Безопасные связи

Пару раз я уже писал эротические рассказы про своих любовниц, они довольно широко разошлись по Сети. В последнее время у меня было довольно много приключений, так что мне хочется поделиться впечатлениями об одном из них.
Уже около года я ощутил особый вкус от совращения замужних дамочек. Бывает, иду по улице с желанием с кем-нибудь познакомиться, и, не увидев заветного кольца на пальце, быстро теряю интерес к объекту. Вообще, это даже практично - замужняя любовница гораздо удобнее и практичнее, чем свободная женщина. Хотя бы тем, что стремится сохранить свою семью. Об одной из таких своих любовниц я и хочу рассказать.
Случилось это в августе прошлого года, проходя мимо "Киномакса", я увидел ожидающую сигнала светофора девушку. Она была миловидной, стройной, с приятной попочкой обтянутой черными брючками и в белой блузке, под которой угадывалась небольшая, но очено аккуратня грудь. Прическа аккуратная, выражение лица серьезное... Офисная скромница, в общем. Но главным было сверкание колечка на пальце. "Йес!" - подумал я и ринулся в атаку. Знакомство завязалось неожиданно легко, выяснилось, что зовут ее Оксана, замужем, муж работает в "Формуле 1" (есть у нас такая автомобилеобслуживающая фирмочка), работает я уж не помню кем, что-то с бухгалтерией связано, да это и не важно, кем она работает. Главное, что она мне оставила свой номер телефона и смотрела ну очень благосклонно...
Конечно, мы договорились встретиться, тем более, что у нее через день начинался отпуск. Лето было теплым, погода стояла прекрасная, мы гуляли по парку, целовались, правда, не очень откровенно, и зайти ко мне она сначала отказывалась, говоря, что не "так сразу же!", но тут очень удачно налетел шквальный ливень. Мы моментально вымокли до нитки, и, конечно же, зашли ко мне. Оксана, мокрая с головы до пяток, выглядела божественно, мокрое платьице бесподобно облегало ее тело, сразу стало видно, что на ней под платьем одни прелестные кружевные белые трусики. Я набросился на ее как лев и стал осыпать поцелуями, она сначала отнекивалась, говорила, что не хочет так быстро, но я сбросил своипромокшие одежды, опрокинул ее в кресло и стал задирать на ней платье. Внезапно, она перестала сопротивляться, и, слегка оттолкнув меня, сказала, глядя мне в глаза: - Я хочу тебя! - Предохраняться будем? - спросил я. - Конечно, у тебя есть чем? - Говно вопрос, конечно было!!!! :)
Мне только этого и надо было, но я предложил сначала принять теплый душ, она согласилась, но настояла, чтобы зайти в ванную одной и первой. Я быстро раскинул диван, достал подушки и, раздевшись полностью, решил, что ждать больше нет сил и зашел к ней под душ. Ее намыленное скользкое и блестящее стройное тело было непередаваемо прекрасным. Оксана сначала отпрянула, но я быстро опустил одну руку вниз и начал ласкать ее влажную щелку, не проникая пальцами вглубь. Она обмякла, прижалась к моему плечу и начала хрипло дышать, в ее дыхании угадывались стоны... Она ухватила меня за мой вставший член и начала легонько надрачивать его своей рукой. Так продолжалось пару минут, потом я предложил переменить положение на горизонтальное, мы наскоро вытерлись полотенцем и пошли.
Перейдя в комнату, она не дала мне лечь, оставила стоять и, присев передо мной на колени, начала сосать. Делала она это очень смешно - вытянув вперед губки, охватывая ими только головку члена, двигаясь губами по головке взад-вперед, ее правая рука с обручальным кольцом при этом скользила по стволу в такт движениям головы. Зрелище, возбуждающее до безумия - она очень грациозно сидела и иногда посматривала на меня своими большими красивыми карими глазками. В один момент, она оторвалась от своего занятия и, с легкой усмешкой сказала: - Первый раз не у мужа в рот беру. Тебе нравится? - Конечно!!!
Выпустила член изо рта и, сладко жмурясь, стала водить облизывать головку кончиком языка. Я глядел на ее прелестное личико и не мог наглядеться. Мысль о том, что ее муж сейчас успешно окучивает клиентов, пока его женушка усердно насасывает мой член не покидала меня ни на секунду, все больше и больше возбуждая.
Она продолжала сосать, но мне уже не терпелось ей "засадить". Я положил ее на раскинутый диван и, разорвав упаковку презерватива, быстро одел его на свой вздыбленный член и, начав осыпать поцелуями плечи и грудь, стал потихоньку спускаться "вниз", но тут она схватила меня за голову и хрипло сказала: - Не надо, я уже мокрая, входи быстрее! Желание дамы - закон, и я медленно и плавно вошел в нее. Любой мужчина поймет меня - ощущение новой женской "дырочки" совершенно непередаваемо, особенно когда ее хозяйка лежит под тобой, зажмурив глаза и произносит что-то вроде "Так, так, давай, трахай, хорошо, да, еще, быстрее, ну, сильнее, трахай, да, да, да, я сейчас, сейчас, да, вот он, да-а, кончаю...!!!". Когда она кончала, она взвизгнула и на секунду обмякла подо мной. - Боже, как хорошо... - прошептала она и впилась в мои губы поцелуем. Она скрестила ноги у меня за спиной в замок и не давала выйти, лишь медленно втягивая и слегка отпуская меня из себя.
После пары минут отдыха, в течение которых я так и не выходил из нее, мы совершили небольшой акробатический этюд, отчего она оказалась сверху на мне в позе наездницы. Ее лицо приняло озорное выражение, она начала двигаться на мне. Схватив мои руки за кисти, она завела их мне за голову и начала буквально насаживаться на мой член. Ее очаровательная грудь с небольшими аккуратными сосочками была прямо у меня перед глазами... ... и тут зазвонил ее мобильник. Она, не слезая с моего члена, взяла трубку и ответила. Разумеется, это был ее благоверный. Я думал, что сплю - чужая жена, ерзающая на моем члене и со смешливыми глазами рассказывающая мужу о том, как сильно она промокла под дождем и теперь сохнет в кафе... Это все меня так возбудило, что едва она отключила мобильник, я сбросил ее с себя, поставил раком и начал ебать быстрыми размашистыми движениями, она тут же начала постанывать и подмахивать моим движениям. Не прошло и пары минут, как я разрядился в нее, оргазм был непередаваемо сильный.
- Ну ты и стерва! - я прошептал ей на ушко через несколько минут. Она озорно хихикнула и перевернулась на спину. - Знаешь, у меня муж совершенный тюфяк. Уже забыла, когда последний раз с ним кончала. - Очень он в тему позвонил... - Ага! - ответила она и мы дружно рассмеялись. - Знаешь, я даже возбудился пока ты по телефону болтала... - Да я заметила. Трахнешь меня еще раз? - у нее так буднично получилось спросить это, вид ее милого личика был при этом совершенно невинным.
Конечно, я ее трахнул. И не раз.

Безумная ночь

Замуж я выскочила в двадцать лет совершенно неожиданно для себя. как говорится, "в отместку". Меня покинул возлюбленный, роман с которым длился два года. Он бросил меня, когда узнал, что я беременна, и очень скоро женился на другой. Я была буквально убита, очень переживала, даже хотела покончить с собой, но тут как раз подвернулся молодой офицер, на 10 лет старше меня. Он уговорил меня не делать аборт, и я с ходу вышла за него замуж. Мне было бы грех жаловаться: муж - человек серьезный, умный, не гуляка и не пьяница, всегда был моему сыну настоящим отцом. Сейчас он уже контр-адмирал. Ко мне относится тепло, внимательно, скандалов у нас не бывает, но нет и той страстной влюбленности, того светлого и радостного общения, которое было у меня до замужества с моим беспутным Володькой.
Я все время хотела иметь второго ребенка, никак не предохраняюсь, но почему-то у нас не получается. Я даже не знаю, кто виновен в этом. Может быть, мы оба, потому что наши интимные встречи из-за его постоянных служебных отлучек проходят редко и без особого накала и упоения: мы словно добросовестно выполняем какую-то не очень интересную обязанность. Все время у меня уходило на занятия хозяйством и воспитание сына, в чем мне всегда помогала мама, которая живет вместе с нами.
Когда сын вырос, он уехал в морское училище, решив идти по стопам отчима. Дом опустел. В начале зимы, изнывая от тоски, я решила навестить сестру, живущую в Москве, немножко развеяться. Прожила там неделю и уже начала скучать по дому, не находя ничего хорошего и интересного.
Но вот однажды, прогуливаясь в центре, я зашла в ювелирный магазин и стала рассматривать витрины. Я заметила, что за мной неотступно следует мужчина, украдкой ощупывая меня изучающим взором. В его глазах я, наверное, выглядела весьма импозантно: вся в мехах - шапка, шуба, сапожки. Незнакомец тоже довольно видный, представительный - прилично одет и недурен собой. Стоя у витрины рядом со мной, он обратился ко мне с каким-то вопросом. Завязался разговор. Из магазина вышли вместе. Он представился Вадимом, работником издательства, предложил подвезти меня на своей машине или приятно провести вечер вместе - например, зайти в гости к его хорошему другу, вполне приличному человеку. К себе он не может пригласить, так как живёт не один.
Сестра предостерегала меня от случайных знакомств: Москва забита мафиози и проходимцами всех мастей.
Я в своей роскошной "упаковке" для них особенно желанная добыча. Вадим настойчиво уговаривал меня, осыпая комплиментами и уверяя меня в полнейшей безопасности. Я колебалась: и развлечься хотелось и страшновато. В конце концов, решилась: была, не была!
У станции Аэрофлот мы свернули в переулок и установились у многоэтажного дома. Хозяин трёхкомнатной квартиры, Олег Иванович, симпатичный дядя лет сорока, казалось, только и ждал нашего прихода, был любезен и гостеприимен. Сначала я держалась настороженно, но мужчины с такой предупредительностью и обожанием вились вокруг, не допуская ни малейшей развязанности, что я растаяла и с головой окунулась в легкую и приятную атмосферу непринужденности и свободы. Конечно же, была музыка, было спиртное, и я без опасения выпила коньяку больше, чем когда-либо в жизни.
Когда Вадим предложил пройти с ним в другую комнату "побеседовать", я восприняла это как должное, без ломания. Никогда в жизни я не слышала столько ласковых и восторженных слов в свой адрес, чем в этот раз, когда Вадим стал пылко осыпать меня поцелуями. Под его ловкими руками одежды одна за другой слетали с меня.
Дальше была сказка, волшебное очарование. Кажется, у меня не осталось ни одного кусочка тела, которого Вадим не покрыл бы своими поцелуями. Когда же он трепетно и нежно прильнул к самому сокровенному и чувствительному месту, лаская меня языком, погружая его в меня - чего я раньше не испытывала - я совсем потеряла голову. Я купалась в наслаждении, плыла в море блаженства, пока пронзительный и безмерно сладостный приступ, сильный, как, удар молнии, не потряс все моё тело. Я не могла сдержать громкого крика, вырвавшегося, кажется, из самой глубины моего естества.
Но это было только начало. Овладев мной, Вадим часто менял позы: то сверху, то высоко подняв мне ноги, то сбоку водрузив меня на себя. И какой волшебной музыкой звучали для меня его восторженные похвалы и страстные восклицания. Я изнемогла от этого блистательного фейерверка ласк и, в конце концов, одновременно с ним испытала еще один такой мощный и ослепительный оргазм, что некоторое время лежала, раскинувшись в блаженном бессилии. Вадим благодарно ласкал меня, гладя и целуя мои груди, живот, бедра...
Когда к нам присоединился хозяин квартиры, меня это почему-то ничуть не смутило. Оба они слились в одного многорукого, неутомимого и вездесущего любовника, который погружал меня в безбрежный океан наслаждения. Это ощущение еще больше усилилось, когда к ним присоединился пришедший, видимо, по их вызову Сергей, лет 25. Мы прервались, посидели за столом, еще выпили и вновь расположились на ложе любви уже вчетвером. Раньше я и в горячечном бреду не могла себе представить, что может испытать женщина, которую одновременно ласкают трое сильных и опытных мужчин. Снова все началось с ласк, поцелуев и поглаживаний. Сергей оседлал меня, встав на колени так, что его туго налившийся мощный инструмент находился прямо у моего лица. Сергей не спешил, он водил своим орудием по моим губам, у ноздрей, за ушами, по шее, груди, соскам. Невозможно передать то ощущение, которое я испытала при этом!
Мужчины постоянно менялись местами, располагаясь все в новых и новых комбинациях, заставляя меня вновь и вновь содрогаться в конвульсиях мощных оргазмов. За всю ночь мы прервали эту феерическую игру всего несколько раз, чтобы пяток минут передохнуть, сбегать в ванну, пропустить еще по стопочке коньяку и вновь окунуться в омут огненной страсти. Особой неутомимостью отличался Сергей, он доводил меня до белого каления. Я неистовствовала, металась под ним; как в бреду, и кричала, судорожно сжимая его в своих объятиях.
Заснули мы только в восемь утра. А днем Вадим отвез меня к сестре. Мужчины дали мне свои телефоны, взяв обещание, что я буду наезжать регулярно. Долго я находилась под впечатлением этой безумной ночи.
Наверное, я всё же порочная женщина, потому что если быть искренней до конца, то должна признать: эта ночь была самым радостным, светлым и счастливым событием в моей жизни. Она не прошла для меня бесследно: через месяц я убедилась, что забеременела. Случилось то чудо, которого я ждала давно. Интересно, кто же из них троих автор? Скорее всего, все-таки Сергей. Уж очень жарок был тот пыл, с которым я ему отдавалась.
Вместе с радостью я испытала и горечь: увы, новые встречи с моей "тройкой", о которых я мечтала с таким трепетом, пока придется отложить.

В пятницу

В пятницу я пришел с работы уставшим, и хотелось побыть дома, а с утра поехать на дачу и провести там выходные. Но моя жена и её подруга хотели повеселиться, и пойте в ночной клуб, а после оттуда сразу поехать на дачу. Они стали меня уговаривать, но я не хотел идти. Я сказал своей жене, что если она очень хочет пойти, я ни буду возражать, пусть повеселятся без меня. Я отпустил их, и мы договорились встретиться на даче.

После того как они уехали, я стал потихоньку собирать вещи, которые нужно взять на дачу. После того как я все упаковал, я лёг спать. Но долгое время не мог заснуть, и чтобы всю ночь не вертеться и не пытаться заснуть, я решил поехать на дачу. Приехав на дачу в два часа ночи, я сразу пошёл спать.

Где-то часа через полтора, меня разбудила подъехавшая к дому машина. Моя жена приехала подумал я, и снова задремал. Проснулся я от того, что на веранде играла музыка, и были слышны мужские разговоры. Меня это насторожило, но так как они не знали, что я здесь, я решил тихонько посмотреть.

Неужели моя жена мне хочет изменить, или это её подруга привела для себя мужиков, думал я.

Дойдя до кухни, я притаился там так, чтобы меня не было видно, а вид всей веранды был у меня как на ладони. Передо мной предстала картина. Моя жена уже в нетрезвом состоянии, танцевала с каким-то мужиком. Она обвила свои руки вокруг его шеи, прижавшись к нему. Он одной рукой гладил её по спине, а другой держал её за попу. Её подруга, сидела тоже с каким-то мужиком, и о чем-то беседовали, попивая при этом мартини. Он гладил её по ноге, от колена до бёдер, залезая под платья. Она была в черном, обтягивающем, коротком вечернем платьем, с небольшим вырезом на спине. Моя жена была одета в серебристое короткое вечернее платье, с лямками на плечах.

После того как закончилась медленная музыка, моя жена и её партнер сели на диван. Подруга мой жены предложила какой-то тост, и все дружно выпили. После этого они стали о чем-то шутить и смеяться. Как вдруг один из мужиков предложил выпить, за дам на бродершавт. Всё согласились, и налили в бокалы мартини. После того как они выпили, мужик, танцевавший с моей женой, полез к ней целоваться. Я думал, что она поцелует его в щеку или просто в губы, но она слилась с ним, в страстном поцелуи в засос. Увидев такое, я обалдел и понял, что сейчас стану свидетелем измены моей дорогой супруги. Ярость и обида клокотали во мне, но интерес переборол их и я продолжил сидеть и тихо наблюдать.

Поцеловавшись с ней, он стал целовать её в шею, медленно спускаясь до плеч. Моя жена запрокинула голову на зад, закрыла глаза, и стала наслаждаться. Тем временем мужик гладил её по груди, и целовал то в шею, то в губы взасос. Пока они целовались, её подруга встала и взяла за руку своего партнера, и они пошли в соседнею комнату. Тем временем моя жена, повернулась спиной к мужику, с которым целовалась, а он, запустив ей руки под лямки, вовсю мял её сиськи. Он целовал её плечи, и лапал её сиськи, моя жена, закрыв глаза, тихонько постанывала. Тем временем она поверх брюк гладила его член. Наигравшись с её сиськами он стал гладить её по бедрам, одной рукой, а второй залез ей под платье. От этого моя жена выгнулась, и начала тяжело дышать. Я понял что он, ласкает её щель и клитор. От этого удовольствия она залезла ему в ширинку, и стала надрачивать его член. Через не которое время он начал её раздевать, он снял с неё платье и лифчик, оставив её только в тонких, черных, прозрачных трусиках, которые были уже влажными, от её соков. Она повернулась к нем лицом и сняла с него рубашку. Мужик стал целовать её грудь, и подергивать её за соски. Соски моей жены набухли, её сиськи немного приподнялись от возбуждения. Он положил мою жену на диван, и стал целовать ее, спускаясь, все ниже.

После того как он дошел до её щели, он снял с неё трусики, и развел её бедра в сторону. И перед ним предстала картина, которую увидел и я. Моя жена лежала обнаженная, перед каким-то мужиком, губы её щели были приоткрыты, и из неё текли соки. Её щель вся влажная манила к себе, а волосики на лобке подчеркивали всю её красоту. Мужик, увидев все это, сразу же в пился в её щель. Он лизал её всю, теребил языком ей клитор, моя жена издавала стоны наслаждения, и запускала свои руки, то себе в волосы, то гладила его, прижимая сильней его голову к её щели. Пока мужик ублажал лоно моей жене, из соседней комнаты доносились крики наслаждения. Тем временем мужик лизал моей жене её щель, помогая себе рукой. Он ввел ей указательный палец во влагалище, и она сразу застонала еще громче. По её стонам я понял что она сейчас кончит, это понял и её партнер, и стал наращивать темп. Второй рукой он стал мять её попку, и в её соках смочил палец второй руки, и ввел ей, в её попку. От этого моя жена, через несколько секунд кончила. Он дал ей отдохнуть, а потом принялся снова ублажать её. Через не которое время, я слышал, как ещё несколько раз кончила моя жена.
Он дал ей немного насладиться, и после вогнал в неё свой вздыбленный член. Хлюпаньем её сочащегося влагалища, и сладкими стонами оргазма, бала наполнена вся веранда. От увиденного как трахают мою жену, я чуть было сам не кончил. Навалившись на мою жену, всем своим телом, он трахал её, а она извиваясь под ним, издавала крики наслаждения. А в это время в соседней комнате, наступило затишье. В то время как на веранде было совсем не тихо. Мужик, трахавший мою жену, стал наращивать темп, и моя жена от этого издавала крики ещё громче. По её крикам я понял, что она вот-вот кончит. После того как она кончила, мужик продолжал трахать её, но через несколько секунд тоже стал кончать. Вынув свой член, он кончил ей на лобок и живот. После того как вся сперма вытекла из него, на тело моей жены, он лёг рядом, чтобы немного отдохнуть. Как только мужик слез с моей жены, передо мной открылся вид. Моя жена, лежала с широко раздвинутыми ногами, а по её раскрытым половым губам, стекали небольшие ручейки спермы, это была часть спермы, которая была вокруг её волосиков. Другая же часть спермы, повисла на волосиках её лобка, и несколько капель были у неё на животе. Она лежала с довольным лицом, и с небольшой улыбкой, от удовольствия. Вся эта картина меня очень возбудила. Мне хотелось вогнать свой член, в сочащеюся щель, моей жены, и кончить на её обспермлённый лобок. Решив, что моя жена испытав неоднократный оргазм, и насладившись им, сейчас пойдет спать, я сильно ошибся.

Пока я представлял, как я трахнул бы свою жену, моя жена тем временем, испытывая оргазм, медленно ласкала член мужика, который только что её оттрахал. Не ужели она хочет ещё, подумал я, и оказался прав. Она залезла на него сверху, и стала целовать его тело, медленно опускаясь до его полу вставшего члена. Дойдя до его члена, моя жена стала его сосать. Она то брала его в рот, то облизывала его как мороженое, стоя при этом на четвереньках, раскрыв свою щель. Когда она брала в рот член мужика, она возбуждалась, и мне хорошо было видно, как из её щели текли соки, и набухали её губы. Мужик, стал постанывать от того, как моя жена сосала его член. Она стала лизать его мошонку, и при этом одной рукой надрачивала его член, а другой ублажала своё влагалище. Почувствовав сильное возбуждение, моя жена, перестала сосать мужику, и села на его вставший обсосанный член. Член мужика, полностью погрузился в мокрою щель моей жены. И она стала биться задом об бедра мужика, лежащего под ней.

Он одной рукой ласкал попку моей жены, и изредка от избытка чувств сильно сжимал её ягодицы или отвешивал звонкие несильные шлепки, второй мял ее болтающиеся груди, сжимая, их он, обсасывал соски или просто водил языком по темным налитым кровью кружкам. Моя жена скакала на нем, и при этом, сладко покрикивая, она близилась к оргазму. Через несколько минут, моя жена, и её партнер были близки к оргазму, его ласки стали более обильными, его рот постоянно теребил то один сосок то другой, обе руки оказавшись на попе, не давали покоя ягодицам, то сжимая их вместе, то разводя половинки попы как можно шире. Она же, ласкала руками, его член и мошонку.

Почувствовав, что вот-вот кончит, он схватил её чтобы вытащить свой член, но моя жена не дала ему это сделать, сказав чтобы он кончил в неё. Моя жена застонала громче, задергалась, и мужик, который её трахал, стал сильно наращивать темп, и я понял, что они кончили одновременно. Мужик под моей женой, взяв её за талию, выплескивал в неё свою сперму. От удовольствия, моя жена, завела руки себе в волосы, слегка покачиваясь из стороны в сторону, тяжело и глубоко дыша, её груди ходили ходуном вверх вниз. После того как он кончил, моя жена, встала с него, и из её раскрытой щели стала вытекать сперма, перемешанная с собственными выделениями. Стоя на коленях, на диване, она повернулась в сторону соседней комнаты, откуда вышел второй мужик. Он был в одних трусах, с опущенным членом, но увидев картину перед собой его член стал потихоньку вставать. Моя жена, стояла на коленях, повернувшись к нему, её живот блестел от растёртых капель спермы, на волосиках её лобка, свисали небольшие остатки спермы, а из её щели, прямо на диван вытекали капли спермы, перемешанные с собственными выделениями. Увидев, что второй мужик, вышив из комнаты, смотрит на неё, абсолютно голою и обспермлённую, возбуждается, в её глазах появилось ещё больше желания.
Моя жена, посмотрев на первого мужика, поняла что он пока отдыхает, сказала второму, что хочет ещё почувствовать, упругий член в своей влажной дырочке. Второй мужик, подойдя к дивану, резко снял с себя трусы, и взяв мою жену за талию, посадил на диван, перед собой. Затем, раздвинув ей ноги в сторону, вогнал в её мокрую, от спермы и её соков щель, свой вставший член. Взяв её за бедра, он принялся трахать, щель моей жены. Шевеля быстро своим тазом, и при это целуя её груди, он долбил её щель. Она вся извивалось, и громко стонала, получая огромное удовольствие. Вгоняя член, в её хлюпающее влагалище, он был близок к оргазму, и моя жена, почувствовав что он близок к оргазму, стала гладить его за член. Его член, стал разбухать в её щели, и моя жена застонала и заметалась у него в руках так, что ему с трудом удалось её удержать на диване.

Вогнав во всю глубину её щели свой член, он стал кончать прямо в неё, от этого она кончала где-то с минуту. После того как, вылив всю свою сперму, в щель моей жене, второй мужик вынул свой член из неё, и сел рядом на диван. Моя жена сидела, на диване, с широко раздвинутыми бедрами, и наслаждалось непонятно каким по счету оргазмом, а из её щели, вытекала до краёв наполненная сперма.

Я видел, что ей было хорошо, и она была счастлива.

Немного отдохнув, моя жена, легла на диван к первому мужику, а второй лег рядом с ней так, что моя жена оказалась между ними. Она лежала, наслаждаясь оргазмом, и при этом ласкала им члены, таким образом благодаря их, за доставленное ей удовольствие.

В ожидании любви

Я стою у распахнутого окна и с интересом наблюдаю за соседской девочкой-пацанкой, выгуливающей забавного пуделька. С каждым днем она становится все смелее и уже в открытую разглядывает меня, становясь на цыпочки. Телефонный звонок обрывает нашу идиллию, и я мчусь в прихожую.
- Але, Костя? Здорово! Тут интересный материальчик для тебя есть, так что бери поллитру - и приезжай!
- Какой, к чертям собачьим, "материальчик"? - Я начинаю свирепеть и, не желая расстраивать друга, заканчиваю разговор. - Извини, сегодня не получится. Позвони в пятницу утром, ладно? Бай
Шлепая босыми ногами и роняя дорогой "парламентский" пепел на ковер, я возвращаюсь на исходную позицию. Ну вот, конечно, девчонка уже ушла! Впрочем. Скоро пять часов, и должна нарисоваться Лена. И вот тогда я. А что, собственно, я с ней сделаю? Ну, выпьем вина, ну, поедим тошнотворных крабовых палочек из минтая, ну, потрахаемся
С Ленкой у меня это продолжается около года. Точнее, с того самого дня, как она появилась в нашем агентстве. Вначале все было вроде как ничего, да и, честно говоря, встречаться с чужой женой по секрету от всех, кроме, естественно, сотрудников (от этих ничего не скроешь) - по-кайфу. "Милый" Да какой же я милый? Тридцатилетние мужики, для которых смысл жизни заключается в утреннем похмелье, дневном сексе и вечерней пьянке, милыми быть в принципе не могут. Но вот для Лены я - милый, а для собственной жены - нет.
Добравшись до дивана, я начинаю ждать. Процесс этот, надо сказать, намного восхитительнее самой встречи и даже секса, поскольку можно дать волю фантазии.
"Милый, сегодня я приготовила для тебя что-то особенное"
Нет уж, только не это! "Особенным" я насладился еще во время нашего первого свидания, когда Елена Прекрасная привела меня, полуживого после банкета, к себе домой. В особенный восторг меня привел массаж простаты, после которого я неделю передвигался с мучительной гримасой на лице под сочувствующими взглядами сослуживцев. Как я с удивлением узнал впоследствии, эта процедура должна была вызвать у меня стойкую эрекцию и непреодолимое желание любить, любить и любить. Лена добилась своего, но отнюдь не благодаря мануальной терапии. - В тот вечер я был настолько пьян, что показал ей свою мужскую силу вполне достойно, поскольку никак не мог логически завершить начатое. Когда я начинал уставать и, подавая ей знак, отчаянно кашлял, она отпускала меня (вернее, "его"), и переходила к другим упражнениям, затруднявшим мое дыхание и вызывавшим аритмию. Нет, я, конечно, люблю оральный секс, но. Поверьте, наслаждаться ароматом женщины и "улетать в космос" после выпитого спиртного одновременно - нереально!
И вот, со слипающимися от сна глазами и - что удивительно! - желанием тотчас же выпить пива, я с усердием доделывал незаконченную своим "приятелем" работу, в то же время злорадствуя по поводу оставшейся где-то там жены, не желающей называть меня "милым".
- Котенок, ты кончила? - хриплю я, пытаясь выбраться из-под Ленки, чтобы "в порыве страсти" поцеловать ее в губы.
- Нет-нет, еще немножко. Не надо так сильно. А теперь сильней. Да нет, просто поцелуй! Ну ты что, в первый раз? Подожди, я сама.
- Что - сама?
- Дурак. Ой!
Ф-фу, вроде все. Я откидываюсь на подушку и готовлюсь увидеть во сне свою разъяренную "половину". - Милый, как мне было хорошо. Да, но ты ведь не кончил?!
С ужасом я ощущаю ее руку на своем животе. Рука ползет вниз, и я понимаю: главное отличие женщины от мужчины в том, что она может имитировать оргазм, а я - нет.
- Ну, хочешь, я тебя еще немножечко поласкаю. А потом ты меня!
Хочу ли я этого? Да катись ты.
- Конечно, котенок, если только ты не устала. Мне никогда не было так хорошо! И, ты знаешь, мне совсем не хочется спать. Так бы и любил тебя всю жизнь!
- Нет, правда? Слушай. А ты любишь позу "шесть - девять"? Мой муж ее просто ненавидит! Придурок, да?
Господи, как я его понимаю.
- Леночка, ты сводишь меня с ума. Только, если можно, ты - сверху, ладно?
В тот вечер я так и не кончил. Наверное, именно это оскорбило мое мужское достоинство, поэтому через три дня мы снова встретились, на этот раз - в моей квартире. Я даже не стал менять постельное белье, чтобы в полной мере ощутить прелесть измены. "Тебе нужен халатик? Сейчас достану из шкафа"
И все-таки, целый год - это много. Мысленно я называю Лену своей второй женой, и это, увы, не радует. Я снова нахожусь в ожидании любви, которая почему-то ускользает от меня. Может, мой жизненный опыт поможет завоевать сердце какой-нибудь совсем юной девочки, еще способной на высокие чувства?
Пепел от "Парламента" падает вниз, на козырек моей девятиэтажки, и я вновь смотрю на соседскую девчонку. Совсем не стесняясь, она, встав на скамейку, с интересом разглядывает меня и даже, по-моему, улыбается. Возможно, через некоторое время она забудет то, чему ее учили дома и в техникуме и позвонится в мою квартиру под предлогом попросить стремянку или соль. Во всяком случае, не каждая юная особа будет так вот открыто и с удовольствием разглядывать обнаженного мужчину в окне четвертого этажа.

Встреча выпускников

Получив приглашение на встречу выпускников ее школы, Марина задумалась. Ее смущали несколько моментов. Во-первых - на дорогу до родного города и обратно на поезде уйдет два дня и придется отпрашиваться на работе, что явно нежелательно. Затем, хотя Марина в свои 38 все еще выглядела неплохо и частенько ловила восхищенные взгляды даже молодых мужчин, но она добавила за эти годы 10-15 кг и была уверена в том, что на встрече будут женщины, которые выглядят лучше ее. Наконец - она познакомилась со своим мужем спустя год после окончания школы, и кое о чем из ее прошлого муж не знал. Даже через 20 лет Марина с нежностью вспоминала пару своих школьных возлюбленных и боялась, что этот ее секрет может всплыть на встрече.
Когда муж Марины увидел приглашение, он настоял на совместной поездке на встречу выпускников, решил проблему с дорогой, купив билеты на самолет, и даже забронировал номер в гостинице, в ресторане которой должна была состояться встреча. В последнюю минуту планы изменились, выяснилось, что он не может ехать, однако муж решил отправить Марину одну и смог выкроить время, чтобы проводить ее в аэропорт. Перелет прошел более-менее благополучно и, наконец, Марина оказалась в гостинице.

Зарегистрировавшись, Марина направилась в свой номер, но она не успела вызвать лифт, как какой-то мужчина окрикнул ее. Она обернулась и сразу же узнала его. Саша немного изменился за 20 лет. Его волосы стали реже и слегка поседели. Это и начавшийся образовываться животик только придали ему солидности. Саша был ее первым любовником в школе и лучшим из всех мужчин, включая мужа, которые у нее были. Воспоминания нахлынули на нее. Их первый раз на природе во время школьного похода, ее первый оргазм, быстрые встречи в укромных уголках школы, когда она вставала на четвереньки, чтобы Саша мог задрать ее школьное платье и взять ее сзади. Они трахались как кролики, пока Саша не переехал вместе с родителями в другой город. Марина не запомнила ничего из разговора с Сашей за исключением того, что Саша живет в родном городе, разведен и сейчас один. Она так ослабла от нахлынувших чувств, что даже обрадовалась, когда кто-то окликнул Сашу и он отошел.
Марина поднялась в номер, привела себя в порядок, переоделась и, хотя до начала встречи выпускников оставалось всего полчаса, успела позвонить мужу.
Направляясь в ресторан, в коридоре своего этажа, она встретила Эдика. Тот самый недотепа Эдик. Все еще низкорослый и тощий, в огромных очках. Компьютерный гений и живет в Москве. Жена Эдика вцепилась в него мертвой хваткой и постаралась сократить разговор до минимума. Пока они говорили, Марина вспоминала его и сгорала от желания бросить взгляд на его ширинку. Эдик был очень застенчивый юноша и заикался, когда разговаривал с девушками. Его одноклассницы решили, что ему просто необходимо потерять девственность и жребий выпал Марине. То, что началось с жалости, закончилось выигрышем. Эдик кончил сразу, как только она расстегнула его брюки, но быстро восстановил силы, когда Марина начала ласкать его член. Член был слишком большой, чтобы ласкать его одной рукой, и он, когда Эдик с большим трудом затолкал его в ее пещеру, подарил Марине незабываемое ощущение полного заполнения. Эдик трахал ее грубо и долго до полнейшего оргазма. Марина подумала о том, что Эдик, наверное, улучшил свою технику за 20 лет тренировки, и пожалела, что ей не удастся это узнать.

В ресторане Марина смешалась с толпой одноклассников, которых собралось всего около 50 человек из трех классов. Случайно Марина натолкнулась еще на одного старого дружка. Она и Виктор встречались в первом полугодии выпускного класса. Он выглядел очень неплохо, несмотря на прошедшие 20 лет. Служил на Севере, был на встрече без жены и остановился в этой же гостинице.
Марина возбужденная, царившей вокруг атмосферой встречи, говорила главным образом со старыми подругами, избегая мыслей о муже и сексе. Вечер шел хорошо, и она уже почти успокоилась, когда Эдик попросил ее о помощи. Его жена, которая была почти в полтора раза крупнее его, изрядно накачалась и Марина помогла отвести ее в номер. Когда Эдик и Марина возвращались в ресторан, он рассказал, что его жена, обычно не пьет так много, но вспылила из-за встречи с Мариной, почувствовав, что Марина оказала какое-то влияние на его жизнь.

В ресторане Марина успела немного потанцевать с Эдиком, затем пересела за его стол. Вскоре ее пригласил на танец Саша, после танца Саша тоже пересел к ним. Виктор присоединился к ним в самом конце встречи. Когда встреча закончилась, четверо старых друзей решили зайти в бар. В баре было слишком шумно и друзья, пропустив по паре рюмок, решили переместиться в номер Виктора, чтобы спокойно поговорить.
Марина чувствовала себя в безопасности, так как думала, что никто из мужчин не решится ее обидеть ее в присутствии других. Как только они расселись вокруг журнального столика, Эдик предложил тост за Марину - его "крестную мать". Остальные решили, что Марина помогла недотепе Эдику найти жену. Эдик сначала сказал, что она помогла ему, когда он был одинок. После долгих и льстивых уговоров Эдик признался, что Марина лишила его девственности, помогла ему справиться с застенчивостью и рекомендовала его другим девчонкам.
Саша предложил, а все согласились, что Марина должна быть "вознаграждена" за свой подвиг. Марина почувствовала, что одноклассники собираются трахнуть ее, встала из-за стола и сказала, что собирается уходить. На ее возражения, ей сказали, что с ней обойдутся бережно и это будет самое большое приключение в ее жизни. Когда она сказала, что она замужняя женщина и не может изменить мужу, ей сказали: "Не говори ему, пусть это будет нашей тайной". Марина продолжала протестовать, а одноклассники начали потихоньку окружать ее.
Эдик начал целовать ее шею и рукой гладить ее волосы. Виктор гладил ее груди и одновременно расстегивал ее блузу. Он слегка сжимал ее груди и пальцем массировал соски, уделяя все большее внимание соскам по мере того, как они твердели. Когда последняя пуговица была расстегнута, Виктор опустил ее блузу от плеч к ее рукам, после чего он начал сжимать ее груди и ласкать соски обеими руками.
Виктор расстегнул застежку на ее бюстгальтере и снял его. Саша, стал на колени, засунул голову и руки под юбку Марины и начал медленно снимать ее колготки и трусики. Приспустив ее трусики, Саша сразу ощутил волну сладкого аромата. Он непроизвольно уткнулся носом в лобок Марины, одновременно продолжая одной рукой стаскивать трусики вниз по бердам Марины, а другой рукой начал гладить ее задницу.
Марина расширила ноги, мешая снимать с них колготки и трусики. Саша встал, обхватил Марину за талию, ногой содрал колготки и трусики с ее ног, а рукой незаметно расстегнул молнию на ее юбке, отпустил Марину и молча смотрел, как юбка падает к ее лодыжкам. Теперь Марина стояла полностью обнаженная, Эдик целовал ее губы и лицо и гладил ее шею, Виктор целовал и ласкал ее груди, всасывая сосочек и часть груди Марины свои ртом, одновременно поглаживая рукой ее другую грудь и живот.

Саша снова присел, просунул свою руку между ног Марины. Он провел пальцами по губам ее пещеры, почувствовал влагу, понял, что Марина уже потекла, и кивнул своим друзьям. Саша начал вставать, в то время как остальные положили Марину на спину на кровать. Он раздвинул ее ноги и начал языком подбираться к ее клитору, одновременно его пальцы нащупали вход в ее пещеру. Он засунул палец внутрь и начал его двигать, почти сразу его язык нащупал клитор. Она судорожно вздрогнула, как только его язык прикоснулся к ее клитору. Марина простонала: "Нет, нет. Саша, пожалуйста, нет". Саша прекратил дразнить Марину и начал методично вылизывать клитор и губы ее пещеры, одновременно крепко удерживая ее задницу на месте.

Ее первый оргазм начался, когда Саша сосал и покусывал ее клитор. Как только Марину перестало трясти, она сказала: "Мне нужен Эдик".
Эдик разделся, подошел к Саше и слегка толкнул его. Член Эдика полностью встал. Когда Саша увидел этот член, то, пораженный его размерами, невольно вскрикнул: "Ребята, посмотрите на это". Все оставили свои занятия и просто смотрели на Эдика, пока Марина не закричала "Не останавливайтесь. Пожалуйста:". Виктор вновь занялся грудями Марины, Саша просто стоял и смотрел. Марина начала стонать, как только член Эдика раздвинул губы ее пещеры и начал входить внутрь.
Эдик вводил его осторожно, погружая внутрь с каждым ходом все глубже и глубже. Когда член полностью погрузился, Эдик начал трахать ее грубыми размашистыми движениями, вынимая каждый раз член почти до головки и снова вводя его внутрь полностью. Марина стонала, каждый раз, когда он вводил свой член, ее тело при этом выгибалось навстречу члену. Она быстро достигла роковой черты. Когда у нее начался оргазм, она обхватила спину Эдика ногами и притянула его к себе. Затем она перестала двигаться и лежала, пытаясь восстановить дыхание. Эдик перестал двигаться и подождал пока она успокоится, затем снова продолжить трахать ее. Он увеличивал скорость и укорачивал движения своего члена по мере приближения к оргазму. Марина подмахивала ему, двигаясь навстречу каждому его погружению. Наконец Эдик застонал, его яйца напряглись, он засунул член на самую глубину и начал толчками изливать свою сперму.
Саша разделся пока наблюдал, как Эдик трахает Марину. Его член стоял вертикально и пульсировал от желания. Как только Эдик кончил, Саша столкнул его с Марины. Эдик, обливаясь своим семенем, все еще исторгающимся из его члена, упал на спину и увидел, что Саша начал переворачивать Марину.

Саша поставил Марину на четвереньки задницей к себе. Как только Саша закончил подготовку к новому траху, он, ожидая пока сперма закончит вытекать из зияющего влагалища Марины, погладил ее задницу и сказал: "Я хотел этого с того момента, когда увидел тебя, склонившейся над столом регистратора в холле гостиницы".
Он потянул Марину к себе и вскрикнул, когда начал натягивать Марину на свой член. Затем, он начал медленно двигать свой член вперед и назад, смакуя теплоту и влажность пещеры Марины. Марина не смогла долго терпеть это. "Еще, быстрее:" - она стонала, двигаясь навстречу члену Саши.
Марина почувствовала, что в ее губы уперлось, что-то влажное, открыла глаза, и увидела полностью вставший член Виктора. Чтобы уклониться, она повернула голову в сторону, но Виктор нажал своими пальцами на обе ее щеки, ее рот непроизвольно открылся и член Виктора заполнил его. Виктор начал двигать свой член, подстраиваясь под движения Саши, но долго не продержался, быстро кончил и лег рядом с Мариной. Его сперма заполнила рот Марины, она не смогла проглотить все и часть спермы, стекая на простыни, размазалась по лицу Марины.
Как только Саша набрал скорость, Эдик лег на кровать с другой стороны, протянул свою руку к клитору Марины и начал ласкать его. Это ввергло Марину в очередной оргазм, одновременно Саша с криком судорожно полностью ввел свой член и тоже начал кончать.

Саша слез с Марины и молча наблюдал, как Эдик укладывал задыхающуюся и дрожащую женщину на спину. Виктор гладил ее груди, живот и ноги в ожидании, когда она очнется от оргазма. Успокоившись, она посмотрела на друзей и молча стала залезать на Виктора. Эдик стал помогать ей, он приподнял ее, а затем опустил, насадив ее на торчком стоящий член лежащего на спине Виктора. Излишки спермы друзей, заполнившей пещеру Марины, растеклись по животу Виктора.

Саша начал гладить плечи Марины. Марина чувствовала тепло его члена, прижавшегося к ее спине. Саша продолжал гладить плечи Марины, он нежно нажимал на ее плечи, пока она не легла на грудь Виктора. Виктор положил свои руки на обе ее щеки и затем нежно поцеловал ее в губы, ощутив при этом вкус своей спермы, размазанной по ее лицу. "Прости" - прошептал он.
Саша продолжал гладить спину Марины, постепенно переходя от плеч к ягодицам. Виктор лежал почти без движения и отвлекал внимание Марины, лаская руками ее груди. Марина расслабилась. Саша присел сзади ее, сжав при этом ее бедра своими ляжками. Головка его члена случайно скользнула между ее, влажными от спермы, ягодицами. Ей было приятно ощущать тепло его члена своей нежной кожей.
Саша отодвинулся и продолжал гладить спину Марины, его руки спускались все ниже и ниже, массажируя ягодицы и спускаясь по расщелине между ними до входа в ее пещеру, занятую членом Виктора. Марина решила, что прикосновение члена Саши к ее ягодицам было случайным, но мысли ее все время возвращались к этому прикосновению. Сашины пальцы скользили между ее ягодиц, и она не заметила, как один палец начал делать круговые движения по ее анусу.
Виктор тоже положил свои руки на ягодицы Марины, поцеловал ее в губы и спросил: "Ты хочешь этого?". Марина задумалась. Она и муж несколько раз пробовали анальный секс, но сейчас это был не муж, и сейчас был не один человек. С другой стороны палец Саши так приятно ласкал ее анус и алкоголь обострил все ее чувства. Виктор начал двигать свой член внутри ее пещеры и решение пришло. Облизав свои губы, она закрыла глаза и медленно кивнула. В этот момент палец Саши проскользнул в ее анус и она смогла почувствовать тонкую мембрану, отделяющую палец Саши от члена Виктора.
Саша начал двигать свой палец внутрь ее задницы и обратно. Марина вздрогнула от ранее никогда не испытанного двойного удовольствия. Сначала слегка, а затем все сильнее и сильнее она начала двигать свою задницу навстречу Сашиному пальцу, при этом, двигаясь в одну сторону, она насаживала себя на Сашин палец, а в другую - на Витин член. Наслаждаясь своим открытием, Марина не заметила как второй палец присоединился к первому. "Ой, мама" - простонала она. "Еще" - спросил Виктор, и она кивнула в ответ.
Третий палец скользнул в ее задницу, это было слишком много для нее, но она вытерпела. Саша убрал пальцы из ее ануса и вместо них прижал к ее уже раскрытому отверстию свой член. Чтобы помочь Саше, Виктор в это время раздвинул руками ягодицы Марины.
Когда Саша полностью вставил свой член, Марина вновь ощутила полное заполнение. Два члена были внутри ее, и Марина знала, что мужчины чувствуют движение друг друга, хотя, впрочем, Виктор почти не двигался.
Эдик, до сих пор просто наслаждавшийся зрелищем, решил сам принять участие. Он залез на кровать и поднес свой огромный член к лицу Марины. Марина, увидев его, безвольно открыла рот. Член вошел в ее рот с большим трудом и мешал ей дышать. Но Марина была полностью поглощена своими новыми ощущениями.
Саша начал трахать ее более размашистыми движениями. Ощущения были столь велики, что она полностью опустилась на член Виктора и начала стонать, при этом с каждым стоном член Эдика погружался в ее рот все глубже и глубже. Напряжение было таким сильным, что не могло продолжаться долго.
К счастью, тугой анус Марины так быстро вел Сашу к оргазму, что через пару минут он начал громко стонать. Марина почувствовала, что его член напрягся, и сперма хлынула в ее задний проход. Ощущения от этого были так необычны, что Марина поняла, что она уже не может сдерживать себя. Она резко откинула свою голову назад, вытолкнула из своего рта член Эдика, громко закричала и начала биться в конвульсиях. Ее пальцы вцепились в грудь Виктора и он начал кончать в нее.
Все, за исключением Эдика, упали на кровать без сил. Эдик остался не удовлетворенным. Но когда Эдик посмотрел на мягкое безвольное тело Марины, сперму, размазанную по всему телу и все еще вытекающую из ее пещеры, то понял, что ночь закончилась. Он взял полотенце, вытер сперму с ее тела и укутал ее покрывалом. Затем Эдик умылся и молча ушел трахать свою жену. Остальные тоже помылись и налили себе по рюмке. Они смотрели на Марину, лежащую на кровати, конвульсивно вздрагивающую время от времени, с улыбкой блуждающей по ее лицу. Друзья решили оставить ее на месте до утра и тихо ушли из номера.

Марина очнулась спустя 3 часа. Когда она поняла, что находится в чужом номере, она натянула юбку и блузку, собрала свои остальные вещи и ушла в свой номер. Там она приняла душ и снова уснула. Проснулась Марина с чувством вины за содеянное. После 20 лет верности, она сделала это. Не просто изменила, переспав с одним мужчиной, она приняла сразу троих одновременно. Чувство вины перебивала гордость за то, что она смогла сделать это. К гордости примешивалось удовлетворение от полученного удовольствия. Марина чувствовала, что в ней что-то изменилось, но когда она посмотрела на себя в зеркало, она не увидела отличий. Единственным доказательством того, что вчерашнее не приснилось, была легкая боль в ее пещере и анусе.
Собираясь выписываться из гостиницы и уезжать, она все еще думала, что сказать мужу. Окончательно решив, что ей не жаль того, что она сделала, Марина решила, что муж не должен знать ничего. Пусть это будет ее тайной.

Границы дозволенного

Николай поднялся с постели и, не спеша, пошел в ординаторскую.
- Входите, входите! - услышал он певучий голос Майи Михайловны, заглянув в приоткрытую дверь, - да закройте дверь на защелку, чтобы нам не помешали: я хочу поговорить с вами, что называется, тет-а-тет... Проходите, садитесь вот сюда, надеюсь, вам будет удобно. - Она указала на дальний от двери конец старого низкого дивана, усевшись на который, Николай провалился, чуть ли не до пола.
"Без посторонней помощи с этого дивана и не поднимешься, - подумалось ему, - зачем я ей понадобился?.. Сама на нормальном стуле сидит".
Майя Михайловна сидела на "нормальном", хотя и довольно старом стуле, боком к столу, облокотившись на него правой рукой, как раз напротив дивана, на котором сейчас ерзал в мучениях Николай.
- Вас, кажется, зовут Николай Иванович? - оборвала она его размышления.
- С вашего разрешения, Игоревич.
- Да, да, простите мою ошибку, Николай Игоревич!
- Я что-то сегодня несколько рассеяна. Прошу вас, закуривайте, - она протянула ему распечатанную пачку "Салем".
- Спасибо, я только что покурил, - попытался слукавить Николай, в надежде хоть как-то сократить время визита.
- Фу, как невежливо отказывать даме, вы мне до сих пор казались таким галантным мужчиной!
- Извините! - польщенный, он уже с готовностью взял протянутую пачку.
- Мне тоже предложите, галантный мужчина!
- Да, конечно же, прошу Вас! - он протянул ей сигареты. "Ну, прямо какое-то состязание в светскости", - досадливо подумал он.
По натуре застенчивый, Николай испытывал почти физическое недомогание, общаясь с незнакомыми и малознакомыми женщинами, и тем оно было нестерпимей, чем привлекательней была женщина.
- Скажите, Николай Игоревич, я давно хотела спросить, что за бумажка висит там, над вашей кроватью?
- Это график моего выздоровления.
-... О-о, как интересно! - приподняла она и без того высокие брови. - Вы ведь уже две недели лечитесь?
- У вас - две недели...
- Вы и до этого уже лечились?
- В поликлинике.
- Ну да, конечно... И что же, соответствует выздоровление вашему графику?
- Почти.
- Очень, очень любопытно! - заинтересованно произнесла она.
Николай сильно сомневался, что ей, такой блистательной женщине может быть любопытен как сам он, так и его дурацкий график, висящий над кроватью, но она была столь обворожительна, что хотелось внимать всему и веровать во все, что плавно вытекает из ее уст...
- Вы, очевидно, торопитесь выписаться?
- Тороплюсь, конечно... - Николай никак не мог понять, к чему она клонит. Он чувствовал, что очарован этой женщиной. Ему нравились и духи, которыми она всегда пользуется, и то, с каким вкусом она одевается, и ее манера держаться, гово-рить... И чем больше достоинств он находил в ней, тем более невзрачным казался сам себе и скованнее становился.
Конечно, поострить там, в палате, при всем больном честном народе, когда она ведет обход, - это у него получалось не так уж и плохо, но здесь, с ней наедине - совершенно другое дело. Да тут еще этот антикварный диван, сравнимый разве что с "прокрустовым", да Майя Михайловна сидит в такой близости, что когда пытаешься приподняться с дивана, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу, то почти задеваешь ее колени.
"Не иначе, все специально подстроила? Знает, что пощусь уже две недели... Вот он - настоящий-то садизм!" - лоб его покрылся испариной.
- Вы себе представить не можете, - продолжала она меж тем усталым и взывающим к сочувствию тоном, - только пришла с улицы, там слякоть, дождь, - меня вызывали в другой корпус посмотреть поступившего больного. Вот, сами изволите видеть, сменить обувь не успела, - глядя ему прямо в глаза, она чуть выставила левую ногу в тонком изящном сапоге, почти без искажений повторяющем выразительный рельеф икр. И устала смертельно: целый день на ногах, - с артистической хрипотцой в голосе закончила она.
Николай с готовностью опустил глаза на предложенный для обозрения сапог.
Она тут же перехватила его взгляд.
- Вы ведь две недели не были дома... соскучились, наверно, по детям, жене? - будто бы участливо произнесла она, пытаясь заглянуть в его опущенные глаза и демонстрируя тем самым, что заметила проявленный к сапогу интерес.
Николай, ощутив это откровенное движение, все понял: "Конечно же, она выпила, ей стало скучно и хочется поразвлечься. Не иначе, заметила мой "голодный" взгляд и теперь изо всех сил забавляется. Ну и пусть, пожалуйста! - поняв ее стремления, он ощутил подрагивающую приятность во всем теле. За этой прекрасной женщиной он, безусловно, признавал право властвовать над собой и кем бы то ни было.
"Она подпускает меня к себе. Ну что ж, в конце концов, такая женщина имеет право на развлечение с кем угодно, в том числе и со мной, если это доставляет ей хоть какое-то удовольствие: она на все имеет право!" - уже без сомнений думал он.
Очень хотелось уговорить себя, убедить в том, что он чуть ли ни обязан пойти навстречу ее желаниям, подыграть ей, ведь сам он никаких попыток не предпринимал, он ни в чем не виноват. На ум услужливо пришли давно знакомые слова из песни: "Снегопад, снегопад, если женщина просит..." Ведь все это исключительно по мягкости его и неумению отказать. Почему он обязан здесь только глотать пилюли, да трижды в день подставлять сестрам задницу под уколы? Почему бы ему слегка не приударить за такой красивой женщиной, коль скоро она не возражает? Только чуть-чуть, ведь от этого никто не пострадает, ведь никто и не узнает об этом.
"Ну да, чему быть, того не миновать! - с отчаянием подумал Николай, - в холодную воду нужно не раздумывая прыгать вперед головой, а там - что будет!".
- Да скучаю, и очень! - прервал он свои размышления, найдя уместным сопроводить эти слова едва заметным драматическим вздохом, который, конечно же, не остался незамеченным.
Николай принял решение и теперь смотрел на нее, свою мечту, материализовавшуюся так вдруг, изображая на лице задумчивую печаль и временами опуская, словно невзначай, тоскливые глаза до пола, всякий раз чуть задерживаясь на ее открытых для обозрения коленях. Он верил, что этот безобидный трюк обязательно возымеет должное на нее действие.
- Не печальтесь так, через две-три недели будете дома, как новенький, если, конечно, к тому времени язва зарубцуется, и я как лечащий врач сочту возможным вас выписать, - продолжала она с легкой иронией, внимательно следя за блуждающими по ее ногам тоскливыми глазами.
- Но это будет так нескоро! - со скорбными нотками в голосе, вновь опуская глаза на ее ажурные колготки, вымолвил он, имея в виду этим замечанием и завершить разговор о возможных сроках выписки.
На ее лице застыла загадочная полуулыбка. Спиртное, выпитое за вечер, эта чрезвычайно "содержательная" беседа с небезынтересным собеседником, его неумение сокрыть печаль в глазах, прослеживающих "случайные" движения ее ног и рук, отчаянные его попытки приспособиться к дивану, - все это развлекало ее и делало вечер приятным. Майя Михайловна с удовольствием закурила новую сигарету.
- Ну вот, только теперь я, кажется, окончательно согрелась, - промолвила она чуть слышно. - Николай Игоревич, там возле шкафа мои туфли, вон те, бежевые, не сочтите за труд, принесите их сюда, - певуче проговорила Майя Михайловна, озорно и вызывающе глядя на него.
"Ага, слово "пожалуйста" опустила", - про себя отметил Николай, не без труда вытаскивая себя из злополучного дивана и направляясь к шкафу.
Ее туфли, стоящие среди других двух пар, он узнал сразу. Это были прехорошенькие туфельки с открытым носком и кокетливой поперечной зигзагообразной перепонкой.
Он бережно взял их, внимательно оглядел со всех сторон, поднеся поближе к близоруким глазам, будто задался целью навсегда впечатать в память, и, чувствуя подступающую к сердцу волну теплоты, украдкой провел пальцем по узкому ремешку до самой металлической застежки, уверенный, что его действия останутся незамеченными. Усилием воли он воспротивился вдруг возникшему острому желанию поцеловать хотя бы одну из едва уловимых вмятин, оставленных многократными надавливаниями больших пальцев ее ног.
Подняв глаза на зеркало, висящее возле входной двери, Николай обнаружил серьезную передислокацию: Майя Михайловна теперь сидела на том самом "топком" диване, на котором мучился минуту назад он и, румяная и соблазнительная, вальяжно откинувшись на спинку, томно потягивалась, глядя на то же зеркало.
Николай покраснел, логично заподозрив, что она все видела, и, быстро обернувшись, направился к ней, пытаясь придать своему шагу как можно больше решительности. Однако решительности его сильно поубавилось, когда он оказался перед диваном, где полулежала теперь Майя Михайловна в ожидании своих туфель. Ее короткий кокетливый халат своей белоснежностью красиво контрастировал с черными колготками. Нижняя пуговица халата от натяжения расстегнулась, и любопытный глаз мог без труда проследить ее ноги почти до истоков.
Николай был готов к чему-нибудь подобному, и все же сильно сконфузился столь откровенно дразнящей позой.
"Нужно не заметить, "шлангом" прикинуться, - пытался по возможности разумно реагировать он на предложенный вариант игры. - С другой стороны, как бы этим "шлангизмом" не разочаровать ее: за импотента может принять или за придурка", - думал он.
Озабоченный этими мыслями, он уставился в пол, прикидывая, куда поставить туфли. Выбрав место, Николай слегка наклонился и несколько небрежно, выпустив их из рук почти у самого пола, определил туфли прямо перед Майей Михайловной.
Выпрямившись, он встретил пронзительный взгляд удивленных глаз. Пять-семь секунд они глядели друг другу в глаза, не мигая, будто оценивая один другого.
- Ну, что же вы остановились на полпути, галантный мужчина, и туфли, коорые только что... ну, не важно... бросили как попало? Разве там их место? Я вовсе не этого хотела! - капризными губками, сложенными определенным образом, она изобразила на лице то, что, по всей видимости, должно было означать обиду и разочарование.
Николаю в этот момент очень хотелось понравиться Майе Михайловне. Хотелось казаться эдаким бывалым, с рыцарскими чертами мужчиной. Хотелось демонстрировать непринужденность и раскованность, исполняя ее мелкие прихоти, чтобы до поры не обнаружить, какое это для него на самом деле удовольствие, но под этим требовательно-недоуменным взглядом он испытывал сильное смущение, мешающее правильно вести свою партию.
- Прошу прощения, - промямлил он, совсем стушевавшись. Неловко отодвинув стул, Николай суетливо опустился на колени, и тупо воззрился на ее сапоги, не зная с чего начать. Но если бы он сейчас заметил изменения в выражении ее глаз, рта, всего лица, то, очевидно, без подсказки понял бы, что именно этого ей и хотелось добиться от него во что бы то ни стало. Именно для этого и позвала она его от скуки. Вид стоящего перед ней на коленях мужчины был ей не просто приятен, а возбуждал и вселял уверенность в ее неотразимости. Поклонение мужчин было для нее естественней чистки зубов по утрам и вечерам.
Как только Николай встал перед ней на колени, с ним можно было больше не церемониться и делать практически, что угодно, к обоюдному, - она это чувствовала, - удовольствию.
Именно поэтому она его выбрала и теперь поставила на колени.
Нравится ли он ей? Да стоит ли загружать голову подобными вопросами? Само собой разумеется, коль с такой скорой готовностью обосновался у ее ног, а, кроме всего прочего, еще и интеллигент, примерный семьянин, что более всего трогательно и возбуждает, а уж как застенчив, и как забавно смущается, общаясь с женщиной, - просто приятно поглядеть. И куда подевалось остроумие?
Она видела, с каким вожделением пожирает глазами он ее новые колготы, и это, во всяком случае, ей определенно нравилось. Именно такой тип мужчин и является объектом ее сексуального внимания.
О, как понимала она таких людей, как Николай Игоревич, относящихся к женщине не иначе, как с восторженным обожанием, и почитающих за счастье возможность выразить это обожание любой женщине, кто только соблаговолит должным образом принять его! Такие мужчины не так уж редки в природе. Они в сексе ищут отдушину от собственной жизненной значимости, отдыхают от распирающей их мощи, и Майя Михайловна как настоящая женщина не могла не потакать таким их прихотям. Она была просто создана для такой роли.
Даже в пору неопытной молодости отношение Майи Михайловны к любви и мужчинам можно было бы назвать нестандартным. То, что обычно для мужчины в постели является вожделенной конечной целью, доставляло ей далеко не самое большое удовольствие. Более всего ее привлекала цветистое обрамление, неспешная романтическая увертюра, длительные изысканные ласки мужчины, постепенно распаляющие страсть.
О, как она упивалась раболепием разогретых ее умелыми действиями и изнемогающих от страстного желания мужчин с могучими торсами, волей судьбы призванных, как она полагала, изукрашивать восхитительной радугой красок ее монотонную жизнь!..
"Вот он, очередной поверженный к моим ногам поклонник женской красоты. Сам в ноги бухнулся, без какихто моих усилий. Посиди там, голубчик, прочувствуй свое положение всеми фибрами души. Ощути силу настоящей красоты. Интересно, на сколько тебя хватит? А главное, сколь много приятного в состоянии дать мне твоя влюбленность? - думала сейчас она, внимательно его разглядывая. - Всегда всего интересней начало. Идти приходится осторожно, как по тонкому льду, или по минному полю, шаг за шагом продвигаясь в запретное пространство, силой своих чар забирая все больше власти, гипнотизируя телодвижениями и интонациями голоса, парализуя волю. И самое приятное - смотреть, смотреть во все глаза на безропотные страдания, на беспомощные корчи и конвульсии таких, как ты, чуть-чуть лишь поощряя желания легкой благосклонностью. Так же извивается червяк, когда его насаживают на рыболовный крючок!" - блаженно улыбнулась она, найдя удачное сравнение. Ну что ж, пожалуй, пора. Начнем, мой мальчик! - решила она. - Сейчас мы с тобой будем вкушать наслаждения. На свой счет я не сомневаюсь. Впрочем, и ты старайся ухватить, что сумеешь, точнее, что тебе будет позволено".
Майя Михайловна, томно потягиваясь, будто машинально повела рукой снизу вверх от колена по бедру правой ноги, касаясь колгот лишь кончиками пальцев, в предвкушении удовольствия, которое сейчас доставит ей уже поставленный на колени и готовый ей служить сегодняшний обожатель. От нее не ускользнуло то, с каким вожделением он проводил глазами движение ее хорошо ухоженной и благоухающей дорогими духами руки. "Определенно, это дежурство будет приятным. Подожди немного, мой милый паж, если ты будешь достаточно почтителен, мягок и послушен, я еще сегодня позволю тебе целовать кончики пальцев этой руки, но это чуть позже, когда ты окончательно войдешь в отведенную тебе роль. Как бы самой не переусердствовать, не увлечься. Пока все идет, как мне хочется".- Она чуть выдвинула ногу, которой только что касалась ее рука, и величественным кивком головы указала на нее.
- Снимай же, наконец, сапоги! Проявляй инициативу! Не сиди истуканом там, у моих ног, мне так скучно! - сверху вниз она с надменной и властной улыбкой глядела прямо в глаза Николаю, специально вслух указывая место, которое с этого момента он будет занимать. Она по опыту знала: это нужно оговорить прежде всего. Она также знала, что обязательно нужно было громко и внятно, ироничными нотками в голосе комментировать его неловкость, неумелость, чтобы внушить свое над ним превосходство, чтобы крохи милости, брошенные ему, принимались не иначе, как с благоговейно-благодарным восторгом. С другой стороны, нужно было не слишком часто, лишь иногда поощрять удачные его действия и инициативы, обласкивая взглядом и мягкими интонациями голоса. Тогда его усердие будет все возрастать.
Теперь Николай даже не заметил, что она говорит ему "ты". Все в нем напряглось и напружинилось: сказывались две недели пуританской жизни на больничной койке. Ее взгляд завораживал, ее воля подавляла, а властная требовательность голоса не оставляла ни малейшего шанса ускользнуть от рабского исполнения любой ее прихоти. Он понял, что совершенно покорен этой обворожительной и хищной женщиной, что влюбился в нее еще там, в палате, при первом же ее обходе, и влюбился, должно быть, потому, что она так захотела, выбрала его. Его затрясло от возбуждения при этой мысли. Он постарался овладеть собой, хоть немного унять сладкую дрожь, волнами наплывающую от живота к горлу, растянуть принесенное ее откровенными словами наслаждение, свыкнуться с их ядом.
Николай глубоко вдохнул, выдохнул и бережно стал опускать замок сапога, заворожено глядя на ее круглое без бугров колено. Эта операция ему удалась. Двумя руками взявшись за низ сапога, он осторожно стал тянуть, но сапог не поддавался.
- Ну, как там наши дела? Неужто тяжелее, чем графики вырисовывать! - с откровенной издевкой обращалась она к Николаю. - Ну, придумай же что-нибудь, наконец, не в сапогах же мне сегодня спать, в самом деле. - Выпевала она с веселым смехом, откидываясь всем телом на спинку дивана и вытягивая ноги. Она уже полностью владела инициативой и, чувствуя легкость, с которой он "насаживается на крючок", самозабвенно наслаждалась, не давая ему возможности оправиться от неловкости.
Николай знал, каким несуразным обычно бывает его поведение в общении с женщинами, и теперь уничтожающие реплики Майи Михайловны, ее красота, боязнь в чем-то ошибиться, показаться ненастоящим мужчиной - все это сковывало и делало его еще более неуклюжим. Но именно его неуклюжесть и позволяла этой роскошной женщине с необычайной легкостью накинуть на него петлю и, жизнерадостно улыбаясь, затягивать ее, с интересом исследователя наблюдая результат. И Николаю это нравилось. Ему вовсе не хотелось форсировать приятное занятие, которым он теперь был увлечен. Да и нельзя было теперь уже сделать все быстро и встать, не обнаружив перед ней своего возбуждения.
- Простите, я сейчас, - он понял, что придется одной рукой взяться за ее ногу, чтобы стащить этот несъемный сапог.
Глядя ей прямо в глаза, он левой рукой дотронулся до коленного изгиба ее ноги.
Она смотрела все так же: сверху вниз, слегка наклонив голову и приподняв подбородок, со счастливой улыбкой бесконечного превосходства и вседозволенности. Она уже не только не пыталась скрыть, а напротив, нарочно старалась показать ему, что упивается легко завоеванной неограниченной властью над ним, издевается над его простотой и непосредственностью.
А между тем, Николаю, наконец, удалось снять один сапог. Окрыленный успехом, он хотел снять сразу и второй, но его прекрасная мучительница распорядилась иначе.
- Где же туфелька? Мне что, ногу навису прикажешь держать, пока со вторым сапогом возиться будешь, или прямо так на грязный пол ставить? Колготки чистые, сам видишь, - зачем-то подчеркнула она, сделав ударение на слове "чистые" и, будто желая доказать этот факт, повертела ногой перед его глазами. - Какой ты, право, неловкий, но это беда поправима. Должно быть, просто не хватает опыта. - Она снова приподняла только что освобожденную от сапога ногу, потянула носок и, артистично изображая на лице блаженство, стала медленно сгибать и разгибать затекшие пальцы.
Живая ее стопа с подвижными пальчиками магнитом притягивала его глаза.
"Ну, каково тебе, миленький? Поди, нечасто ты видел такую ножку? Я тебе дам наглядеться на обе, обязательно дам, ты это получишь, но чуть позже, не сегодня. Чтобы полюбоваться этими ногами, ты примчишься ко мне домой, и будешь не просто любоваться... Ой, что я для тебя придумала, мой ласковый!.." - она с немалым сожалением прервала свой мысленный монолог, так как нужно было переходить к следующему этапу, постоянно наращивая темп. На этой ознакомительной стадии общения непросто было контролировать ход событий, одновременно извлекая из них максимум удовольствий, но Майя Михайловна была талантливым и опытным стратегом.
- Ну же, помассируй, - она грациозно поднесла ногу прямо к его лицу, пристально наблюдая за его реакцией. Он подхватил эту царственную ножку и стал мягко пожимать и поглаживать, отмечая про себя, сколь узка ступня ее ноги и тонки, длинны и изящны пальцы. Он увлеченно водил рукой по этим пальчикам, и с восторгом, который уже не в силах был скрыть, вглядывался в неясно просматриваемые сквозь темные колготки очертания накрашенных ногтей.
Майя Михайловна отлично видела, как напряженно всматривается он, пытаясь разглядеть дивное творение Природы под флером ажурной, с красивыми орнаментальными разводами, полупрозрачной ткани. Она представляла, как он сейчас отслеживает все изгибы и линии пальцев, дорисовывая нечеткие их фрагменты воспаленным воображением. Она выдержала лишь небольшую паузу, точно дозированную, чтобы созерцание красоты не слишком его утомило. Ни в коем случае нельзя позволить пресытиться, упиться, иначе наступит естественный спад чувственного напряжения, что совершенно недопустимо. Это, как вино, - хорошо в строго определенном количестве.
- Уже хорошо, довольно! Ты пытаешься массировать глазами, а не пальцами, но ведь через черные колготы все равно почти ничего не видно! - бесцеремонно демонстрируя свое понимание всего происходящего сейчас в его душе, прервала она его любование прелестями своей очаровательной ножки. - Ты, кажется, вошел во вкус? Не могу сказать, что мне это неприятно, но у тебя есть возможность поухаживать и за второй моей ногой, которой скучно одной там, в кожаной темнице. Освободи ее, "Рыцарь женской ножки", и ты не пожалеешь о содеянном. Я полагаю, вид второй моей затворницы доставит тебе не меньшее удовольствие, ведь она так же прекрасна, как и первая, - шаловливо лепетала с некоторым придыханием возбужденная вином Майя Михайловна совершенные глупости, казавшиеся в этот момент Николаю вершиной поэтической лирики.
Этот текст она сопроводила ослепительной улыбкой и нетерпеливым постукиванием указательным пальчиком левой руки по колену еще не разутой ноги.
Впитывая всей кожей дивную музыку ее голоса, Николай трепетал от возбуждения. Лицо его горело. Сердце с такой силой долбило грудь, будто пыталось пробить брешь и выскочить на волю.
Восхищение этой божественной женщиной, так тонко чувствующей все происходящее в нем, было безграничным. Сейчас он отдал бы жизнь за обладание ею. Да что обладание?! За одно только право беспрепятственно целовать ее стопы, полными легкими вдыхая в себя дурманящую смесь запахов ее духов, кожи ее сапог, и ее только что разутых ног, он, не сомневаясь, отдал бы всю прежнюю жизнь, а ведь были и в ней моменты...
Дрожащими руками Николай осторожно нанизал туфельку. Он делал все очень медленно: ему некуда было спешить, напротив, хотелось остановить время, или хотя бы притормозить его, насколько это возможно. Будучи не в состоянии понять, за какую доблесть удостоен внимания такой красивой женщины, он боялся, что все вот-вот пропадет, как мираж, и старался прочувствовать каждое сладкое мгновение. Осторожно, будто обращался с античной амфорой, только что извлеченной с морского дна, он освободил вторую ногу от сапога, мягкими, плавными движениями уже без ее побуждения к этому помассировал пальчики и, надев вторую туфельку, осторожно вернул на прежнее место.
- Ну, наконец-то! - сделала она вид, что ей наскучили все эти игры.
Некоторое время Николай продолжал сидеть на пятках, тупо уставясь на ее уже обутые в туфли ноги.
"Вот так бы сидел всю жизнь и любовался этими ногами!", - подумал он. Вздохнув украдкой, Николай стал медленно подниматься с колен, сожалея о том, что все так быстро кончилось.
- Нет, нет! - будто испуганно, быстро проговорила она. - Оставайся там, еще не все! - капризные нотки избалованной, пресыщенной наслаждениями женщины вернули Николая на прежнее место.
- Я еще не наградила тебя, мой верный рыцарь! - ворковала она, - теперь я разрешаю тебе поцеловать мою руку: и даже каждый пальчик в отдельности! Это - знак моей признательности за приятно проведенный вечер знакомства. - Она бережно, как некую ценность, опустила руку на бедро чуть выше колена и кивком головы пригласила его коснуться губами изящной кисти.
Лишь секунду он пребывал в нерешительности. Но уже в следующее мгновенье, подготовленный как нельзя лучше только что произошедшим, переполняемый страстными чувствами, припал он к ее руке пылающими губами. Не помня себя от возбуждения, сантиметр за сантиметром покрывал он поцелуями пахнущую духами царственную руку.
Сползая с руки на ногу и опускаясь все ниже, он приостановился на колене, чтобы исцеловать его вокруг. Он не видел, с каким безмерным и нескрываемым сладострастием и блаженством Майя Михайловна наблюдала за его действиями. Она могла гордиться своим талантом обольстительницы.
"Как легко совратить таких добропорядочных семьянинов! - с невинной легкостью думала она, торжественно и ревниво наблюдая, насколько тщательно вылизывает он ее ажурные колготки, - его нужно поберечь: некоторое время: не слишком продолжительное, конечно. Сейчас сентиментальные люди вымирают по причине невостребованной их чувственной романтики. Все больше хамы встречаются, коих мы - бабы только и достойны по глупости своей и от скрытой тоски по домостроевским вожжам, которыми прежде муженьки спины своих ненаглядных женушек охаживали: Он мне определенно нравится!".
Каждое новое прикосновение его жадных губ к ее ноге теплой волной блаженной истомы разливалось по разомлевшему телу. Она не торопилась прервать несравнимое ни с чем удовольствие видеть, осязать вызванное ее женскими прелестями, ее аристократичными манерами восторженное излияние рабского поклонения. Соперничая в этот час своего торжества с Богами, переполненная сознанием своего всемогущества над человеком, распростертым где-то там, у ее ног, она испытывала состояние, близкое к оргазму.
"Господи, как он мил и доверчив! Поистине, это бесценное приобретение! Как много приятного еще можно из него выжать, если одна лишь рука, лежащая на колене, приводит его в такой экстаз! - умильно думала Майя Михайловна, - только не торопиться, не спешить. Не жадничать. Только постепенно, мягко, бережно: обычно у таких потом бывают угрызения совести, - уговаривала она себя, - еще немного: Боже, как приятно!.. Как не хочется прерывать такие страстные излия-ния! Интересно, как далеко бы он зашел? Но все, все, вот сейчас...", - она намеренно выждала, пока его поцелуи переместились с бежевых туфелек с кокетливой зигзагообразной перепонкой на открытые кончики пальцев.
- Ну, ну, мы так не договаривались! - будто оскорбленная в каких-то лучших чувствах, оттолкнула она его свободной ногой. - Я разрешила тебе поцеловать только руку, а ты позволяешь себе такие вольности!.. Совершенно недопустимо так забываться! - совсем натуральный гнев слышался в ее голосе.
- Простите!.. Я не могу!.. Что хотите, делайте!.. - теперь уже любые ее слова казались наполненными огромным значением.
- С тобой просто опасно оставаться наедине! Ну, хорошо, я подумаю, что можно сделать, - с жеманным великодушием сменила она гнев на милость. - А теперь успокойся. Ляг там на спину и как можно скорее расслабься, примени свой аутотренинг. - Она указала нетерпеливым пальчиком на место под своими ногами.
Он, израненный, неспособный скрыть своего возбуждения, безвольно свалился на вытертый бесчисленными подошвами узорчатый линолеум прямо у ног ее, на место, указанное всемогущим пальцем.
Поверженный и совершенно обмякший после ураганного всплеска чувственных переживаний, он лежал в глубокой прострации, устремив ничего не видящие глаза в потолок и добросовестно старался успокоить тяжелое и прерывистое дыхание.
Майя Михайловна хорошо понимала, что сейчас с ним происходит. Широко раскрыв свои прекрасно-хищные глаза, она, казалось, никак не могла насладиться этим волнующим зрелищем своего торжества.
"Еще не все, нет, сейчас мы закрепим пройденный урок!" - ликующе думала она. Она прекрасно знала, что любой успех обязательно следует завершить каким-то эффектным штрихом, последним мазком гения на только что рожденном шедевре. Наибольшее впечатление произведет именно этот последний штрих. Концовка должна быть на высокой пронзительной ноте, только тогда она надолго запомнится и будет точить и разъедать однажды смущенную душу, требуя, точно наркотик, повторения и все нового увеличения дозы наслаждений. Отравленная душа навсегда утратит покой, и через все условности и препоны будет рваться она за новой усладой, которую, несомненно, может дать только ее отравительница.
Она сбросила туфельки и поставила одну ногу ему на губы, а другую на грудь, пропихнув ее в щель расстегнувшейся молнии куртки.
- Вот так, полежи и успокойся, заодно и ноги мне погреешь... своим горячим дыханием. Следи за своим пульсом, - с этими коварными словами она, не скрывая удовольствия, откинулась на спинку дивана и с легким вздохом закатила глаза, предвкушая массу будущих удовольствий в общении с этим пластелиновым человеком.
- Ну что, успокоился? Иди ко мне, садись рядом. Я приглашаю тебя в гости: да, в гости, к себе домой, - спустя некоторое время мягко произнесла она, "позабыв", однако, снять с него ноги.
Эти неожиданные слова заставили Николая дернуться всем телом, но он снова застыл, не зная, как поступить.
- Почему же ты не встаешь? Ах, э-это! она, смеясь, сняла с него ноги и поставила на туфли, - Надень мне туфли и выслушай спокойно.
Он приподнялся и ошарашено глянул на нее: нет, не похоже, что она шутит, но тогда ее приглашение может означать только одно?..
Надев ей туфельки, он сел на диван чуть поодаль от нее.
- Приезжай ко мне в воскресенье, в полдень. Я думаю, ты не будешь очень занят в это время?
- Я хотел домой съездить в субботу и в воскресенье, - промямлил он нере-шительно.
- Вот и прекрасно, домой съездишь в субботу, повидаешь детей и жену, но только постарайся не волновать себя близким общением с ней, иначе не уложишься в свой график: да и в мой тоже, - с нажимом на слове "мой" закончила она. - Надеюсь, я достаточно вразумительно выражаю свои мысли: и желания? - стальные, властные интонации ее красивого голоса пронизывали его насквозь, ввергая в трепет.
- Я буду у вас, Майя Михайловна! - натужно проговорил он.
- Я в вас не сомневалась, Николай Игоревич, - снова становясь великосветской дамой с изысканными манерами, она протянула ему руку, картинно вывернув кисть под прямым углом к предплечью и чуть отставив мизинец. - Возвращайтесь в палату и отдыхайте. Помните, послезавтра в двенадцать я вас жду у себя.

Он почтительно поцеловал протянутую руку, будто печатью скрепив их новые отношения и договоренности, поднялся и, как в туманной пелене, с большим трудом разглядывая незнакомые предметы, наставленные там и сям в самых неподходящих местах этой комнаты, добрался до двери.
- Подождите, как же вы приедете? Вы же не знаете, где я живу? Я напишу свой адрес и телефон, - остановила она его. Быстро написав что-то, она подала ему листок.

* * *

Как ни сдерживал себя Николай, у дома Майи Михайловны появился все же раньше времени, и ему пришлось двадцать минут прогуливаться, успокаивая сердцебиение.
Ровно в двенадцать он нажимал кнопку звонка. Там, за заветными дверями не слышалось никакого движения. Выждав минуту, он снова позвонил. Еще через минуту Николай уже давил на кнопку изо всех сил. Отчаянные эти попытки дозвониться были столь же результативными, что и прежние.
Он спустился во двор и позвонил из телефона-автомата. Трубку никто не брал.
"Что же это такое? - недоумевал он, - ведь назначено в полдень?.. Может, случилось что-нибудь?"
С Майей Михайловной ничего не случилось. Проснувшись в десять, она потянулась за книжкой и, раскрыв на месте закладки, с увлечением стала читать.
"Царица Астис возлежала в маленьком потайном покое: Легкое узкое платье из льняного газа, затканное серебром, вплотную облегало тело царицы, оставляя обнаженными руки до плеч и ноги до половины икр. Сквозь прозрачную материю розово светилась ее кожа и видны были все чистые линии и возвышения ее стройного тела, которое до сих пор, несмотря на тридцатилетний возраст царицы, не утеряло своей гибкости, красоты и свежести. Волосы ее, выкрашенные в синий цвет, были распущены по плечам и по спине, и концы их убраны бесчисленными ароматическими шариками. Лицо было сильно нарумянено и набелено, а тонко обведенные тушью глаза казались громадными и горели в темноте, как у сильного зверя кошачьей породы. Золотой священный уреус спускался у нее от шеи вниз, разделяя полуобнаженные груди".
Майя Михайловна откинулась на подушку и закрыла глаза, представляя себя на месте царицы Астис.
"Интересно, что такое "уреус", должно быть, медальон такой?" - лениво думала она.
Она снова пододвинула к себе книгу.
"С тех пор как Соломон охладел к царице Астис, утомленный ее необузданной чувственностью, она со всем пылом южного сладострастия и со всей яростью оскорбленной женской ревности предалась тем тайным оргиям извращенной похоти, которые входили в высший культ скопческого служения Изиде. Она всегда показывалась окруженная жрецами-кастратами, и даже теперь, когда один из них мерно обвевал ее голову опахалом из павлиньих перьев, другие сидели на полу, впиваясь в царицу безумно-блаженными глазами. Ноздри их расширялись и трепетали от веявшего на них аромата ее тела, и дрожащими пальцами они старались незаметно прикоснуться к краю ее чуть колебавшейся легкой одежды. Их чрезмерная, никогда не удовлетворяющаяся страстность изощряла их воображение до крайних пределов. Их изобретательность в наслаждениях Кибеллы и Ашеры переступала все человеческие возможности.
... Медленно колыхалось в жарком воздухе опахало. В безмолвном восторге созерцали жрецы свою ужасную повелительницу. Но она точно забыла об их присутствии".
Медленно перечитывала Майя Михайловна эти поэтические строки, вбирая и растворяя в себе бравурную музыку не обузданных никакими условностями страстей.
Некоторое время она лежала на спине с закрытыми глазами, будучи не в силах расстаться со сладостными картинами, написанными ее пылким воображением.
"Скоро примчится и мой милый "жрец", - подумала она, сладострастно улы-баясь, - и я буду купаться в наслаждениях, доступных только царицам. С Соломонами у нас, конечно, напряженка, но нам они как-то и ни к чему. Уж как-нибудь обойдемся! Мы сами себе и Соломон, и Астис. Нам не хватает только толпы оскопленных жрецов, но за одного не оскопленного ручаться можно".
Она легко соскочила с постели, набросила на себя пестренький халатик, наскоро затолкала подушку, простыню, одеяло в тумбу и с книгой направилась в ванную. Выкрутив краны, она блаженно растянулась в ванне и снова открыла книгу на том же месте.
"Ага, вот и мой "рыцарь на час", - подумала она с улыбкой, услышав звонок в дверь. Она отложила книгу и стала представлять его дальнейшие действия. - По-дождет немного... Теперь опять позвонит... Ну, звони!.. Ага, теперь опять станет ждать... Позвони еще!.. Так, так, настойчивей!.. У тебя же есть мой телефон, пора воспользоваться им!.. Ну, наконец, догадался... - отметила она про себя, не считая, однако, нужным поднимать трубку. - Пожалуй, пора открывать, - решила она, услыхав очередной трезвон дверного звонка.
Наскоро вытершись и накинув халат, она подбежала к дверям, на ходу завязывая пояс, мельком глянула в глазок и, со словами: "сейчас, сейчас!" - распахнула дверь.
- О, это вы! А который уже час?! - на ее лице отразилось изумление.
- Двадцать минут первого. - Он просиял, увидев ее, и смутился одновременно, устыдившись своего малодушия, виновного в его решении уйти от этих дверей.
- Господи, я все перепутала! - возбужденной скороговоркой щебетала она, не давая ему опомниться. - Я думала, что пригласила вас на два часа, и как раз залезла в ванну отмочить ноги, чтобы до вашего прихода привести их в порядок, да зачиталась! Уж больно книга интересная. Да Вы, скорее всего, ее читали: "Суламифь" Куприна. Какая жалость, я ничего не успела, вот поглядите, только чуть отмокли! - с детской непосредственностью она показывала пальчиком себе на ноги, готовая вот сейчас, прямо при нем, расплакаться от досады.
Он смущенно перевел взгляд с ее лица на босые ноги и замер, не в силах оторваться от этого совершенства со строго обусловленными линиями и формами.
"Боже! - думал он, - есть же на свете эдакая красота!" - Николай медленно опустился на колени и положил розы на ее стопы.
Майя Михайловна продолжала лепетать, будто вовсе и не замечая того, что он уже целует пальчики ее ног.
- Вечно я все позабуду! Николай Игоревич! Голубчик, где же вы? Нет, так не годиться! Я совсем не готова! Вы не представляете, как мне стыдно! Ну, ничего, мы вместе все быстро исправим, вы же мне поможете, не правда ли, дорогой Николай Игоревич?
- Да, конечно, не переживайте так! - польщенный и сконфуженный вконец такой бурной встречей, он с сожалением поднялся, оставив розы там, где положил.
- Цветы, цветы, давайте же их сюда! Я поняла ваше желание: устлать ими мой путь, и мне это очень приятно! Вы мне нравитесь вашей готовностью делать мне только приятное! Вы так галантны!
Николай собрал розы и протянул ей.
- Здравствуйте! - наконец проговорил он, не зная, куда спрятать глаза.
- Здравствуйте, здравствуйте, пойдемте же скорей, и не будем терять време-ни! - одной рукой она приняла цветы, а другой взяла его под руку и потянула за собой.
Николай пребывал в состоянии совершенного блаженства. Окрыленный радушием приема, он чувствовал себя молодым и здоровым, полным жизненных сил и возможностей. Совершенно сбитый с толку ее жизнерадостной болтовней, он просто не мог заметить никакого подвоха, или неискренности. Да ничего подобного и не было. Она была так же искренна, как и он. Она так же искренне упивалась происходящим, как и он. Просто у них были разные роли в этом сладостном жизненном спектакле. Каждый изо всех сил старался от общения получить свое, только ему предназначенное.
- Вот ваза, кипяченая вода на кухне, возле мойки в двухлитровой банке, принеси скорей! - она одарила его обворожительной улыбкой, - а я пока все приго-товлю.
Когда он вернулся с наполненной вазой, она уже сидела в глубоком кресле, а на полу перед ней лежал маникюрный набор. Он опустил цветы в вазу и в сильном волнении встал перед ней, не зная, что она от него хочет.
- Ну же, иди скорей сюда! - позвала она, - вот все, что нам надо для приве-дения в порядок моих ног, а я тем временем займусь лицом. Она открыла футляр с румянами и взяла в руку кисточку.
- Ну, что же ты, приступай скорее!
- У м-меня м-может не получиться... - произнес он заикаясь.
- Нет, нет, обязательно получится, не хуже, чем у меня, ведь тобой будет ру-ководить вдохновение! Ну, я же жду!
Николай опустился на колени и сел на пятки. "Что же тут делать? - недоуме-вал он, - ведь и так все прекрасно. "Лучшее - враг хорошему". Боже, какие пальчики!".
Он робко коснулся ее ноги. Она тут же, как по сигналу, приподняла ногу и поставила ему на бедро.
- Наверное, так будет удобней? - она лучисто улыбалась.
"Ну, что же ты, смотри, смотри внимательно, неужели ты сегодня не видишь, что видел тогда? - заклинала она. - Ну, посмотри, какие изящные пальчики, какие безупречные ногти!.." - она не сводила с него своих прекрасных глаз.
Но поощрять его было излишним. Он уже и сам, аккуратно водя алмазным напильником по кромке ногтей, вбирал глазами в себя всю "условную", как сказал Поэт, красоту этих чудных ног. Подправляя крошечной лопаткой лунки ногтей, Николай переводил взгляд с одного пальчика на другой, а затем, на всю стопу, изумляясь этому чуду. Не в силах более сдерживаться, он со всей нерастраченной страстью припал губами к этим стопам, поочередно осыпая их поцелуями.
- Ой, щекотно, щекотно же! - Майя Михайловна со смехом отнимала у него ноги, а он в бешеном экстазе ловил их и целовал. - Ты съешь весь лак с ногтей!
Продолжая смеяться, она изловчилась и, оттолкнув его обеими ногами сразу, подобрала их в кресло, усевшись в позу "лотоса".
- Я не могу больше так!.. Я вас люблю! - простонал он, снова подбираясь на коленях к креслу.
- Ну что ты, мой мальчик, можешь, можешь и даже очень можешь, и будешь! Вопреки мучительным и бессильным потугам противиться своей страсти ты будешь безропотно сносить все, что я захочу с тобой сотворить, еще как будешь: с готовностью, со слезами восторга, и будешь страдать и проклинать себя за малодушие, но вновь и вновь будешь покорно, как собачонка, ползти ко мне, чтобы реализовать свою потребность обожать прекрасную женщину, и будешь столько, сколько я захочу. Ты и представить себе не в состоянии, как сладостно пытать мужчину любовью, его же собственной страстью. И пытка эта тем для него невыносимей, чем сильнее его страсть! О, это неописуемое ощущение, не сравнимое ни с каким иным!.. В такие моменты я испытываю двойное блаженство, ведь одновременно чувствую и все, происходящее со мной, и все, что происходит в тебе, ведь ты на меня выплескиваешь море чувств. И ты никуда не денешься. Ты будешь наслаждаться сам, страдая от любви ко мне, и наслаждать меня, исполняя все, что мне придет в голову от тебя потребовать. А когда мне все это наскучит, я оттолкну тебя за ненадобностью. И ты умолять меня будешь, чтобы я позволила тебе хотя бы издали взглянуть на предмет твоего обожания - мои ноги. И я обязательно предоставлю тебе возможность исторгнуть из израненной души напрасные стенанья. Но ты не будешь знать, что попытки умолить меня - тщетны, ты будешь надеяться! О, я с наслаждением и терпеливо выслушаю твои униженные мольбы, взывающие к моему милосердию, потому как по женской своей слабости не смогу отказать себе в удовольствии пережить вместе с тобой твое отчаяние, твою боль и страдания, мною же доставленные, а оттого и безумно сладостные. Мы оба, всяк по-своему будем наслаждаться, но меру всего буду определять я сама. - Медленно, будто пила вкусное вино, с наслаждением цедила она каждое слово вкрадчивым елейным голосом, глядя смеющимися глазами на него в упор.
- Вот, посмотри еще раз и признайся, много ли ты видел в жизни таких ног? - она опустила с кресла одну ногу, и, перехватив его невольный порыв навстречу, пресекла его запрещающим мановением руки. - А что ты можешь противопоста-вить этому совершенству? - продолжала она, плавно поведя рукой в сторону опущенной ноги, - только обожание, и ты умирать будешь от тоски по мне и рыдать от счастья при одном лишь воспоминании, что однажды встретил меня, ласкал и был обласкан.
Обессиленный и совершенно обмякший, он повалился лицом вниз к подножию ее "трона", на котором она восседала, точно статуя Будды.
Неспешно она сошла с кресла, минуту постояла над ним с улыбкой, которой он не мог видеть, затем перешагнула через него, подошла к платяному шкафу и стала переодеваться прямо здесь, не обращая никакого внимания на присутствие в комнате мужчины, продолжающего все так же ничком лежать у кресла.
Одевшись, она подошла к Николаю и провела рукой по волосам.
- Вставай, а то простудишься, лечи тебя потом! - шутливым тоном миролюбиво и мягко произнесла Майя Михайловна, будто вовсе и не она только что истязала любовью несчастного обожателя. - Попьем кофе и пойдем, прогуляемся по парку: сегодня, кажется, хорошая погода. Пожалуй, там и пообедаем гденибудь. Я угощаю, ведь ты мой гость и мне очень нравишься. Ну же, успокойся! Я вовсе не хочу, да и не буду тебя обижать! Разве было тебе плохо со мной хоть минуту? Впрочем, если тебе не нравится, не смею удерживать! - на протяжении этого короткого монолога она трижды меняла интонации, и переходы: от мягко-просительного к удивленно-вопрошающему, а затем к отчужденно-холодному, - были едва уловимы.
Пристыженный, он встрепенулся и поднялся: "Неужели я дал повод считать, что о чем-то жалею?" - думал он, стоя в растерянности и не решаясь произнести какие-то слова.
- Николенька, расслабься, люби меня, ласкай меня и ни о чем не думай, я лучше знаю, что нам с тобой надо. Делай, что прописал тебе лечащий врач, и все будет хорошо! - она обворожительно улыбнулась.
Наскоро выпив кофе с бутербродами и клубничным джемом, они выкурили по сигарете и стали собираться на прогулку. Николай с удовольствием смотрел, как Майя Михайловна поправляла прическу, стоя у зеркала. Что-то уютно-домашнее было в ее движениях. Точно так же он часто ожидал Нину, когда они собирались куда-нибудь идти.

* * *

Удивительно приятно было гулять по Сокольникам с такой красивой женщиной. Прохожие: и мужчины, и женщины - каждый по своим причинам - обращали на нее внимание, чего она, казалось, не замечала, обласкивая слух Николая беззаботным щебетанием. Он не в состоянии был вникать в смысл ее скороговорки и часто на заданные вопросы отвечал невпопад, чем приводил Майю Михайловну в совершенный восторг.
"Как с ней теперь легко! - думал Николай, - как будто мы знакомы с детства. Но почему я сейчас с ней, ведь у меня есть жена? С Ниной тоже было легко, и когда-то здесь же мы гуляли, а я рвал ей розы с такой же вот клумбы, и когда-то я ее любил, иначе ни за что бы не женился. А что осталось от этой любви через пятнадцать лет? Почему я уже не так люблю, как прежде? Совместный долголетний быт, привычка, возраст? - Все эти расхожие объяснения не выдерживают критики. Разве "Мадонной Литой" не восторгаются уже столетия люди всех возрастов? Разве меня перестает волновать Юдифь Джорджоне вот уже лет двадцать пять? Разве к настоящей красоте можно привыкнуть и охладеть, даже если она застыла на тысячелетия? А ведь все это писали люди, хоть и гениальные, но люди: разве могут они сравниться своими творениями с великой Природой, чьи произведения даже разумом постичь невозможно, не то, что повторить, или превзойти? Вот рядом семенит удивительной красоты женщина, и каждую секунду другая, новая. Такая женщина подобна трепетному пламени костра, на который можно с неослабным интересом взирать часами. Как же она может надоесть? Нет, только от женщины зависит восприятие ее мужчиной. Конечно, быть такой женщиной - это талант, огромный труд, но и награда ему - неизбывная любовь - стоит такого труда".
Николай не заметил, как они оказались у ее дома. Он машинально глянул на часы: было уже начало шестого.
- Вот и день прошел, мне уже скоро возвращаться в больницу, - сказал он просто так.
- Но ведь это не самый неудачный день в твоей жизни, согласись? - Майя Михайловна лукаво чему-то улыбалась.
- Нет, не самый, - вяло согласился он, представляя себе свою больничную койку возле голой стены, окрашенной грязно-салатовой краской.
- Мне не нравится ваше настроение, больной! Ни о чем плохом не думайте, и тогда останется только хорошее! - она заводила его игривым тоном. - Вы знаете, что для успешного лечения вам необходимо постельное тепло и положительные эмоции? И, готова спорить, догадываетесь, что ваш лечащий врач в состоянии все это обеспечить!
- Да, знаю, догадываюсь, - сказал Николай очень серьезно.
Они вошли в квартиру.
Проходи, проходи. Уверена, ты еще и не видел, как я живу, ты успел, кажется, разглядеть только палас! - говорила она с плутовской улыбкой, беря его за руку и увлекая за собой. Но ты сам виноват, нужно как-то научиться сдерживать такой темперамент, а не то ведь сгоришь до срока: у тебя ведь и язвенная болезнь от сильных страстей. Но с другой стороны, именно это лично мне в тебе очень нравится! - договорила она с чувством и пошла на кухню.
Действительно, Николай сейчас будто впервые входил в комнату, а ведь он пробыл в ней не менее часа.
- Можно, я начну осмотр с туалета? - Николай начинал обретать некоторую уверенность, польщенный ее словами о темпераменте и ободренный тоном, которым говорились эти слова.
Из туалета он вышел уже совсем обретшим себя человеком. Теперь он мог внимательно осмотреть комнату. В ней не было ничего особенного. Какая-то иностранная стенка с темной матовой поверхностью у правой от входа стены, журнальный столик около дивана, стоящего впритык к левой стене, почти сплошь увешанной книжными полками. Два кресла по бокам от входа в комнату. Возле одного из них как раз и происходили утренние события.
Единственное, на что можно было обратить внимание, не считая идеального порядка во всем и чистоты, это репродукция врубелевского "Демона", висящая над диваном.
Николай остановился перед "Демоном", пытаясь понять причины, по которым хозяйка квартиры предпочла именно эту репродукцию. Так ничего и не поняв, он отошел от репродукции. Была еще одна комната, ее спальня, куда он войти не посмел, справедливо полагая, что для этого необходимо специальное разрешение. В глубине души он очень рассчитывал на такое приглашение.
В нише стенки стоял телевизор "Рубин", в другой нише - магнитофон. Николай нажал на пуск, и совершенно неожиданно для него зазвучал вальс Шопена 10 си бемоль минор. В комнату из кухни вошла Майя Михайловна.
- Кажется, ты вполне освоился? Совсем недурно для первого раза! Шопена слушаешь... - произнесла она. - Сейчас мы будем ужинать, ты не возражаешь?
Нет, он совсем не возражал против ужина. Ему, конечно же, было приятней ужинать в ее обществе, нежели в обществе товарищей по палате, хотя он ничего не имел и против них.
- Майя Михайловна...
- Зови меня "Майя": мне нравится мое имя, не обремененное никаким балластом, и еще мне нравится, когда мне говорят "Вы". А тебе я буду говорить "ты". Согласись, в этом есть для нас обоих некоторое удовольствие, ведь ты - мой пациент, а пациенты - мои дети: наивные и доверчивые, - она улыбнулась своей удивительной улыбкой, исключающей всякие возражения, - ты ведь думаешь так же, мой хороший?
- Да, моя повелительница, я с рождения думал точно так же!
- Ну вот, совсем другое дело, таким ты мне нравишься более всего. Понимаешь, тебе не хватает как раз вот этой дурашливости, ты весь какой-то... стиснутый, что ли, будто у тебя мозоли на обеих ногах, и ты не знаешь, какой ногой ступить. Ты будто ежесекундно решаешь проблему: любить, или не любить, я же вижу! Все думаешь, думаешь... Так же невозможно жить. У тебя, похоже, и язва от нравственных терзаний. Ах да, это я уже говорила. Ты должен расслабиться, ведь нельзя быть постоянно таким напружиненным! Ты же хочешь мне нравиться, правда?
- Обалденно хочу!
- Тогда не думай ни о чем и ни о ком, кроме меня. Пойдем накрывать на стол!.. Неси это в комнату, на журнальный стол.
- Разве мне это можно? - он с сомнением осматривал бутылку водки.
- Если я даю, значит можно. По новейшим взглядам диета не играет решаю-щей роли в динамике выздоровления.
- Это прекрасно, но вдруг я выпью лишнего и заявлюсь в таком виде в больницу?
- Во-первых, ты не выпьешь лишнего: я за этим послежу, а во-вторых, тебе не нужно сегодня возвращаться в больницу. Пока ты наслаждался Шопеном, я позвонила на работу и предупредила дежурную сестру, что ты у меня отпросился домой на воскресенье, и заявление твое у меня есть, а я об этом только теперь вспомнила. Так что ты сейчас дома, и обязан вести себя так, как если бы перед тобой была твоя горячо любимая жена.
"Перед этой женщиной нет никаких трудностей! - с внутренним ликованием подумал Николай. - Совершенно сногсшибательная женщина! Выходит, на сегодня я свободен, совсем, совсем свободен! - Это открытие потрясло его. Первый раз за много лет он абсолютно свободен и никому неподотчетен! Он улыбнулся пришедшему на ум анекдоту про Ленина. Ему захотелось запеть прямо сейчас и вот здесь. Он снимал с себя всякую ответственность, вернее, она уже снята сама собой без его вмешательства. Как же возможно противиться этому счастливому случаю, освобождающему от всего-всего?!
- Чему ты так загадочно улыбаешься? - она тоже улыбнулась.
- Анекдот вспомнил.
- Ой, расскажи скорей, я страшно люблю анекдоты, надеюсь, он цензурный?
- Разумеется, я нецензурные забываю тут же, после прослушивания. Значит, так. Идет Владимир Ильич по улице и эдак лукаво, как только он один и умеет, улыбается, потирая руки: "Как пг'екг'асно все складывается: Наденьке сказал, что поехал к Аг'манд, Агнессе - что буду у Надюши, а сам в библиотеку и - г'аботать, г'аботать, г'аботать!"
- Ты на что намекаешь? Ни в какую библиотеку я тебя не отпущу. Я тебя на сегодня украла и укрыла. Сегодня ты только мой! И я могу делать с тобой, что пожелаю. Кто ты такой? Где твой паспорт? Ты самовольщик! Слушайся меня и всячески ублажай, иначе я сдам тебя милиции и заявлю, что ты вломился в мою квартиру, и, вместо того, чтобы спать с собственной женой, преследуешь и домогаешься меня. Тебя переведут из больничной палаты в тюремную. Будешь там лечиться и перевоспитываться. Ты будешь меня слушаться?
- Уже слушаюсь и повинуюсь!
Она зажгла свечи и выключила свет. Они сидели на диване за журнальным столиком при свечах и ели какой-то сказочно-вкусный баночный паштет, и какую-то изумительную, кажется, "Молочную", или "Останкинскую" колбасу, закусыва-ли все эти вкусности маринованными помидорами, а запивали водкой "Пшеничной". Они слушали Моцарта, и говорили... говорили... И не было никогда в жизни Николая ничего подобного этой волшебной сказке...
- Ты расслабился? - тихо произнесла она, когда все было съедено и выпито.
- Пожалуй, - ответил он легкомысленно.
- Вот и прекрасно!
После всего этого великолепия, когда уже мысли Николая, не им и никем другим не управляемые, текли сами собой, в разные стороны, она мягко взяла его за руку и повела в ванную. Настроение его можно было охарактеризовать как ликующе-восторженное. Его восхищало здесь буквально все, что окружало.
- Раздевайся и постой под душем. Я посмотрю на тебя, - сказала она совсем просто.
И он так же просто, как она это сказала, разделся, совершенно не смущаясь, и встал под теплые струи воды, окончательно смывающие все его сомнения и робко вылезающие откуда-то хиленькие угрызения совести. Все было омыто и смыто. Николай выходил из ванны чистым, слегка хмельным и разудалым, а рядом стояла прекрасная женщина и открыто любовалась его совершенно молодым и упругим телом.
- Теперь я... - донеслось божественно-прекрасной музыкой до его ушей, когда он отдавал ей уже ненужное полотенце. - Но ты должен опуститься на колени и смотреть на меня во все глаза и с обожанием, я сейчас для тебя буду исполнять стриптиз, но, конечно же, любительский, так что за качество не ручаюсь.
Боясь, что эта нереальная реальность вдруг сейчас исчезнет, он с поспешностью рухнул на колени и впился своим восторженным взглядом в эту потрясающую воображение женщину, предлагающую ему насладиться волшебным зрелищем.
Совершенно неожиданно для Николая, она начала чуть слышно напевать: "Не уезжай, ты мой голубчик, мне будет грустно без тебя":
Под этот своеобразный аккомпанемент привычными движениями она освободилась от платья, в котором еще совсем недавно гуляла по парку, в задумчивости повернулась по сторонам, ища глазами место, куда можно было бы его бросить и, словно не найдя его, бросила ему на плечо.
"Дай на прощанье обещанье, что не забудешь ты меня":
Плавными движениями рук отстегнула и сняла бюстгальтер, постояла, как бы в нерешительности, и определила его туда же. Затем, с загадочной улыбкой глядя на совершенно обалдевшего Николая, медленно стала снимать колготки.
Николай был уже в полуобморочном состоянии, когда ему на плечи легли ее только что снятые колготки, а затем на голову - ее белые трусики.
..."Скажи-и ты мне, скажи-и ты мне, что любишь меня, что любишь меня!" - заклинал цыганский романс, наполнявший маленькую ванную.
Не смея шевельнуться, он стоял в оцепенении, ощущая щекой прикосновение не успевшей остыть ткани и с жадностью вдыхал смешанные запахи духов и ее тела, исходящие от белья, все то время, пока она плескалась под ласковым душем и напевала эти странные слова, не сводя с него искристых глаз.
- Я люблю вас, Майя! Кабы вы только знали, как я вас люблю! Я никогда так прежде не любил! Неужели вы не понимаете? - совершенно искренне и страстно прошептал он.
- Я это знаю и все понимаю! - оборвала она пение, - так и должно быть, ина-че ты не стоял бы сейчас вот так просто здесь, и я бы тебе не пела! - говорила она тихо и печально, с каким-то чувственным придыханием, и с задумчивой нежностью глядела на него, - знаешь, это удивительно, но тебе каким-то образом удалось до седин сохранить трогательную детскость и искренность души. Поверь мне, я видела много разных людей, и только очень немногим я могла бы сказать то же самое. Похоже, ты всегда веришь в то, о чем говоришь, а говоришь только то, что чувствуешь. Тебе не придется жалеть о том, что пришел ко мне: я это обещаю. Только ты ничего не бойся и не стесняйся: любовь оправдывает все, до самой последней капельки - иначе это не любовь! Ты должен полностью положиться на меня и верить мне. Я просто не могу обмануть твоих ожиданий. А теперь отнеси эту одежду в комнату и брось там, на диване, я утром разберусь. Подожди меня в спальне, я сейчас к тебе приплыву на волнах твоей любви.
В состоянии сильнейшего транса он отнес одежду на указанное место, постоял минуту, в абсолютном бессмыслии глядя на "Демона" и совершенно не понимая тайного смысла его молчаливого здесь висения, а затем, чуть покачиваясь, направился в ее спальню.
Он увидел только широченную кровать, у которой тут же и рухнул на колени, уронив голову на ничем не покрытый паркет. Он не ощущал сейчас ни себя, ни времени, в котором находится.
Она вошла бесшумно, подошла вплотную к нему и остановилась, с противоречивыми чувствами и мыслями глядя на его согбенную спину.
"Вот он, - думала она, смущенная застольной беседой, - измотанный страст-ным желанием раб, готовый исполнить все, что бы я ни пожелала. Он покорно ждет меня, изнемогая от нетерпения вобрать меня всю до капли. Он сейчас с восторгом и по-собачьи предано будет заглядывать мне в глаза, дрожащими губами будет ловить мои руки, жадно вдыхать все запахи, какие бы я сейчас ни источала... Господи, как легко поддаться искушению и проверить это! Какого удовольствия ты меня лишаешь, мой мальчик, сам того не ведая! Какой же ты еще ребенок! Стоп! - Она разом отмела от себя наплыв совершенно неуместной и никому не нужной сентиментальности. - Ведь ты, целуя меня, будешь мысленно каяться перед женой и бичевать себя за минутную слабость, а потом будешь проклинать меня и обвинять во всех грехах, оправдывая свою похотливость! Но почему, почему в таком случае я должна щадить твое чистоплюйство?! Почему я должна бежать от соблазна и лишать себя отвоеванных и принадлежащих мне по праву победителя ласк и сексуальных удовольствий? За тебя не скажу, а у меня только одна жизнь, и я ее живу, как хочу. Кому нужна, скажи на милость, твоя девственность? Разве ты пришел ко мне Шопена слушать? Кого, кроме твоей обветшалой жены, должно интересовать твое допотопное целомудрие?! Вот и проваливай к своей узаконенной! Вместе станете восторгаться твоей стойкостью против змеиискусительницы.
Ах, Ваше величество, Вас мучит "двусмысленность Вашего поведения?", "Под сомнением Ваша честь и совесть?". Ах, как исстрадалась столь высоко организованная и легко ранимая душа Вашего Высокопреосвященства! Какая она вся из себя высокодуховная! Ну, разумеется, муж жены Цезаря... и тому подобное, и тому подобное!.. Во всем виновата эта развратница, обманом и колдовством затащившая Вас под свое мерзкое одеяло! Только жена имеет на Вас все права, а нам остается "сидеть там, за печкою". Ах, какая досада! Ах, какая жалость! Да мы этого не перенесем! Да мы тотчас же умрем от отчаяния! Да на кого вы нас покидаете?! Ах, какой Вы весь из себя чистенький и святенький, ну просто плеваться хочется! Не извольте беспокоиться, Ваша Высокосветлость, ничто не может вас замарать: разве мыслимо доплюнуть нам до Солнца?
Ну, уж нет! Ты сейчас валяешься на полу, возле моей постели, не смея даже смять ее, так изволь делать, что я тебе велю! - она вновь обрела уверенность и жестокость, которой чуть было не лишилась, растроганная "Реквиемом" Моцарта, только что звучащим при свечах, и доверительными разговорами с этим мужчиной. Усилием воли она удержала пришедшее вдруг бешеное желание изо всех сил пнуть ногой эту бесформенную массу, распластавшуюся у ее кровати.Нет, эдак не годиться, - успокоила она сама себя, - зачем же так хулигански грубо? Я уже сегодня буду топтать тебя, но иначе, так, чтобы ты сам этого жаждал и умолял меня об этом. Не-ет, конечно же, как и обещала, я не сделаю ничего, что было бы тебе неприятным, мой верный раб. Ты получишь только то, ради чего полз ко мне!" - лицемерно пообещала она себе, сладострастно улыбаясь и живо пред-ставляя, с каким неописуемым восторгом примет он, совершенно убаюканный ее словами о любви и доверии, все ему уготованное его повелительницей. И уже через полчаса, распаленный до предела пределов давно не удовлетворенным желанием, перенасыщенный любовью к божественно прекрасной и ужасной женщине-деспоту, возлежащей на высоких белоснежных подушках в красном пеньюаре и благоухающей дорогими французскими духами, будет метаться он по постели и, изнемогая от неземной страсти, будет бесконечно долго и униженно умолять ее.
А она бесконечно долго и величественно будет отпихивать его ногами и руками и с методичностью метронома, с наслаждением и до устали хлестать его по щекам по-очередно: то правой, то левой рукой, и в такой же очередности подносить к его губам эти руки, с плотоядной улыбкой повторяя: "Целуй... еще целуй... теперь эту! Не так, ты целуешь небрежно, а нужно медленно, с чувством! Не стесняйся... лизни руку... вот так... и ножки: возьми пальчики в рот, пососи их: я научу тебя этому... ласкай меня..." А затем, когда почувствует, что он начинает иссякать, как будто вняв, наконец, его страстным мольбам и, точно, сжалившись над ним, она милостиво позволит ему делать все-все-все там, в ее глубинах, в ее таинственных недрах... языком. И потом, минутами позже, удовлетворив таким образом ее желание и оставаясь неудовлетворенным, стоя, как она ему велит, в ванне перед нею на коленях и обхватив ее стройные ноги, жадными устами в безумном экстазе будет ловить он соленые ароматные струи янтарного ручейка, с резвым журчанием вытекающего из потаенного родничка, обрамленного темными вьющимися кудряшками. А она, словно Гея, щедро разливающая из рога изобилия все блага мира, величавая и недосягаемая, широко расставив ноги и грациозно водя бедрами из стороны в сторону, с торжествующей улыбкой и сияющими от счастья глазами будет направлять бесконечную струю ему на лицо, грудь и плечи.
И в таком же демоническом экстазе шептать заклинание: "Пей меня, пей всю до капли, я бесконечна... и я вся твоя... напейся и насладись мною... Ты на вершине блаженства! Ты упиваешься мною, только мною. Я отдаюсь тебе вся до последней капли! Пей же меня всю... всю! Только это и есть обладание мной! Видишь, только я могу дать тебе настоящее наслаждение и счастье, блаженство блаженств?! Только я, твоя повелительница и госпожа, отныне и навсегда, и никто другой! Твоя жизнь принадлежит мне! Я - твоя царица Астис!".
А потом, отравленный приторным ядом, до тла сожженный ее изощренными пытками, повалится он без чувств и будет долго-долго лежать у ее ног, не в силах вернуться в себя из трансцендентного небытия, где только что пребывал.
И это будет вот сейчас, и начнется сию же минуту, потому, что так хочет она...
- Ну, вот и я! Ты меня с нетерпением ждешь? - кокетливо молвила она, обнаруживая, наконец, свое присутствие.