбу, видимо опасаясь, что кто-то другой с удовольствием принудит ее сделать это и послушно замерла в картинной позе.
- Вряд ли среди присутствующих найдется жеребец, способный удовлетворить эту кобылу! - раздался тот же ехидный голосок.
Это замечание вызвало похотливые смешки.
Однако, несмотря ни на что аукцион продолжался и Наташе не без всеобщего сожаления разрешили повернуться лицом к аудитории.
- Сто двадцать. Кто больше? - ровным голосом продолжал торги Саша. - Сто двадцать - раз! - бесстрастно повторил он...
- Двести! - фальцетом выкрикнул кто-то.
- Двести долларов - раз! - начал Саша.
- Двести пятьдесят, - глухо разнеслось над рядами.
Торги явно захватили присутствующих. Сверкая глазами, Наташа обводила взглядом зал. Ей было чем гордиться: довольно быстро сумма выросла до весьма внушительных размеров - четырехсот долларов. И когда казалось, что счастливым обладателем женщины станет Василий, назвавший последнюю сумму, его жена Инга бесстрашно бросила:
- Тысяча долларов!
Все изумленно притихли.
- Вот это любовь! - присвистнул кто-то. - Покупать удовольствие для мужа за тысячу баксов?
- Я покупаю ее для себя, - холодно парировала Инга.
Такого поворота не ожидал никто, в том числе и сама Наташа. Она явно растерялась.
Тем временем Инга открыла дверь в соседнюю комнату и с выражением победительницы властно распорядилась:
- Сюда, милочка, и поживей!
Наташа смешалась и послушно последовала за Ингой, обведя присутствующих сметенным взглядом.
Когда дверь за дамами закрылась, а щелкнувшая задвижка засвидетельствовала серьезность Ингиных намерений, кто-то философски изрек:
- Лесбос!
Все невольно обернулись на Василия. Он недоуменно пожал плечами и пробормотал:
- Никогда не замечал за ней подобных наклонностей!
Мужчины и женщины, оставшиеся в гостиной, невольно прислушивались к тому, что происходит в соседней комнате. Саша нервно затягивался сигаретой, изредка бросая беспокойные взгляды на запертую дверь. Через некоторое время наступившую тишину нарушили тихие постанывания. Они становились все громче и сладострастнее, хотя и чувствовалось, что их пытаются сдерживать.
- Еще, еще! - все узнали голос Наташи. - Так, да, глубже! - страстно просила она.
Мужчины повскакивали с мест и ринулись к двери, но к их величайшему разочарованию в замочной скважине торчал ключ с той стороны. Отрывистые возгласы Наташи становились все громче и уже невозможно было разобрать, говорит она что-нибудь или из ее горла вырывается один сплошной сладостный стон. Тем, кто его слышал, становилось ясно, что ее охватило животное, неконтролируемое сознанием возбуждение. В этот момент неожиданно для всех дверь широко распахнулась и на пороге появилась Инга с сардонической улыбкой на губах. Сладострастные вопли Наташи продолжали раздаваться у нее за спиной. Все бросились, толкая друг друга, в комнату, но едва увидели Наташу - замерли, ошеломленные. Она стояла на четвереньках, в вызывающе эротичной позе. Сзади на высоких никелированных ножках к ней была пристроена весьма оригинальная конструкция, тонкими замшевыми ремешками пристегнутая к ее ляжкам - видимо для того, чтобы она не могла сама освободиться. Внушительных размеров искусственный фаллос ритмично двигался в лоне Натали.
Инга подошла к аппарату и плавно перевела какой-то рычажок. Поршень задвигался гораздо медленнее. Наташа немного пришла в себя и только тут заметила, что комната заполнена людьми. Густая краска стыда залила ей лицо и шею. Она попыталась отвернуться, но со всех сторон на нее были устремлены похотливые и одновременно насмешливые взгляды.
- Эту замечательную машину мне прислала подруга из Германии, - деловито принялась объяснять Инга. - Этим рычажком можно довести частоту ударов до невероятного количества, а вот тут - набор разных насадок. Я начала со средней по величине, а затем перешла на более крупный калибр, а теперь хочу опробовать вот эту - она достала насадку величиной с инструмент чистокровного жеребца. Кто желает присутствовать на редкостном зрелище - платит по пятьсот долларов. Остальных прошу удалиться!
Инга остановила аппарат и деловито занялась заменой насадки. Присутствующие полезли за кошельками, не ушел ни один человек.
- Инга, прошу тебя, не надо! - слабым голосом взмолилась Наташа, - Пусть все выйдут, не выставляй меня на посмешище.
- Должна же я покрыть расходы! - сухо ответила Инга и плавно запустила аппарат, медленно увеличивая глубину проникновения.
Судя по тому, что Наташа закусила губу, но стон все-таки вырвался из ее груди, насадка была неотразима. Инга увеличила частоту ударов и Наташа забилась в истерическом оргазме.
Инга все давила на рычажок. И вот уже поршень замелькал с невероятной быстротой. Стоны Наташи перешли в сладостpастные рыдания, кружок зрителей сомкнулся над ней теснее, шопотом заключались многочисленные пари, а один из гостей с нескрываемой завистью обратился к Василию:
- Не подозревал за твоей женой таких коммерческих талантов, старина. По-моему, за последний час она провернула одну из самых успешных финансовых операций в истории клуба!

Жена на даче

Я решил сделать своей жене, Лене, сюрприз - приехать к ней на дачу не в субботу, а в пятницу поздно вечером. Отпросился с работы пораньше, закупился необходимой провизией и пивом. Электричка пришла к полдвенадцатому.
Идти от платформы до дачи было недалеко, но наш участок был самым отдаленным, а соседние с нашим домики пенсионеры забросили, будучи не в состоянии за ними следить, а продавать за копейки их жаба душила.
Спускаюсь с пригорка, вот он наш домик. Только в окошке на кухне горит свет. Наверное, готовит на завтра что-нибудь вкусное. Сюрприз так сюрприз - подберусь незаметно. Аккуратно стараясь не скрипнуть калиткой, пробираюсь на участок, бесшумно подкрадываюсь к окну, посмотрю что она там делает.
Я остолбенел. За столом сидел здоровенный бугай, моя жена голой сидела у него в ногах. Все ее лицо было в сперме и слезах. А этот мужик стучал по ее лицу своим только что кончившим, но еще стоящим членом.
- Что малышка, развлекаемся дальше.
Жена съежилась и покорно сидела в ногах.
- Что молчишь, блядюга? Не нравиться? Уже во все дырки отимели, она не довольна. Щас фокусы будем показывать.
И он пнул ее между ног. Жена что-то жалобно промычала. Мужик протянул руку вверх, сорвал веревку на которой у нас сушилось белье, снял с нее прищепки и стал ими увешивать сиськи Лены. Через пять минут они были похожи на двух ежиков.
Меня с самого начала охватил панический страх. Я покорился ему на столько, что ни о каком намерении ворваться и убить этого сукина сына речи не шло. Тем более одолеть этого бедилу я бы не смог.
После проделанной процедуры мужик начал возбуждаться и вновь погрузил свой член в рот жены. Мало сказать, что она умела это делать, у нее был просто талант к отсосу. Намотав ее волосы на кулак, он иступленно насаживал ее голову на свой хуило. Сиськи жены тряслись в такт и некоторые прищепки слетали с ее грудей.
Минут через пять, поняв, что не может в этот раз кончить, он остановил ее голову и принялся тянуть за соски ее сиськи. Судя по его довольной харе его забавляло смотреть как Ленка дергается и плачет.
Мне было не по себе смотреть на это. Надо признаться, что мы с Ленкой практиковали групповой секс, а точнее любая пьянка-тусовка с моими друзьями, проходившая у нас дома, заканчивалась тем, что я предлагал всем трахнуть жену, да и она была очень не против принять в себя чужие члены. Вот и трахали ее все вместе или по очереди, что очень меня возбуждало. Да и потом я ее любил, а она была создана для траханья и ее дырки заслуживали того, чтобы их постоянно трахали. Бывало, что я приходил домой, где меня уже ожидал кто-либо из друзей и растрепанная и довольная жена, уже наглотавшаяся спермы. Так что она имела отлично разработанные дырки и вела себя как шлюшка в нашей компании, которую все использовали на свой вкус, но нам обоим это было в кайф.
Возбуждало сильно даже какая-нибудь мелочь - например, когда кто-нибудь при мне без всякого стеснения мял ее сиськи. Конечно, отношение моих приятелей ко мне было скажем так своеобразное (еще бы подставляет свою жену всем подряд), но иметь в компании штатную симпатичную шлюшку было выгодно. Когда жена была беременной, было очень прикольно смотреть как трахают эту мадаму с кругленьким животиком и кончают на него. Но когда срок беременности подходил к концу, Ленка только брала в рот, чему мало кто был против.
Признаться, помимо всей нашей компании Ленка трахалась со многими. Регулярно её имел наш сосед по лестничной площадке. Было забавно, если случалось проспать, утром слышать звонок в дверь. Открываешь дверь, стоит сосед с глупым вопросом - умею ли я или жена завязывать галстук...

Ленка также не пропускала мимо сантехника, грузчиков, привозящих мебель и тому подобное. А те два молдаванина, делавших нам на даче забор, истрахали ее за неделю работы так, что бедняга ноги вместе свести не могла.
Наблюдая, как этот мужик истязает Ленку, я начал возбуждаться. Бывало, что в ходе угарного группового секса кто-нибудь тоже мучал Ленку, но все же там знали границы. Как правило, использовались всевозможные игрушки из секс-шопов, искуственные фаллосы, шарики и прочая дребедень. Все делалось с ленкиного согласия. Сейчас же все было серьезно.
- Так, садись на стул. Ноги задери, - скомандовал мужик.
Ленка беспрекословно села на стул и раздвинула ноги. Её дырки вызывающе смотрели на меня. Я достал напрягшийся член и начал дрочить.
Её насильник взял со стола бутылку, и допив остатки водки, стал вставлять в ее влагалище горлышко бутылки. Оно прошло легко, а вот далее бутылка пошла тяжелее. Ленка закусила губу и тихонько застонала толи от боли, толи от наслаждения. Когда бутылка вошла более чем на половину, этот бугай откинулся на диван и закурил, наблюдая как Лена покорно сидит с обспусканным лицом, прищепками на сиськах, поджатыми разведенными в стороны ногами и бутылкой в дырке.
- И скажи сука, что тебе не нравится? Как трахаться в отсутствие мужа со мной у магазина - так, пожалуйста. Как давать всем в округе - так нет проблем. Слуш, тебя чо муж не трахает? Все вы бабы - бляди. Ладно не реви. Завтра встанешь, подмоешься и как новенькая радостно встретишь мужа. Любовь-морковь и все такое.
Слушая его слова, смотря на Ленку, я продолжал дрочить и мощно выстрелив спермой, опустился на крыльцо. Кончив, я почувствовал жуткое опустошение, выворачивающее наизнанку. Меня чуть не вырвало. Что-то в голове щелкнуло и переключилось. Бегом за дом. В подвал. Вот лопата. Бегом обратно. Дверь настежь. Бью под кадык. Фонтан крови. Ленка орет. Что-то ору в ответ. Хватаю за ноги, тащу на участок закопать. Стоп. К Ленке.

Эх, Наталья

Отпуск не заладился с самого начала. Вообще не надо было ехать с нашими то доходами, но уж больно хотелось съездить на море. С детства там не были. Ссориться начали уже в дороге. Постоянно приходилось уговаривать жену не тратить деньги до приезда на юг. Но она и не думала меня слушать покупая всякую ненужную всячину на каждой станции, и деньги таяли прямо на глазах. За пару дней пути разругались вдрызг. Разругались до такой степени что по приезду даже загорать стали раздельно, посещая разные пляжи. Кстати, в поезде мы и из-за пляжей разругались. Ей хотелось отдыхать на диком пляже, я же на нормальном обычном пляже. В общем, я валялся на пляже цивильном, она уходила на какой то свой дикий пляж. Настроение было скверное и через пару дней мне надоело валяться кверху пузом на пляже. Я подумал чем бы заняться и решил поболтаться по городскому рынку.
...Я бродил среди фруктово-овощному изобилия как вдруг услышал знакомый щебечущий голосок моей жены. Я обернулся и через некоторое время увидел её. Она разговаривала с торговцем-кавказцем. Тот расточал комплименты в её адрес одновременно расхваливая свой товар. "Вах, такая жэнщина! Слюшай, красавица, бэри, нэ стэсняйся! Такой красавице я балшую скидку сделаю!" и т.д. и т.п. Наталья в ответ похихикивала не без игривости и я просто чувствовал что ей приятны его комплименты. Меня это не столько разозлило, сколько удивило. Она вроде бы никогда не питала симпатий к кавказским джигитам, в разговорах дома на кухне она не раз с раздражением отзывалась о гостях с юга, а тут стоит и прямо аж источяет удовольствие от его комплиментов.
У него упало яблоко, он вышел из-за прилавка, поднял его, положил обратно на лоток при этом он нахально легонько коснулся ягодиц Натальи. Она взвизгнула, но в нём не было ноток протестующего негодования. За 10 лет совместной жизни я хорошо научился различать её интонации. Моё сердце бешенно забилось. Она не то чтобы заигрывала с ним... но что-то около этого было точно. Но на этом всё вроде бы кончилось. Она расплатившись пошла по направлению к месту нашего проживания. При этом прежде чем уйти она как то виновато развела руками и сказала что мол, нет денег лишних. "А вэчэром я могу прадать ещё дэшэвле! Спэциально для такой кпасавицы как ты" - крикнул он ей в спину. Она полуобернулась и на ходу сказала "да? Спасибо, возможно воспользуюсь вашей любезностью" "Прихади, нэ пожалеешь!" совсем уже в спину крикнул он ей. Я был в ярости. И было от чего. Мало того что она позволила ему говорить ей "ты" хотя ей 34, а ему максимум 20, так она ещё и с явным удовольствием приняла его комплименты. Устрою вечером разнос, подумал я.
...Разноса не получилось. Я поймал себя на мысли, что сказать ей что я видел как она с ним любезничала, видел как он провёл по её ягодицам, а она в ответ только и сделала что сказала с наигранным возмущением "прекрати!", так вот скажу я ей, а она в ответ, "а что ж ты стоял и смотрел как этот азер твою жену лапает!? И со странной злорадностью добавит про случай вечером года 3 назад, когда к нам пристали пьяные подростки на пустынной улице, я попытался драться с ними, но первым же ударом был сбит с ног одним из них, и пока я очухивался они прижали Наталью к стене и грубо и жадно тискали её груди, залезая ей под лифчик, а потом они поставили её раком, задрали ей юбку, начали стаскивать трусики, но тут к счастью появилась машина.
...Они убежали, а мы после не разговаривали недели 3... В общем, не спец я по дракам. И ответить мне было бы нечего. Я молча скрипел зубами и думал, что делать.
...Наталья заглянула в комнату, и сухим голосом сказала что пойдёт купит ещё фруктов. Я не отреагировал. Лежал минут 5. Вдруг опять вспомнился вид скользящей по ягодице жены лапе торгаша... Меня словно пружиной подбросило вверх. Я быстро оделся и пошёл на рынок.
...Народу было мало. Я опять встал в другой ряд из-за которого меня не было видно и стал наблюдать. Этот наглец буквально увивался вокруг Натальи, стараясь явно и не очень коснуться её. Его руки так и липли к её ляжкам, бёдрам, пару раз он умудрился коснуться её бюста. Она игриво отстранялась, требовала прекратить, но не было в её голосе железных ноток. Не было! Более того, она явно наслаждалась его прикосновениями! А затем он предложил ей пройти на склад. "Там самое лучшее осталось! Выбери сама!" Она согласилась...
...Ждал минут 10, потом собрался с духом и пошёл в направление здания овощехранилища. Народу практически не было, и мне удалось пройти туда где хранились яблоки. Там был полумрак. Я медленно шёл по коридору и глаза постепенно привыкали к темноте. "Где же они?" - подумал я и буквально тут же услышал весьма характерные звуки. Сперва я не поверил своим ушам, но звуки постоянно повторялись и теперь уже было ясно что происходит: этот молокосос-азер трахает мою жену! Я осторожно пошёл по направлению к шуму и подошёл к приоткрытой двери.
...На мешкам с яблоками животом вниз и коленями на полу лежала моя благоверная, а над ней стоял этот наглец и со всей силой всаживал в неё свой член! Его инструмент так и сновал взад-вперёд в промежности Натальи. Азер громко и с наслаждением взрыкивал. Не отставала от него и Наталья. Она томно повизгивала в такт его мощных толчков, причём я никогде прежде не слышал такой страсти в её голосе. Временами она чуть ли не визжала. Я не верил своим ушам! Мне не верилось что этот ещё по большому счёту салага может доставить женщине такое удовольствие. Но верить приходилось. Её стоны и визги не преращались ни на минуту. Я видел, что происходящее ей по кайфу и она просто отдаётся в руки сексуальной фантазии молодого джигита. Он начал кончать и вынул член из покорно раздвинутой для его члена её промежности. Я обалдел. Член его был и толще и длиньше моего. Да и ритм движений был явно сильней моего. Его сперма стекала по ляжке Натальи, а она лежала в прежней позе ожидая продолжения.
Через некоторое время он снова оседлал мою жёнушку и всё началось по новой. Время от времени он похлопывал своими руками по её ягодицам, а Наталья вскрикивала со странным наслаждением в голосе. Он вдруг остановился и спросил её: "а как ты сама хочишь трахнуться" "Да ты не обращай внимания на меня, еби меня как тебе нравится!" - страстным голосом ответила она. Он довольно засмеялся, вынул член и подошёл к её голове, взял её за волосы, приподнял голову Натальи и направил её к своему члену. Губки Натальи тут же разомкнулись и его член исчез в её рту. Она сосала его член старательно обхватив инструмент азера губками и сама! без его принуждения заглатывала член по самые яица. Я в шоке смотрел как его немалый член исчезал в её глотке. И как только она не задыхается!? подумал я и тут меня охватило странное возбуждение. Я почуствовал что член мой напрягается, рука тянется в трусы и через минуту я уже дрочу свой хилый член, глядя на то как кавказец трахает мою жену. Мне теперь даже хотелось чтоб его член проник в неё как можно дальше, а каждый её страстный стон отдавался в моём мозгу странным сладостным сомоуничижением. "Кончи ей в рот! Кончи! Чтоб всё проглотила! Доставь ей удовольствие! Оттрахай мою жену, бери её как хочешь!" - мысленно просил я его, мня свой хуёк. И он словно бы повинуясь моим призывам вновь и вновь овладевал Натальей. Не успела она отсосать обильно хлынувшую ей на лицо и в рот сперму, а он уже вскоре начал трахать её в задницу. Задница у неё не шибко широкая, даже мой член с трудом туда пролезал, а его то инструмент мог просто порвать её, но разошедшаяся не нашутку Наталья героически терпела активное проникновение члена хачика вглубь анального отверстия.

...Послышались шаги...

Балет. Часть 1

Теперь Бархат ничего не понимал. Теперь он не знал, что делать. Ежик в тумане, слепой музыкант во мраке ночи, он не знал и не понимал, стоит ли шевелить рукой, двигаться вправо или влево, а если и двигаться, то с какой целью.
Еще вчера все было предельно ясно и просто. Всё выстраивалось в простейшую логическую цепочку событий и явлений; цепочка имела самое незначительное количество ответвлений и узлов. Утром светило солнце - на лоб водружались зловеще черные очки - легко догонялся строптивый трамвай - лекции тянулись долго и приторно, как конфета-тянучка - толчея до отвращения вкусно пахнувшей столовки обволакивала пчелиным гудом голодного студенчества - в тихой сиреневой аллее плавно взмахивали страницы толстой книги - кривились в неестественной суперменской ухмылке губы приятеля - с трудом, несмотря на жару, глоталось скверное водянистое пиво в грязной, но на редкость гостеприимной пивнушке на задворках вселенной - несколько пластинок в цветастых конвертах, устало прислонившихся к проигрывателю, вызывали непонятное уныние от невозможности решительного выбора музыки (она вся была одинаково хороша) - сероватого оттенка вечерняя прохлада боязливо вползала на балкон - и, наконец, о долгожданный миг на подступах к полуночи! умопомрачительных размеров морской бинокль приятной весомостью наполнял ладони.
Бархат ждал этой минуты. Ждал ежедневно и ежечасно. Опутанная дремотной вязкостью священная минута принимала осязаемые, хотя и невразумительные, формы, и засыпая, в мыслях он прижимал ее к себе и вместе с ней тонул в тягучей истоме сна. Всю ночь ему снилась эта минута, она плавала над ним в сиропе ночи, щекотала легким пухом крыльев. Просыпался он от радостного предощущения неизбежной и радостной встречи с ней, с этой минутой, приход которой представлял собой такой же неукоснительный закон, как смена дня и ночи.
Поэтому глаза Бархата распахивались сами, без всякого усилия с его стороны, и тяжесть предстоящих дневных забот не имела никакой власти над уверенным восторгом неизбежного счастья. Поэтому Бархата не пугали ни комсомольское собрание или поход к стоматологу или что-то иное из разряда неприятной необходимости. Поэтому ни предстоящий экзамен, ни очередное объяснение в деканате из-за пропущенного семинара не накладывали тени на его лицо, всегда светящееся ровным кротким светом. Поэтому ни дождь, ни снег, ни даже торнадо за окном не могли разрушить его всегда приподнятого, как у спартанца или деревенского дурочка, настроения. Впрочем, у дурочка могут отобрать какую-нибудь убогую, но милую его сердцу игрушку, спартанца огорчить малодушие соратника. Подложить Бархату заметную и ощутимую для него свинью судьба затруднялась. Невзрачной незаметной для окружающих минутой, песчинкой сокрушительного потока времени, он был защищен, как скафандром, от всех невзгод.
Если бы его попросили сказать, чем ему видится его душа, он не задумываясь назвал бы своей душой восхитительно искрящуюся субстанцию, которая постоянно грела изнутри его солнечное сплетение. Ту самую субстанцию, которой оборачивалась вожделенное мгновение, его мгновение, в дремотном преддверии своего начала, после которого в мире уже не существовало ничего, кроме могучего оптического туннеля, соединявшего его воспаленные глаза и тех двоих, слившихся в совершенном балете любви.
- Ну что, Байрон Верленович, (пауза, попытка заглянуть в глаза) - сегодня опять?
Ему нужно отвечать. Но, Господи, как не хочется! Как надоело...
- Что опять?
- Опять будешь смотреть? (нужно быть коброй, чтобы совершить такой кульбит шейными позвонками).
- Имеющий глаза да унюхает.
Что тут скажешь?! Приходиться отшучиваться. По-идиотски. По-другому не получится. На идиотский вопрос - идиотский ответ.
(Струйка дыма красиво тает на фоне небесной лазури).
- Значит будешь...(вздох тяжелый, как сама судьба).
Ариана - девушка тяжелых мыслей, подстать своему телосложению. Она внушительна, убедительна, монументальна. Особенно бедра. Они убеждают раз и навсегда - да! человек - царь природы! С такими мощными бедрами, растолкав (или просто придушив) всех остальных божьих тварей, человек не может не стоять на вершине... И при этом Ариана троюродная сестра Бархата, что само по себе мало что значит. Если бы не одно обстоятельство: Ариана без памяти влюблена в Бархата. Такая незадача.
Но даже факт ее влюбленности не был бы страшен, если бы она не испытывала жестокой внутренней необходимости постоянно наблюдать за объектом своей страсти. Наблюдать так, чтобы он постоянно чувствовал ее заботливый взгляд, а еще лучше и горячее взволнованное дыхание где-нибудь в районе затылка. Она могла часами сидеть напротив, за спиной Бархата, созерцать его прическу, лабиринт уха, складки на брюках, не произнося ни слова. Когда вас пристально разглядывают час за часом - это мучительно, но когда посреди четвертого часа наблюдений, вдруг из ничего и - самое главное - посреди тишины рождается глупый-преглупый вопрос - от этого взбеситься любой. Но Бархату нельзя позволить себе подобное удовольствие.
Весенние дни они проводили в аллее, неподалеку от храма науки. Бархат листал толстенный учебник по сопромату, старательно запоминая гигантские формулы. Ариана сидела рядом, тихонечко, почти не затягиваясь, покуривая болгарские сигареты.. Иногда она не выдерживала.
- Лучше бы ты завел себе нормальную девушку, ходил бы с ней в кино, готовился бы к экзаменам, дарил цветы или мороженное покупал.
- С тобой готовиться к экзаменам - самое милое дело, никто с тобой не сравнится в превращении учебного процесса в каранавал. - Непрочитанная страница переворачивается, потому что ничего другого с ней просто не сделать. - А мороженное...
Другой на его месте давно бы использовал толстенный кирпич учебника по наиболее верному назначению, обрушив его на голову Арианы. Голова ее выглядела так крепко, том "Сопромата" при всем желании вряд ли нанес бы ей сколько-нибудь ощутимые увечья , а воспитательная цель была бы достигнута.
- Держи-ка 15 копеек, мороженное продают за углом, ты знаешь.
Худшего оскорбления для Арианы не выдумал бы алкоголик дядя Леша, живущий с ней в одном подъезде и имевший отвратительную привычку в состоянии легкого подпития приставать к Ариане с неуклюжими комплементами, от которых она на пару недель впадала в чёрную меланхолию. Предложить ей в наглой, неуважительной форме мороженное! Как и все сладкое, мороженное в ее понятии относилось к категории ядов. Никотин же, напротив, представлялся не только не вредным, но и полезным для похудания веществом. Весьма и весьма.
- Вы свинья, Александр, - в подобных случаях оскорбленная Ариана всегда переходила на "вы", даже в общении с родственниками.
- Ну почему же? - Сдержанно-приветливая улыбка, делавшая Бархата похожим, как ему казалось, на американского президента, мягко заскользила по его лицу. - Мадам, даю ноготь на отсечение - вы ошибаетесь. Пари готов держать, что сказанное вами совершенно лишено всяких оснований. И более того, вы опасно заблуждаетесь. И заблуждение ваше особенно опасно от того, что носит характер наивный и искренний, Мадам...
Все. Сопромат остался не у дел. Уделом его теперь - служить подобием Евангелие, на котором в порывистом молитвенном жесте сжались пальцы Бархата.
- Мадам, уже падают листья...
Сигарета десантирует на газон - значит, поблизости появился чужак, который может быть смущен видом молодой благовоспитанной, но курящей девушки. Повернув голову, Бархат и в самом деле видит помятого мужичка, примостившегося неподалеку на скамейке. Но мужичок совершенно отрешён, и пристрастие Арианы к никотину его волнует также, как и объёмы выплавки стали в стране. Кажется, дело не только в нём. Цеппелин Арианы облаком повисает над скамьёй.
- Грязный вуайер!
Уходит. Шикарные бедра даже не шелохнутся, отвердев в приступе праведного негодования. Бархат брошен в омут недоумения по поводу словарного запаса и эрудиции девушки, проявлявшей и то, и другое с частотой солнечного затмения. Чуть поодаль, на другой скамье сидит щуплый человечек в задрипанном плаще из болоньевой ткани. У человечка огромные мохнатые брови, словно украденные с физиономии генсека. Зачем они украдены, не знает никто, в том числе и сам человечек. Найти на них управу он не в состоянии. Вот они сами по себе и прыгают по его лицу в угаре шаловливости, иногда застывая в замысловатых геометрических фигурах и начиная сначала свою уморительную круговерть. Рожи, которые строит человечек до того невероятны и омерзительны, что любой другой с содроганием бы отвел глаза. Но не Бархат. Он едва сдерживает смех.
Тепло и тихо на всей Земле. Даже в загаженной вонючей пивнушке, которой тихий и теплый свет июньского вечера дарит уют и спокойствие. Среди дюнообразных скоплений окурков, рыбных останков и прочих объедков расположились отблескивающие янтарем кружки Бархата и его приятеля. Посетителей на редкость мало, а те, что притаились в углах, на редкость скромны и незаметны. Бархат с приятелем стоят почти в самом центре зала за высоким столиком, и в их сгорбленные фигуры надежно уперт предзакатный солнечный столб. Когда Бархат смотрит на приятеля, ему приходится щуриться - и все равно, ему виден лишь колышущийся силуэт, плавящийся в яркой ауре. Надо бы отодвинуться, сменить позу или удалиться в тень, но Бархату лень двигаться, а приятелю все равно: он стоит спиной к светилу, пристально созерцает дно своей кружки сквозь толщу пива и монотонно гундосит, не обращаясь, кажется, ни к кому.
- Мне смешны твои представления о женщине. Если ты хочешь, чтобы у тебя что-нибудь когда-нибудь даже в самой малой степени получилось хотя бы с одной из них, тебе следует в корне поменять свои взгляды на женскую природу. Вот ответь мне на простой вопрос, абстрактный, заметь, вопрос: в круг твоих знакомых пробралась женская особь из совершенно иной социальной группы, например, маляр или, если тебе больше нравится, приемщица стеклотары…
Не обращая внимания на саркастическое хмыканье собеседника, приятель продолжает:
- Да… Сможешь ли ты иметь с ней такие же отношения, как, скажем, с учащейся музыкального училища или студенткой архитектурного института? Что - молчишь?
- Какая разница…
- Большая!
- Дай договорить. Какая разница кто она, а кто я. Главное то, что между нами.
Приятель на секунду цепенеет, сражённый чёткостью формулировки, но тут же приходит в себя.
- Хорошо. Поставим вопрос по-другому: считаешь ли ты, что женщину можно поставить на одну доску с мужчиной? Молчишь? И правильно делаешь. Потому что ты - никогда - не - задавал - себе - подобных вопросов. Ты всегда восхищался женщиной, но никогда не задумывался над тем что она и кто она.
Стараясь не ослепнуть окончательно, Бархат поднимает голову и неуклюже защищается:
- И что же: можно ставить ее на одну доску?
- Можно... Конечно... Если ты хочешь попасть в такое дерьмо, из которого тебе уже никогда не выбраться... Передай-ка мне бутербродик... Да. На другую какую-нибудь доску женщину ставить, может быть, и можно, и даже нужно. Но эта доска должна лежать не то чтобы рядом с твоей, а скорее поперек. Понимаешь?
Шел второй час их содержательной беседы.
Духота была подобна подростку - нагловатая, но тщедушная, недоразвитая. Ее развитию основательно мешал бармен Кеша, угрюмый тип, внушающий уважение мощностью носа, скул, и торса. Создавая чувствительные воздушные завихрения, в его боксерских руках точно ласточки порхали кружки. Шапки пены сидели на них, как влитые. Суровое достоинство, с которым Кеша выполнял свою работу, вызывало у большинства клиентов тихую дрожь в коленях. Заговаривали с ним редко; честно обменяв свои 25 копеек на смирившуюся и переставшую порхать кружку, почти каждый удалялся в торжественном молчании. Высказать вслух сомнения в первозданности напитка мог только человек начисто лишенный всяких моральных принципов и инстинкта самосохранения.
Бархат слушал приятеля вполуха, и его откровения были чем-то вроде солоноватой закуски к пиву. Сам Бархат пиво никогда не закусывал, да и пил его в небольших количествах, мелкими осторожными глотками, холодное или теплое - все равно, чем вызывал негодование товарищей, считавших, что Бархат просто путает пиво с коньяком.
- Вот за спиной у тебя ярчайший пример обаятельного, совершенно самодостаточного полового гангстеризма, - приятель легко кивал в сторону ничего не подозревающего Кеши. - Счастье его состоит в том, что у него нет никаких таких особых заморочек по отношению к женщинам...
- Каких таких никаких заморочек?
- Ну, если тебе так угодно - комплексов, что ли? Хотя это не совсем уместное слово в данном случае. Дело даже не в том, что человек взвешивает или не взвешивает свои поступки по отношению к женщинам. Отношения с ними его не то чтобы не волнуют, они как бы сами собой разумеющиеся, а, следовательно, не стоят затрат серого вещества. Он не задумывается о смысле секса. Не задумывается, заметь, также как и ты, но по-другому. Его бессмысленность иного рода.
В июньской пивной собственный голос казался Бархату неуместным, как шелест сентябрьского ветра.
- Да, говорю я, проблема сексуальности не является для Кеши предметом для размышлений, также как она не является проблемой для кроликов, сусликов и прочей живности... Ха, ха, говорю я в то же время. Зачем Кеше задумываться и тратить и без того резко ограниченный запас все того же серого вещества, если у него изначально верные установки, от природы верные?!
- И в чем же они заключаются?
- Да ни в чем! Курица - не птица, баба - не человек, - вот его единственный принцип в отношении с женщинами. Поэтому у него все просто. Они сами летят к нему, как мухи на..., ну или как бабочки к огню. Их не слишком замысловатую дамскую природу неумолимо влечёт его животный магнетизм Ему остается только взять любую понравившуюся ему самку, тащить в свою берлогу, где делать с ней все, что душе угодно. Хоть в бараний рог скручивать, хоть черепаху делать, хоть бобра... К вящему взаимному удовольствию, - приятель наслаждался своей речью не меньше, чем пивом. - И заметь, что при этом он не нуждается ни в каких дополнительных средствах. Тем более в биноклях.
Бархат опустил полупустую кружку на жирную пластиковую поверхность столика невыносимо медленно, но все равно - резкий звук удара превосходила все ожидания. Приятель, наверное, впервые за вечер поднял глаза и недоуменно покосился на Бархата.
- Разве это бархатное, - сказал Бархат, глядя в кружку, словно надеялся найти в хлебаемой жидкости что-то приятно родное, созвучное его прозвищу, а нашел только дохлого таракана, - это в лучшем случае "жигулевское", да еще и порядком разбавленное.
В переводе сказанная им фраза означала: "Убью эту Ариану. И когда она успела разболтать?".
У выхода его рикошетом достала внезапная и зловещая Кешина ухмылка, адресованная двум извивающимся девицам за широким окном пивного заведения. Девицы зазывно щекотали пальчиками воздух. В их кошачьих глазах стекленела похоть.
Вечер был пуст, как бутылка, стоящая у балконной двери. В углу дивана сидел Бархат в излюбленной позе "пассажира, отставшего от Титаника и теперь прислушивающегося к тихому ропоту океана". По стенам ползли густые пятна тополиных теней, натыкаясь друг на друга, подрагивая, кувыркаясь, подпрыгивая, сползали вниз, на пол, где продолжали дурашливую игру, забавляющую ленивый взор единственного зрителя, способного оценить незатейливое светопреставление.
Квартира была пуста. Ее ничуть не наполняло присутствие оцепенения, которое источал Бархат. Оцепенение не имело ни формы, ни веса, ни запаха, ни вкуса, ни цвета. За окном переговаривались люди и автомобили, крутилась пыль, изредка сновали бывшие и настоящие домашние животные, вдоль осторожного потока ветра с достоинством плыли иссушенные деревья, - все находилось в движении и производило впечатление жизни, но поскольку - бессмысленный трепет пыли и белковых тел не стоил внимания Бархата - ни звуки, ни образы улицы ничуть его не волновали, и значит, не имел никакого отношения к жизни.
Пустую квартиру не мог наполнить и сам Бархат, обладавший достаточно четкими формами упитанного тела, внушительным ростом и не менее внушительными размерами головы, рук, ног и всех остальных частей тела. Но физические показатели Бархата не имели значения, поскольку все органы бездействовали почти совершенно. Было в этом что-то сродни мудрому искусству индийских аскетов, несмотря на то, что о хатха-йоге Бархат имел смутное представление: способность к отрешенности входила в набор его природных свойств. Правда, раньше, до того, как в руки Бархату попалось бинокулярное чудище, оно, это свойство не играло роль первой скрипки, да и самим хозяином вряд ли ценилось по достоинству. Зато теперь...
С недавних пор Бархат редко слушал музыку в одиночку. Редко перелистывал страницы книг, впитавших соки чужой фантазии, при дневном свете; при искусственном, если его пальцы и касались каких-либо страниц, то только тех, которые радовали глаз стройностью поэтических столбцов.
Слишком большее нечто заполняло самого Бархата, всю его внутреннюю, невидимую миру полость; слишком большое и слишком значительное, чтобы оказаться - пусть даже на самое короткое время - менее увлекательным, чем пустопорожняя суета за окном или проявления чужого гения. Нечто подступало к горлу, состояло из переживаний, волнений и страхов, тщательно замешанных на ожидании грядущего вечернего спектакля - он мог преспокойно сорваться и для этого нашлась бы тысяча причин. Нечто плескалось внутри Бархата, как в неуклюжем, но тончайшем сосуде.
Будь у Арианы чуть больше воображения, она увидела бы в углу дивана не постылого и любимого Бархата, а именно сосуд в голубых прожилках и блестках бродившего в нем ожидания. Но она видела только Бархата, любимого и постылого.
- Ты окончательно рехнулся - двери не запираешь.
Она стояла на пороге комнаты, румяная, немного взлохмаченная уличным ветром-хулиганом. Зарядившаяся солнечным электричеством, копна рыжих волос искрилась, создавая некое подобие ореола. В этот миг ее, с некоторой натяжкой, можно было бы назвать красавицей: темный проем двери скрывал ее безобразные бедра.
- Пришел я только что и выйти собирался снова, - лениво парадируя Потрясающего Копьем, соврал Бархат. - За хлебом.
- Точно, рехнулся. После шести хлеба нет ни в одном магазине. разве что сухари.
Ариана скинула босоножки - почти грациозно, вернулась к входной двери, тщательно ее заперла. Заговорила почти как аристократка:
- Пари готова держать, что кусочек сервелата внес бы разнообразие в твое однообразное существование.
В подтверждение своих слов она вынула из сумки пару свертков.
- Колбаса колбасой, а выпить у меня нечего, - посчитал нужным предупредить Бархат, в то время как Ариана по-хозяйски накрывала стол. Позу он даже не пытался поменять.
- У тебя родители когда возвращаются из отпуска? - как бы невзначай поинтересовалась Ариана, пропустив мимо ушей его слова.
- Недели через три, не раньше. Точно не знаю.
Ненужные вопросы, гурманские приготовления и излишнее волнение, - все говорило о том, что Ариана намерена приступить к решительным действиям. Бархату следовало бы предпринять что-то, по крайней мере что-то предостерегающее сказать безумной девушке, но, с одной стороны, ему просто было смешно (как всегда), а с другой - просто лень.
Из волшебных глубин сумки Арианы появилась на свет бутылка "Каберне", высоко ценимого претендующим на эпикурейство студенчеством.
- Что празднуем-то, милостивая государыня-рыбка?
- Ничего. Просто настроение у меня хорошее. К тебе вот в гости пришла.
- В последнее время я не испытываю чувства голода. Даже не знаю почему.
- Я знаю.
- И почему же?
Ариана молчит, скромно, по-монашески потупившись.
- Лучше открой бутылку, не мне же с ней возиться. Я все-таки - дама.
В какой-то степени она права, и Бархату ничего другого не остается, как приступить к поискам вечно теряющегося штопора. Поиски сумбурны и забавны - отчего-то переворачиваются стулья, слетают со стола тарелки, к счастью не разбившись. Но Ариана, кажется, ничего не замечает.
Наконец вино разлито в бокалы, которые в свою очередь вознесены к потолку.
- Я пью за тебя, - Ариана торжественна как на пионерском посту у вечного огня, - точнее, за все лучшее, что в тебе есть и что ты до сих пор не сумел уничтожить.
- То есть за мои здоровые легкие некурящего?
Но Ариана уже выпила.
Некоторое время проходит в полной тишине. Ариана старательно поедает колбасу. Бархат следит за работой ее челюстей.
- А я хочу выпить за агентство скандальных новостей, которое всеми своими достижениями полностью обязано тебе, милое мое, солнышко мегаполисное.
Ариана даже поперхнуться не смогла достоверно. Она выпила коктейль из оскорбления, сухого вина и пренебрежения, даже не помышляя попросить объяснений. Ей остается одно, перевести разговор в иное русло - ведь не отношения же она пришла выяснять.
- Поставь музыку. Помнишь такую веселенькую, у тебя прошлый раз играла, когда мы с тобой загорали.
Ах, да! Как же он мог забыть такое событие полное деликатной интимности и щекочущей нервы легкой непристойности.
В прошлый понедельник, как раз перед самым экзаменом по сопромату, Ариана явилась предложить поездку на пляж. На пляж? Какой, к чертям собачим, пляж?! Бархат даже опешил - у меня завтра либо Армагедон, либо Холокаст - третьего не дано, если я не сдаю экзамен, "стипу" мне не видать как своих ушей. Сам он стоял перед ней в одних плавках - родственники все-таки, чего стесняться, да и кого - Ариану?! - не смешите. Сам он во время сессии на пляж ездить ленился - далеко, душно, да и прочитать удается от силы одну-две лекции, которые тут же выветриваются из головы под шум волн и плеск пива. С утра до глубокого полудня солнце било прямой наводкой по окнам квартиры; убивая двух зайце, он обычно валялся на балконной кушетке, загорая и зубря сопротивляющийся материал, лишь иногда выбегая к холодильнику, где заранее устанавливался бидон с квасом, или в душ.
Так что же мне одной на пляж ехать? Если хочешь загорать, могу предложить только свою кушетку. И то только в том случае, если не будешь мешать. Не буду, не буду, можешь не сомневаться. Ее голос звенит убедительной медью, в которой слышится не только готовность молчать, но и - если потребуется - готовность к самобичеванию. У Бархата мягкое сердце. Проходи, раздевайся, загорай. Ему даже в голову не приходит, что за буря разыгрывается сейчас в терзаемой сомнениями и страстями душе бедняжки Арианы. Она остается с ним наедине, что само по себе ничего не значит, но нужно (можно?) раздеваться почти совсем под предлогом приема солнечных ванн - и чем все это может кончиться? Пусть они и родственники - но ведь седьмая вода, а он все-таки какой-никакой мужчина, еще неизвестно не захочется ли ему пышного тела Арианы (оно хоть и неказистое, но кто знает, какие идеи могут возникнуть в расплавленных солнцем и сопроматом мужских мозгах). Опасность. Но сколько же в ней приятного в этой опасности. Если полезет - дам ему пощечину. А не полезет... будет дураком. Остается только уповать на то, чтобы расплавленность его мозгов осталась в пределах санитарных норм.
Бархат уже давно сидит на балконе, уткнувшись в конспекты, не забыв предварительно включить магнитофон с новомодными песенками в стиле диско, воодушевление которых проносится мимо него, навсегда застревая в Ариане. Возбужденная и нахальная, она мечется по комнате, разбрасывая одежду и собирая ее в одно место - на спинку стула, - и уже почти окончательно решает загорать "без верха". Она даже расстегнула застежку бюстгальтера, но в этот поворотный момент звучит лишенный всяких сексуальных обертонов голос троюродного братца: "Захвати кваску из холодильника, глотку промочить".
Так несколько часов в полном безветрии и безмолвии на самом солнцепеке сидят- лежат-корчатся, не прикасаясь к друг другу два полуобнаженных, слегка отделенных друг от друга прилипчивыми мелодиями. Саркастический англосаксонский тенорок выводит "The light goes down ", будто издеваясь над самим процессом приема солнечных ванн на раскаленном бетонном пяточке между панельной стеной и балконными перилами, но Бархат не слышит их, а Ариана не понимает. Она спросила бы, что это значит, но ей не позволено открывать рот. Поэтому она героически исходит потом в полном молчании. Как героиня сказки Андерсена. Только вот лебеди ее никогда не прилетят.
Так проходит день. Солнце впопыхах улепетывает за противоположный скат крыши. Нарочито благодушная, вся распаренная и красная Ариана идет в душ, "по рассеянности" оставляя дверь чуть приоткрытой. Бестактный и рассеянный Бархат появляется у ванной комнаты через пару минут, некоторое время тупо созерцает нагое изобилие дальней родственницы; он такой же распаренный и красный, объемистый том прижат к груди. Ариана, скрипя зубы, не замечает наглеца. Но когда, эротично заломив руки за голову в каком-то водоструйном порыве, так чтобы плюшевые очертания ее грудей имели наилучший ракурс, она поднимет глаза, Бархат уже исчез, а дверь плотно прикрыта. Сеанс окончен. Благодарная публика смиренно расходится по домам.
Снова в воздухе истома сладкой музыки, снова ироничный англосакс предупреждает о том, что "гаснет свет", Ариана в поэтической печали стоит у постепенно сереющего окна, Бархат поглядывает на часы.
Когда на дне бутылки остается всего несколько капель и голодная ночь уже торопится заглотить всё и вся в свою утробу (аппетит ее тем более велик, что времени для обжорства у нее почти нет); когда уже надо идти домой, запинаясь и в слезах, или устраивать скандал с битьём посуды, криком в лицо и нежеланием слышать собеседника, обратившегося вдруг мерзкой жабой, которая способна лишь сплевывать яд и жгучую кислоту со своего жала, - когда уже бесполезно ждать, Ариана решается, чувствуя себя, по меньшей мере, жертвой "темного царства", нежной и гибкой, непонятой и оболганной!
- А что если нам с тобой попробовать, - говорит она как бы невзначай, наливая остатки вина в свой бокал. Колодец ее голоса звучит на удивление ровно, и только в незримой его глубине угадывается смятение. - Я посчитала, сегодня можно. Не сомневайся.
Она делает вид, что пьет, глядя на него сквозь мутную влагу и стекло.
Бархат смотрит на часы.
Просторы Родины - необъятны и непостижимы они даже для тех, кто по недосмотру, попустительству или благоволению небес имел неосторожность родиться здесь (что же говорить о тех, кто по глупости или из-за кошачьего любопытства ищет среди здешней необозримости потрясающих его тщедушную душонку новых впечатлений). Просторы Родины с приветливым спокойствием взирают на любого, кто возникает в их пределах и кто покидает их. Просторам Родины все равно, что и как происходит внутри их необъятности, отчего и как проистекает непрекращающееся жизненное копошение, отягощенное или, наоборот, не отягощенное излишним мыслительным напряжением; промозглым ветром тоски веет по всем щелям родных просторов, высказать причину которой нельзя, потому что ее нет, как нет и простого объяснения тому, откуда взялись посреди хрупкой в своей миниатюрности планеты необъятные и непостижимые просторы, с необоримым то замирающим, то закипающим вновь клокотанием страстей внутри их. Возникнуть на этих просторах можно только случайно, от незнания, от беспредельной тупой тоски, отнимающей все душевные силы у тех, кто несет ответственность за продолжение коловращения жизни, даже не подозревая о своей ответственности. Те, кто задумываются над тем, что же происходит, вряд ли похожи на здешних. Подозрительны и они сами и их непривычно осмысленные поступки, более или менее плотно упакованные в целлофан прагматизма. Их трудно любить, они ищут себе подобных и радостно сосуществуют друг с другом, не замечая вокруг себя почти ничего, кроме самих себя и своего целлофана. Девушка, осененная знаменем Щорса, может только догадываться, но не должна, не может знать обо всех тонкостях проявления собственной женской физиологии, иначе она рискует предстать в глазах друзей чем-то вроде марсианского монстра. Бархат именно так и взглянул на свою давнюю подругу, открывая в ней ранее не различаемые ложноножки, щупальца и клешни.
К своему счастью, Ариана была слишком взволнована, чтобы заметить дикий взгляд Бархата. Он и сам вскоре понял свою оплошность - в конце концов, мало ли у кого какие ложноножки, зачем пришельцев смущать?! Сделав вид, будто что-то вспомнил, он кинулся в кухню, отрыл посильнее краны и, радуясь тому, что Ариана не видит, как он прекрасно подражает геометрическому рожестроению, которому он научился у бровастого человечка с аллеи, проворковал оттуда:
- Ариш, ты знаешь, как я к тебе отношусь... Я бы рад... Но не сегодня... Мне надо кое-что обдумать... Может быть, завтра...
Глубокая омутная тишина была ему ответом. Девушка медленно и размеренно, как дуэлянт, подошла к холодильнику, открыла, аккуратным поставила пустой бокал на полочку, прохрипела: "Аста маньяна" и ушла.
Бархат подумал, что не мешало бы ее проводить. Но потом решил, что в таком состоянии Ариана, обычно способная справиться с двумя распоясавшимися пьянчугами, зароет под асфальт не менее десятка хулиганов
Балет начинался. Гасла огромная люстра дня и посторонней шумной бестолковой жизни. В фиолетовом сумраке терялась фальшивая позолота отделки ни к чему не ведущих и ни к чему не обязывающих мыслей, фраз и отношений. Начинался грандиозный спектакль. Бархат сидел в ложе, дрожащий от предвосхищения восторга. На сцене, только для него одного, для единственного поклонника и зрителя два великих актёра приступали к великой пантомиме жизни.
Всё происходило медленно, в каком-то раз и навсегда определённом ритме. Гасился свет, раздвигались шторы-зановес. Зритель никогда не задавался глупым вопросом, для чего, собственно, раздвигается занавес. Обычные люди, наоборот, всегда плотно задёргивали шторы с целью предотвратить всякую возможность вторжения посторонних взглядов в их частный спектакль: они боялись, что пресный, скучный и бездарный он, их спектакль, способен вызывать лишь зевоту и раздражение. Но балет, который созерцал Бархат, не имел к скуке обыденного семейного соития никакого отношения. Для этого балета было очень важно, чтобы светили софиты звёзд, чтобы вселенная могла без лишних усилий принять, растворить и рассыпать на Млечном Пути капли любовной влаги танцовщиков, чтобы те глаза, которые старались уловить каждое содрогание мускулов актёров, не заволакивала слеза напряжения, мешающая ответственному процессу созерцания.
Итак, раздвигались шторы, и при неверном, но всегда откровенном свете ночника с вращающимися внутри него разноцветными рыбками, они начинали раздевать друг друга. Первое действие. Картина первая. Конечно, первый акт был скорее ритуалом, чем импровизацией, но Бархат мог поклясться, что полного повторения не было ни разу. Всегда происходило что-то новое, неожиданное, пусть пустяк - какое-то новое движение проникновения его руки в её трусики (не сзади, например, как всегда, а спереди), пусть незначительное плотоядно-похотливое движение её губ с вызывающе торчащим между ними кончиком языка, когда после решительного сдёргивания брюк происходило чудесное явление его царственного члена.
У Бархата не было под рукой программки, объяснявшей и комментирующей действие, программки, содержащей имена исполнителей. Но ему и не требовалось понимать смысл происходящего: как истинный эстет он получал удивительное удовольствие от возможности чувственного проникновения в самую сердцевину сказки, царящей на сцене. Ему не нужны были настоящие имена исполнителей: он давно - с первого спектакля знание их имён явилось к нему в яркой вспышке сексуального разряда: в приступе необычайного, больше уже никогда не случившегося с ним во время созерцания балета, оргазма он понял, что их имена не могут звучать иначе, как Лесная Колдунья и Орфей. Да, именно так. Имя - вторая сущность, и в их именах, отсвечивающих лучами легенды о неприкаянных гордецах и романтических изгоях, Бархат находил то, к чему тянулась его истерзанная серой беспросветностью дней натура. Конечно, Лесная Колдунья не могла быть Эвридикой, анемичной красавицей из царства мёртвых. В блаженные минуты апофеоза в ней клокотало что-то изумительно звериное, будто вольная рысья душа просвечивала сквозь её смуглую кожу языками неукротимого пламени. И только воплощению Орфея могли принадлежать эти никогда, даже в самые жаркие моменты, не закрывающиеся, всегда устремлённые в лицо любимой тёмные глаза; решительные, но в то же время мягкие, как воск, руки; крепкие, играющие матовыми бликами луны, бёдра.
Когда на них не оставалось ничего, кроме тонкого белого браслета на лодыжке Колдуньи, начиналось второе действие - самое изящное, самое тонкое с точки зрения эстетики, но и самое продуманное. Иной раз Бархат с содроганьем пойманного с поличным вора обжигался искрами взгляда Орфея или спотыкался об озорное выражение глаз проказницы Колдуньи. Но всё происходило настолько стремительно, что испуг Бархата быстро проходил. Продолжая созерцать, он шепотом убеждал себя в том, что ему, мол, показалось, что это просто расшатанная нервная система. То же самое происходило и в следующий раз: он ловил их взгляды, точно доверчивых бабочек, летящих на свет его души, пугался, но тут же успокаивал себя тем, что этого просто не может быть, что ему показалось. К вспышкам томления и испуга, которое обычно сопровождало второе действие, он вскоре привык настолько, что уже просто ждал их с извращенным нетерпением истинного эстета.
Фантазия Орфея не знала границ. Лесная Колдунья во всём следовала за ним, и лишь когда тот подавался изнеможению возбуждения, вырывалась вперёд, придумывая что-нибудь необычное, вряд ли способное возникнуть в быстром, но весьма прямолинейном мужском сознании. Бархату такие моменты нравились особенно. Казалось, что Орфей исчезал окутанный объятьями, поцелуями и ласками партнёрши, как личинка плотным панцирем куколки. В такие моменты на сцене царствовала гибкая спина Колдуньи с тонким пунктиром позвоночника посредине и овальные ягодицы, налитые неизбывной королевской грациозностью. Всё остальное время Орфей, уподобившись Пигмалиону, лепил из любовницы причудливые, почти немыслимые, но великолепные в своём совершенстве фигуры. Особенно Бархату нравилось, когда Орфей придавал Колдунье позу виолончели, держа одну руку на её затылке, другой - лаская нежную розовость между доверчиво распахнутыми ногами; смычок заменял ему собственный рот, алчно впивающийся в сосок одной из грудей. Впрочем, вряд ли авторство этой композиции всецело принадлежало Орфею, - нечто подобное Бархат видел в Эрмитаже, в зале Родена.
В третьем акте актёры отбрасывали разум. Ни о каких фантазиях не могло быть и речи. Подчиненные Её Величества страсти, они сливались в одно существо, которое смущало, потрясало и влекло Бархата. Смущало его то, что одна из составляющих этого существа носила явно мужские черты. Потрясало сила, сквозившая в каждом движении этого существа, неукротимая, дьявольская сила, сравнимая разве что с лавиной Везувия. Влекло Бархата ясное ощущение того, что он такой же, как это существо, точнее его составляющие - чуткий, нежный, решительный, проказливый, сильный, мягкий, сообразительный и абсолютно естественный.
Как только кончался третий акт, гас ночник с рыбками и сцена погружалась в непроглядную темноту.
Но Бархат ещё долго сидел в своём кресле, предаваясь мечтательным погружениям в мизансцены, только сверкнувшие перед его взором. Иногда он думал о той, кто исполняла главную женскую роль.
И откуда бы в городе, посреди бешенного ритма завода по производству амбиций, гордыни, алчности и тщетных надежд, посреди зачумленного миазмами рассудочности и рационализма тесного асфальто-бетонного пространства, было взяться ей, Лесной Колдунье? Какая-то связь прослеживалась с появление в городе лесных великанов - лосей, - случившееся, по рассказам очевидцев, прошлой лютой зимой. Захвативший у тайги приличный кусок пространства, мегаполис продолжал свою ползучую оккупацию, заражая прилегающие к нему леса настороженной безжизненностью. Лесные жители стремились удалиться в глубь родных и кишащих настоящей жизнью чащоб и выгнать их в город могла только какая-то острая необходимость. Такая, например, какая, видимо, заставила саму Лесную Колдунью явится в царство искусственного света, искусственных жилищ, искусственных слов и отношений.
Сессия, при всей её тягомотности, завершилась глухим крещендо последнего экзамена. Мягкое и ровное тепло заполняло всё пространство дня, свободное от зубрежки. Впрочем, прозрачное дневное тепло неспешно разбавлялось туманной алкогольной струей. Укрывшись под сетчатым покрывалом лесного полумрака, на берегу тихого лесного пруда, компания студентов пыталась дать отдых уставшим мозгам.
Бархат с удивительной для себя лёгкостью набрал необходимую для полного расслабления дозу и отполз в тень куста жасмина, лениво наблюдая за тем, как движения и речи соратников по учёбе утрачивают осмысленность и приобретают забавную незавершенность. "Выпьешь?". "Пропущу, пожалуй". "Дело хозяйское. Дёрнем что ли, мужики. Бог с нами и хрен с ними!". И нестройное крещендо содвинутых эмалированных кружек.
Веселье набирало обороты ("А как Петька объяснял Василь Иванычу что такое логика и философия, знаете?"). Солнечный поток неспешно лился на обнаженные плечи. Легкие шалости ветерка ерошили уже высокую, готовую к сенокосу траву, и раскачивали яркие капли цветов, разбрызгивая в пространство разноцветные капли бабочек и прозрачных стрекоз. Среди полуголых студентов чопорно царила, одетая в черное, Ариана, ненароком увязавшаяся за жаждущей алкоголя компанией. Кажется, ее пригласил приятель Бархата.
С утра, не в силах томиться ожиданьем встречи с друзьями, он успел заглянуть к своей любимой бабушке и тайком отхлебнуть браги из огромной бутыли, хранящейся в чулане. Пить ее приходилось мало того, что с оглядкой, но еще и через особую латунную трубку, в использовании которой приятель достиг высокого совершенства. Высоту питейного искусства приятеля Бархат оценил, побывав однажды вместе с ним в гостях у его бабушки. Вкусить легендарной бражки в полной мере ему помешала его природная неловкость, всегда служившая определенным препятствием для использования шпаргалок, в тот раз усугубленная еще и смятением перед удивительными способностями бабушкиного внука.
Бархату было скучно думать о том, что в приглашении Арианы на пикник решающую роль сыграла полупьяная похотливость приятеля. Гораздо интересней казалось находить триста сходств и различий с реальной картиной перед глазами (полуголые разнузданные юноши и сдержанная, почти не пьющая, Ариана в полном облачении) и изящной композицией "Завтрака на траве". Кроме того, он нашел весьма здравой мысль о том, что колорит зримой реальность приближается к великолепию красок Ренуара, и совершенно и впал в дрему.
Сон в летний полдень.
Снилось ему изящное великолепие невероятного. К нему тянулась пара тонких бледных рук. Ее рук - Лесной Колдуньи. Его лицо приятно щекотали мягкие длинные волосы - ее волосы. И ее лицо закрывало от него небо и звезды, весь посторонний мир, лишенный какого-либо смысла. Он не мог видеть, но странным образом все-таки видел другую пару рук, крепких смуглых мужских рук, тянувшихся к талии Лесной Колдуньи. Руки, сочетавшие в себе аристократическое изящество и победоносную решимость. могли принадлежать только ему - Орфею. Теперь их было трое. Теперь исчезли невидимые визуальные нити, соединявшие их. Теперь их связь стала осязаемой, телесной. Движения чресл Орфея мягко передавались бедрам Лесной Колдуньи и тончайшими судорогами переливались в мышцы Бархата. Втроем они создавали, властвовали и подчинялись одному и тому же ритму, завораживающему совершенством первозданности. Тело Лесной Колдуньи источало дурманящие запахи дикого леса, и они тонули в них, растворялись в них, распадались на прозрачные лепестки и радужные брызги, кружили друг над другом и сливались в единое, невыносимо ослепительное облако, которое, даже являясь его частью, Бархат все-таки мог обнять, прижать к груди и задохнуться, от невыразимой, проистекающей из самых тайных глубин естества, нежности.